За тридевять земель

Часы ожидания сменили свой счет на дни, и Тосаки не понимал, отчего струна, натянутая в груди до звона, не лопается. Бездействие — страшнейшее из испытаний, потому он искал для себя любое дело, а когда не мог уже заниматься абсолютно ничем, уезжал домой, ложился и обманывал себя, будто спит. Сато не выходил на связь. Не выкладывал в сеть провокационные ролики, не жаловался на антигуманное содержание в островной тюрьме, не хвастался успешным побегом. Не выдвигал условий. И чем дольше он соблюдал режим молчания, тем крепче Тосаки наматывал собственные нервы на кулак. Чего он потребует: снова отдать ему Японию, вместе с территориями отдать население, отдать мир? Он может потребовать чего угодно, но никакое ответное действие, даже безоговорочное согласие на самые дикие требования его не удовлетворит. Он живет ради интереса, ради веселья, ради адреналина в крови, которого ему, очевидно, нужна тысячекратная доза. Хотя после четырех лет тюремного заключения аппетиты его наверняка возросли. Игра начнется на новом уровне. Сам Тосаки в компьютерные игры не играл, но наблюдал иногда, как играет, ожидая, когда он закончит работу или что-то додумает, Шимомура. Видел, как она закусывает губу от очередной неудачи и как резко распахиваются её глаза, когда после многократных попыток удается заставить серого кролика собрать всю капусту с поля и остаться невредимым. Может, Сато выбрал новое поле для новой игры? Япония — небольшая страна, и она ему успела наскучить. Американские спецслужбы — соперники посерьезнее. Но Сато не умеет действовать тихо, доказательства его веселья гремели бы уже на весь мир, и их невозможно было бы скрыть, но мировые новости хранили молчание, все террористические акты брали на себя террористические организации, а получеловек Сато всё молчал и молчал. Может, он отправился в Африку, в Россию, в Китай? Выбрал для себя старушку Европу. Восточную, чтобы сильнее был эффект неожиданности. Тосаки сел, растер ладонями лицо. Включил ноутбук по пути в ванную. Умылся холодной водой, переключил на самую крайнюю позицию, сунул голову под ледяную струю и стоял так с минуту, охлаждая мозги. Потом сварил кофе, нашел на столе очки, открыл новостную вкладку. Тихо. Ничего достойного внимания, ничего намекающего на вмешательство адреналинового наркомана. Он открыл сайт прогноза погоды, ввел страну и город, узнал, что идут затяжные дожди и не прекратятся в ближайшую неделю. Открыл сайт города, выбрал английский вариант, продрался сквозь дебри названий новооткрытых заведений и выгодных предложений от респектабельных, нашел рядовую кофейню в центре, почитал меню. Почему в электронных меню ничего не пишут о сотрудниках, будто никому это неинтересно? Совершенно чудовищное упущение. Кофе оказался недостаточно крепким, но пить второй Тосаки уже не стал, время поджимало. На стук из соседней квартиры высунулась лохматая голова, и Тосаки поморщился, когда Накано вытер кулаком слюну из уголка рта. — А? Уже пора куда-то? — В это время ты уже должен встать. Тосаки заглянул в квартиру, когда Накано шагнул назад, и поморщился снова. При Шимомуре тут было много места и чисто не из-за регулярных уборок, а потому, что практически не было вещей, теперь же тумбочки, стол, кресло и даже пол устилал ровный слой всяческого барахла: от носков до строительных инструментов. Непонятно, когда он успел это всё натаскать. — В министерство едем? Накано прыгал на одной ноге, не попадая в штанину, потом сел, всунул ногу, как надо, но оказалось, что держал штаны задом наперед. Он выругался под нос и надел правильно. — Едем, куда нужно, — ответил Тосаки. Он так и стоял у двери, потом прошел через комнату, открыл балкон. — Холодно ж, — проворчал Накано. — Ничего, от этого не умрешь. Ни от чего не умрет, но дышать затхлым воздухом неполезно ни людям, ни полулюдям. У Шимомуры всегда было прохладно. Вероятно потому, что она в любое время года бегала на балкон курить. Туман висел над Токио, но едва они выехали за город, стало ясно, как будто протерли запотевшее зеркало в ванной. Накано зевал за рулем, Тосаки пожалел, что не принес ему кофе или не купил по дороге. За исключением способности воскрешаться, полулюди подвержены тем же слабостям и запросто могут уснуть за рулем. Однако вел Накано уверенно. Тосаки косился на него иногда, но в итоге пришел к выводу, что парнишка способен управлять машиной даже в состоянии полусна, и действительно, тот ехал с полуприкрытыми веками минут пятнадцать, а потом протянул возмущенно: — Надо было сначала позавтракать. Я завтракаю всегда, а теперь когда можно будет? По дороге ни единой закусочной. Мы куда едем вообще, нас там покормят? Непременно, подумал Тосаки отстраненно, с питанием там проблем нет, а меню отличается разнообразием, но чтобы попасть туда на полный пансион, надо стать сообщником одной общеизвестной личности, а ты, мальчик, оказался по другую сторону от неё. Он порылся в бардачке, сдвигая на край откуда-то взявшиеся там бумажные карты, автожурналы и пластиковые вилки, и извлек плитку темного шоколада. — Ешь, — сказал он, протянув находку водителю, — и будь добр, помолчи. Мне надо подумать. Накано вгрызся в шоколадку, как неделю не евший, и мигом испачкался весь. Робко спросил через минуту, памятуя, что просили заткнуться, но вопрос был действительно важным: — А попить нету? Тосаки отвернулся к мелькающим за окном соснам, закатил глаза. Тюремная роба Танаке шла, хоть это была, по большому счету, и не роба, просто широкие синие штаны и такая же куртка из плотной ткани с жесткими манжетами. Он был похож в ней на фермера или кого-то вроде, на рабочего завода, может быть, но никак не на убийцу, террориста, правую руку страшнейшего преступника в истории Японии. Они прогуливались бок о бок мимо клумб с чайными розами и декоративными маргаритками, Тосаки скинул пальто и повесил на локоть, за время пути сюда успело распогодиться, осеннее солнце жарило вовсю. Танака молчал, Тосаки косился на его профиль — перед глазами мгновенно всплывало это лицо с завязанными глазами и выведенным на бинтах номером 002 — и выжидал. — Как поживаешь? — спросил он, когда они зашли за третий круг по дорожке, огибающей скамейки и подстриженные кусты. Танака задрал брови, дернул плечами. — Лучше, чем за последние черт знает сколько лет. Тосаки понимающе покивал, действительно неплохо, когда на тебе не ставят эксперименты и не используют в организации кровавых аттракционов. Согласно приговору Танака, как и прочие члены террористической группировки Сато, отбывал наказание в одной из тюрем в некотором отдалении от Токио. Права полулюдей признали, но совершенные ими преступления остались. За содействие армии и властям приговор был смягчен, условия содержания назначены более чем гуманные, по сути, единственным наказанием было ограничение свободы передвижения. Остальные преступники даже периодически встречались с семьей. Танака, как было известно Тосаки, ни с кем не встречался и не подавал запросов на разрешения о свиданиях, как и никто не обращался с просьбами увидеться с ним. Лицо всё стояло перед глазами: орошенная потом верхняя губа, распахнутый в крике рот, сведенная судорогой челюсть. Муки совести здесь не причем, напомнил он себе, тронув узел галстука, тогда были другие заботы, это было оправдано, ответственность за другого человека, получеловека, оправдывала. Хоть, по большому счету, и пожелай он тогда что-то сделать — ничего бы не удалось. Мучаемого, сжалившись, можно убить. Как облегчить страдания того, кто умереть не может? Основанный на сотнях экспериментов вывод, что множественные смерти притупляют болевые ощущения, прозвучал музыкой, хотя Тосаки было в те времена не до гуманистических терзаний на самом деле. Танака всё молчал, смотрел под ноги. Он не умирал уже больше четырех лет, помнил Тосаки, восстанавливается ли чувствительность в период долгого отсутствия прецедентов воскрешения? Возможно у ЦРУ есть подобные сведения, но с японцами ими никто не делился, во всяком случае с министром Тосаки, так что он мог только гадать. — Не устал, — спросил Тосаки, — здесь? Танака снова повел плечом, будто согнал умостившегося воробья, ответил коротко: — Заслужил. Условия хорошие. — У Сато хуже, — подтвердил Тосаки и впился глазами в его лицо. По лицу Танаки прошла волна не то страха, не то отвращения, не то чего-то, чему не было определения, пограничное между паникой и яростью. Он ничего не сказал, но наклонил голову ещё ниже, острый подбородок почти спрятался под воротником. — У Сато собственная тюрьма, — продолжал Тосаки, следя за его лицом, на которое легла тень от свесившихся волос, — неплохое достижение, правда? — Он, наверное, доволен, — выдавил Танака, как через застрявшего в горле ежа. — Вероятно, — согласился Тосаки и замедлил шаг. Танака замедлился тоже, повернул к нему голову, ища причину заминки, и Тосаки поэтому прекрасно увидел, как распахнулись его глаза, точно два бездонных люка в пустоту, когда тот услышал: — Был доволен, пока не сбежал. Танака остановился и смотрел на него, как на демона. — Он сбежал четыре дня назад. Как считаешь, он заглянет к тебе повидаться, всё-таки вы друзья? У Танаки взмок лоб, капля побежала вдоль носа, сорвалась с кончика, и тогда Тосаки сказал: — По этому поводу я предлагаю тебе выгодное сотрудничество, Танака. Согласен? Танака поднял голову, задрал подбородок. Сглотнул. За весь обратный путь в Токио Накано не проронил ни слова, только сжимал руль до белизны на костяшках и наклонялся всё ниже, будто намеревался атаковать. Тосаки не трогал его, снова смотрел в окно. Раз отвлекся, чтобы опять порыться в бардачке, но другой шоколадки не нашел, а слова о завтраке как назло то и дело всплывали в голове. Кажется, он и не ужинал. Шимомура уже разобралась бы с этим вопросом, но Накано на такие мелочи, как питание шефа, внимания не обращал. Мысли, уже тысячу раз передуманные и перекрученные, кое-как заглушали возмущение пустого желудка, и Тосаки предпочел погрузиться в них ещё глубже. Поймать Сато реально, это доказано и уже однажды свершилось. Беда состояла в том, что ресурсов четыре года назад было гораздо меньше, а с применением новых разработок непростительно затянули, и побег Сато — закономерный результат этот халатной нерешительности. Просто никто не взял на себя ответственность тронуть хотя бы пальцем бомбу, готовую взорваться в любой момент, наивно верили, что если не трогать — она так и будет лежать, а со временем и вовсе выйдет из строя. Тосаки знал, что неизбежное произойдет с самого момента заключения Сато под стражу. Все участники тех событий прекрасно это осознавали. Достаточно было увидеть его в деле однажды, чтобы понять — остановить его способна лишь смерть, которая, по иронии судьбы, как раз и умыла руки. Тосаки понял, что постукивает по колену, только когда Накано обернулся к нему в третий раз, сунул руку во внутренний карман, достал коробку и вытряхнул пару мятных таблеток на ладонь. Прислушался к себе, прижав таблетку языком к небу, рот наполнялся мятной слюной. Не испытывать явного страха было приятно. Нервное возбуждение, мучавшее и заставлявшее пальцы неконтролируемо подергиваться, было чем-то совершенно иным, не столь оглушающим, как те чувства, четыре года назад, которые он сдерживал нечеловеческими усилиями, вдавливая ногти в ладони. Теперь происходящее больше походило на разгадывание шифра наперегонки, когда на руках уже есть все коды и символы, за исключением всего одного — уверенности, что они правильные. Недоставало важного элемента, без которого вся выдуманная конструкция шаталась и грозилась развалиться до основания — знания, что Сато тоже участвует в этой игре. Он не подавал знака, и оставалось только надеяться, что игровым полем всё же будет проверенная Япония. Накано остановил машину у министерства, но продолжал сидеть, как приклеенный руками к рулю. — В чем дело? — спросил Тосаки, отстегивая ремень безопасности. — Сато сбежал? — спросил Накано тяжелым голосом. И как догадался, неужели не просто нитка между ушей натянута, но и зародилось, наконец-таки, серое вещество? — Не просто ж так вы к Танаке ездили. Сбежал, да? И чего ему надо теперь? Хороший вопрос, с усмешкой подумал Тосаки, в точку прямо. Посмотрел на мальчика, тот так и сидел, глядя вперед, как каменный. Этого не хватало. Решимости мальчишке не занимать, и по уму следовало бы отослать его ещё в день известия о побеге, но теперь момент упущен, безопаснее держать его рядом. — Я работаю над этим вопросом, — сказал Тосаки, открыл дверцу, но не успел выйти, когда Накано сказал: — И вас он убьет. Он всех убивает. Тварь. Прежде чем выйти, Тосаки коснулся его напряженного плеча, Накано вскинул голову, глаза у него были огромные. — Не паникуй заранее, и веди себя тихо. Это важно. А кому он будет трепать, думал Тосаки, поднимаясь к своему кабинету, с кем он теперь общается? Были у него, конечно, раньше друзья, он мальчишка общительный, но то, что правительство признало права полулюдей, вовсе не означает, что люди признали их так же безоговорочно. Многие по-прежнему боялись и избегали их, немудрено бояться того, кто неспособен умереть и тем самым лишен страшнейшего из человеческих страхов. Нагаи Кей ему точно не друг. Хорошо, что появилось хотя бы дело. Сейчас опять, наверное, начнет ковыряться с машиной в гараже. Как Шимомура, Накано никогда неотлучно с Тосаки не находился, и верно, он не телохранитель, а просто личный водитель министра. Если министр никуда не едет — водитель свободен. Секретарша в приемной кивнула на дверь кабинета. — Господин Сокабэ ждет вас уже больше часа. Тосаки поправил очки. Надо это перетерпеть. Если ждет, значит, пришел с очередной гадостью, которую не терпится вывалить. Стоя на пороге своего кабинета, министр Тосаки Юи понял, что беглый преступник Сато вступил в игру. Он оставил ему послание не более часа назад, хотя замминистра Сокабэ ухитрился узнать об этом первым. Тосаки смотрел на него и думал, что не позавтракать было большой удачей. Изуми проснулась за час до звонка будильника с бешено колотящимся сердцем и сухостью во рту. Призрак стоял над ней, уши наполнял характерный треск черных частиц. — В чем дело, Куро-чан? — спросила она. — Что произошло? Призрак покачал головой и растворился. Изуми села, свесила ноги с постели, прижала ступни к холодному полу. Кошмар? Это случалось иногда, очень редко, из-за кошмаров, когда сознание, видимо, путало сон с реальностью и подавало сигнал защищаться. Или защищать. Она дошла до стола, скрутила пробку с бутылки с чаем и жадно пила, пока хватало дыхания, после вытерла рот и вернулась назад, залезла с ногами, натянула на себя одеяло. Просто кошмар? Или предчувствие? Интуиция? Что-то с Тосаки. Она сдернула телефон с прикроватной тумбочки, зарядка с жалобным скрипом выдернулась из разъема. Новостные каналы вещали о ерунде и молчали о министре Тосаки. Лежать сил не было. Наскоро умывшись, Изуми выскочила на улицу и шла наугад, пока не уперлась в фонтан. Было почти безлюдно, светились вывески, где-то в конце площади в лавке горел свет, слишком раннее утро. Изуми глянула на часы — в Токио почти полдень, здесь ещё только светало, ещё не погасили фонари. Она проверила новости снова и снова ничего не нашла. Тогда зачерпнула воды из чаши фонтана и плеснула себе в лицо. Это был просто кошмар, страшный сон, который она даже не помнит. А всё остальное… Просто тоска по нему. Разобравшись в каком направлении забрела, Изуми вернулась назад к кофейне, ответила на изумленный взгляд только вставшей Богданы, что выходила прогуляться перед работой, поднялась к себе. Только через полчаса, окончательно придя в себя и уже повязав фартук поверх любимых стареньких брюк, Шимомура Изуми снова проверила новости и узнала, что в кабинете министра здравоохранения Тосаки был зверки убит замминистра Сокабэ. Ведется расследование. Накано Ко дулся, молчал и постоянно смотрел в бинокль. — Близко уже, — сказал он, оторвавшись от окуляров в очередной раз. Знаю, подумал Тосаки. Всё уже близко: и Сато, и финал гонки, и, возможно, смерть. Ха, как интересно, в какой момент полулюди из меньшинства в его окружении превратились в абсолютное большинство? Всегда приятно иметь что-то, чего нет у других, если только это не способность умирания. Не то чтобы это очень волновало его сейчас. Он сам не заметил, когда перестало волновать. Четыре года назад и несколько лет до этого он не мог позволить себе роскоши не бояться. Умри он — Аки осталась бы беспомощной, никому совершенно не нужной, её тут же перевели бы в жуткую палату какой-нибудь жуткой больницы на окраине, где она умерла бы от бесплатных лекарств и отсутствия аппаратуры. Ровно четыре года назад умирать нельзя было из-за Шимомуры, Сокабэ тут же воспользовался бы информацией о ней, и самым надежным способом защититься было жить и делать непроницаемое лицо. Теперь, когда одна из них умерла, а другая в безопасности — можно разрешить себе что угодно, например, усталость и безразличие. Пусть так, пусть горят такие мальчики, как Накано Ко, а думают такие, как Нагаи Кей, а он, Тосаки Юи, может завершить свою последнюю операцию и отправиться на покой. Быть может, вечный. — Вошли, — сказал Накано над ухом, Тосаки сузил глаза. — Молчи. Не стоило брать его сюда, но памятуя, что мальчишка способен на дурные необдуманные действия, разумнее было держать его при себе и быть уверенным, что он не выскочит в ненужный момент из ненужного места. — Он убьет его, — зашептал Накано. — Сато. Он всех убивает. Тосаки коротко оглянулся на него и обругал себя. Надо было вырубить его и закрыть где-нибудь, но что уж теперь. Годы прошли, а мальчишка так и не оправился до конца от смерти Хирасавы и его ребят. Они были ближе, чем думалось. Неудивительно, что он теперь так тоскует. — Закрой уже рот, — прошипел Тосаки и схватил его за плечо, стиснул пальцы, как клещи. Они сидели в задней комнате старого банка, за дверью переоборудованного хранилища. Разумнее было бы вообще держаться отсюда подальше и отдать всю операцию под ответственность военных, но Тосаки не мог позволить себе выпустить из рук контроль над своим самым последним и самым важным делом. Грянул взрыв. Их подбросило и опустило обратно, как пустую пластиковую тару в багажнике наскочившей на кочку машины. Какого черта они взорвали дверь, когда Танака должен был достать ключ из условного места? Тосаки нашел на полу наушники, нацепил их, молясь, чтобы техника выбыла из строя не вся или хотя бы работала резервная. Накано рядом уже крутил ручки пульта. Сквозь шум, то ли в хранилище, то ли в голове, раздался знакомый смех. — Ты скучал по этому, Танака? Я — да. Ради этого стоило ждать четыре года. Тосаки увидел, будто сквозь стену, как Сато разворачивает плечи, вдыхает полной грудью не успевшую осесть пыль и улыбается жуткой своей, сумасшедшей улыбкой. Танака молчал, потом чихнул и закашлялся. — Надо торопиться, — сказал он почти что нервно. — А то что? — весело спросил Сато. — Выскочит министр Тосаки и съест нас? У Тосаки закаменела спина. Он стащил один наушник, обернулся к командиру подразделения, тот сидел у двери, держа руку у плеча, готовый подать сигнал. Остальные цепочкой выстроились за ним. — Тосаки? — переспросил Танака неуверенно. Сато довольно рассмеялся. — Что, на сцене новый герой? Не он вытащил тебя сюда? — Я не понимаю, — сказал Танака. Тосаки нацепил наушник назад, коротко обернулся, на месте ли Накано, тот сидел рядом, белый, как стена, а огромные его глаза бегали, будто он не слушал диалог за стеной, а наблюдал за ним на экране. — Тана-а-ака, будь честным со мной. — Он приезжал, — в наушниках отчетливо было слышно, как шумно Танака сглотнул. — Ко мне. В тюрьму, я же рассказывал. Предложил сотрудничать. Последний эксперимент. — Оружие, которое расщепит НЧМ, — довольно проговорил Сато, повторяя уже слышанное. — Совместная американо-японская разработка. Как думаешь, оно и правда существует, Танака? — Я… Я не знаю. Наверное, да. Иначе зачем бы им так рисковать? С вами… — Верно, Танака. Со мной рисковать не стоит. Поэтому здесь ничего нет. Но надо, надо проверить, да, Танака? Дверь в заднюю комнату вышибло, точно ударом ноги великана и она ударилась о противоположную стену. Военные были уже на ногах. Тосаки сдавило ребра. В первую секунду он решил, что его схватил призрак Сато, но в следующую понял, что это Накано запихнул его в угол между уцелевшим куском стены и собой. Пыль залепила очки, Тосаки сорвал их и мигом вытер о рубашку, на линзах остались серые разводы, он выругался, отпихнул Накано и вскочил на ноги. — Где Сато? — Ушел, — ответил командир подразделения и указал направление рукой — вниз. В центре пустого хранилища, между двух развороченных стен лежал Танака в луже собственной крови и вываленных кишок. Черная пыль склубилась над его животом, он захрипел и сел, прижимая к животу руку. — Он не поверил мне, — сказал он. — Я старался. — Ты всё сделал, как надо, — бросил Тосаки на ходу. — Оставайся здесь. Пистолет с транквилизатором оттягивал руку. В коридоре было пусто. У лифтов было пусто тоже. Конечно, Сато ими не воспользовался, он не дурак. Один лестничный пролет был обрушен, Тосаки выругался вслух, вломился плечом в боковую дверь, к черной лестнице. В подвале лампочки едва мигали под потолком. В одном из боковых коридоров Тосаки заметил человека в форме, тот указал направление хода Сато. За поворотом грохнуло, Тосаки не устоял бы на ногах, не подхвати его Накано сзади. — Быстрее! — крикнул Накано. — Он же раньше успеет! Тосаки выкрикнул: стой! Рванул за ним, держа оружие наизготовку. Тяжелой металлической двери в подземное хранилище не было. Сато обернулся, весь в пыли и крови. — Давно не виделись, господин Тосаки. Как поживаете? Тосаки поднял пистолет, спросил у Накано: — Где призрак? — Под потолком. — Следи за ним. Сато наклонил голову к плечу, кепка — где он только добыл её, точь-в-точь как старая — съехала на ухо. — Здорово, что вы не бездельничали, пока я отдыхал у океана, — сказал он. — Новое оружие — это всегда весело. Спасибо за квест, думаю, я заслужил артефакт, одолев босса. — Призрак исчез, — тихо сказал Накано. Сато повернул ручку хранилища, она поддалась, и Тосаки подумал, что это чудовищное упущение, когда Сато уже открыл дверь. Он обернулся, едва взглянув в тесное пространство за ней. — Неумно с вашей стороны, Тосаки, такой просчет. Плечо обожгло, Тосаки отшвырнуло в другой конец короткого коридора, и он смотрел, переполненными изумления глазами, как черный призрак Накано Ко подался вбок от упавшей на пол отсеченной руки Сато, а после выпростал когтистую лапу и втолкнул Сато за дверь. Та щелкнула и зашипела сердитой змеей. — Раз, два, три, — раздался рядом знакомый голос. — Крепкий здоровый сон — залог здоровья получеловека. Сладких снов, Сато. Нагаи Кей вышел из-за угла, присел около Тосаки. — Ты, — сказал он, обращаясь к Накано, — тормоз. Тосаки задело. Накано трясло. Он сел, обхватив себя руками. Хранилище тут же наводнили военные. Тосаки смотрел перед собой, и в помутившейся от шока голове настойчиво раздавались только два вопроса: что делает здесь разработчик плана по новой поимке Сато, который утверждал, что не приблизится к месту операции, пока не удостоверится, что Сато попался, уснул под воздействием распыленного транквилизатора и заключен в криокапсулу, и какого черта этот придурок Накано скрывал своего призрака? Или не было его раньше? Он спросил об этом прямо, когда студент медицинского университета Нагаи Кей перевязывал его плечо, сидя в военном грузовике. Пуля удачно прошла вскользь, всего лишь обожгла. — Так не знаю, — ответил Накано, почесывая в затылке и тараща невероятные свои глазища. — Я решил просто, что он никого больше не убьет, что я не дам никого больше убить. Нагаи Кей закатил глаза и обозвал его придурком. — А он теперь точно не выберется? — спросил Накано, сев рядом. — Ни в коем случае, — ответил Тосаки, здоровой рукой стянул очки. — Я ухожу в отставку. Новости пестрили последним политическим известием: министр здравоохранения Тосаки Юи досрочно покинул свой пост. Связано ли это с убийством его заместителя? Без комментариев. Изуми отложила телефон, села на кровати, обхватив колени. Как это понимать? Начинается что-то страшное? Сато сбежал? Об этом не писали, но что ещё могло заставить Тосаки так срочно действовать. Не усталость же. С какой целью он складывает с себя полномочия? С одной стороны, это развязывает ему руки, но с другой — лишает ресурсов. Иными словами, он совершенно сошел с ума. Она внеурочно проверила почту, не дожидаясь вечера, но там по-прежнему не было иных писем, кроме поздравительных. Сумасшествие, подумала она снова. Затевать какие-то масштабные вещи, не имея под рукой надежного человека, готового броситься грудью, чтобы прикрыть его грудь. Решение было принято быстро: она возвращается. Он может хоть весь рот иссушить себе воплями, когда увидит её на пороге, и морщиться может, пока не треснут очки. Если она свободна и ничего ему не должна, то и плевать на его просьбы у неё есть полное право. Оставив себе день на улаживание вопросов с Богданой, разработку маршрута до Токио и покупку билетов, утром Изуми вышла в зал, на ходу завязывая фартук. Она припозднилась, изучая расписания рейсов, и в зале уже кто-то был, сидел за дальним столиком у окна. Изуми подхватила со стойки меню, проверила в кармане фартука блокнот и ручку, и думала по пути, что этот злосчастный фартук всё-таки путается в ногах, и надо его подтянуть, а потому прежде услышала, чем увидела главное событие последних четырех лет своей жизни. — Я когда-нибудь дождусь, чтобы ты принесла мне кофе, а не я тебе, Шимомура? Она положила меню на стол, села напротив строгого даже в этот ранний час и после долгого перелета клиента, сложила руки на стол и устроила на них голову. — И вам доброе утро, господин Тосаки.