***
Музыка сменяется на жужжание, монотонное жужжание, вместо слов — тихие стоны, вместо лиц — яркие вспышки, вместо родной квартиры — полутемная комната, огромная кровать, длинный дубовый стол, на котором в форме звезды лежит обнаженный юноша с кляпом во рту и завязанными глазами, его руки связаны веревками, его ноги широко разведены и также привязаны. Парень мычит, дергает запястьями, сжимает их в кулаки каждый раз, когда в тугое колечко мышц грубо толкается искусственный фаллоимитатор, закрепленный на насадку секс-машины. Прибор жужжит, увеличивает скорость проникновения, и искусственный член раз за разом проникает в растянутое отверстие глубже, сильнее, жестче. Парень мычит, извивается, стонет, его собственный член, обвитый эрекционным кольцом, набух, сочится и при каждом толчке причиняет боль. Парень всхлипывает, скулит, надрывно дышит, не чувствуя, что в комнате кроме него есть еще кто-то. И этот кто-то наблюдает, смотрит, наслаждается, почти не дышит, оглаживая свой собственный член и раз за разом надавливая кнопку на пульте, заставляя адскую машинку для секса грубо проникать в растерзанную дырочку. Там жарко, там узко, он пробовал, когда несколько часов назад втрахивал парня в этот самый стол, и он кричал, извивался под ним, пока не кончил и не забылся. А сейчас он испытывает на нем свою игрушку и сам готов кончить от такого зрелища. Темноволосый мужчина медленно обходит стонущего парня, вынимая из штанов свой член, а затем подходит ближе и нежно касается его щеки, парень вздрагивает, мычит, и мужчина переключает скорость, искусственный член входит почти до конца, и в этот момент он выдергивает изо рта парня кляп, заменяя его своим членом, опираясь на столешницу руками, входит резко, толкается глубже, заставляя парня принимать его целиком, бьет по щекам, шипит. — Соси, соси давай, вот так, умница, давай. Толкается глубже, заставляя принять целиком, и Антон давится, стучит кулаками по столу, задыхается, непроизвольно глотая чужую сперму. С очередным толчком кончает сам, рвано выплескивая белесое семя на живот. Всхлипывает, тяжело дышит, хватает ртом воздух, дрожит, не в силах расслабить тело. Сколько он уже здесь в этой проклятой комнате — несколько часов или несколько дней? Обрывки воспоминаний: бар, выпивка, кружится голова, голубые глаза напротив и теперь он здесь, кончает по принуждению, по велению своего мучителя. Губ касается легкий поцелуй, в нем столько нежности, что хочется плакать — неужели его целует один и тот же человек? Антон тянется за этим поцелуем, но он заканчивается, и в рот снова толкается кляп. Парень мычит, дергает головой, пытаясь сбросить повязку, пытаясь вытолкнуть языком кляп. Гулко хлопает дверь и наступает звенящая тишина. Он остается один, растерзанный, мокрый от спермы и пота, связанный по рукам и ногам, не в силах что-либо сделать.***
Разряд тока пронизывает насквозь, и высокий худощавый парень кричит, едва держится на ногах, но упасть не дают две цепи, к которым прикованы его руки, несколько проводов тянутся к его соскам, на которых надеты специальные прищепки. Тяжелые приспособления тянут, оттягивают кожу, причиняют жгучую боль, граничащую с наслаждением. Рядом стоящий мужчина жмет на кнопку, наблюдая, как вздрагивает худощавое тело, он подходит ближе, медленно проводит по небритой щеке парня почти ласково, и скулящий порноактер вздрагивает, словно от огня, дрожит, выгибается. Арсений обходит его со спины, хватая за волосы, заставляя парня поднять голову, заставляя подчиниться. Его пальцы скользят по оголенной спине к ягодицам, наотмашь бьют, оставляя красный след, и парень вздрагивает, шумно выдыхает носом. Чужие пальцы скользят ниже, нащупывают кольцо анальной пробки, выполненной в форме нескольких шаров. Его мальчик растянут, даже слишком хорошо, весь такой манящий, дрожащий, только его, его порнозвезда, светящая только для него. Играющая по его сценарию, его правилам. Стоящая в углу камера мигает красным значком, снимая все происходящее. Он потом все пересмотрит, а после сольет на один канал, ведь про его звездочку должны знать все. Какой он чувственный, какой горячий. Он долго наблюдал за ним со стороны, не пропуская ни один ролик с его участием, а после все же решился. Антон всхлипывает, когда анальная пробка медленно выходит из него, и на ее месте появляется нечто весомее, горячее. Он чувствует его в себе полностью, скулит, когда партнер подхватывает его под бедра, насаживая себе на член, резко, на всю длину, трахает долго, грубо, страстно, до судорожных хрипов. Когда чужая рука обвивается вокруг его шеи, перекрывая кислород, когда разряд тока пронзает насквозь, когда тело дрожит от боли, он кончает сам, рваными толчками выплескивая семя, а затем обмякает, кажется, теряя сознание. Стоп, снято, гаснет свет. Невесомые поцелуи кажутся сном, и когда сухих губ касается горлышко бутылки с водой это тоже, вероятно, сон. Но он пьет жадно, задыхаясь и давясь, словно в последний раз, всхлипывает, когда чужие ладони касаются его живота, бедер, груди, Антон обессилено стонет, когда прикосновения исчезают и вновь наступает тишина, разрывающая сознание в клочья. Арсений ушел, чтобы через несколько часов прийти снова. Он что-то шептал про романтическое свидание, когда распинал худощавое тело на широком столе, когда проталкивал в рот кляп. Вокруг горели свечи, и в их отблеске глаза темноволосого мужчины казались дьявольскими. Арсений жадно целует, ласкает, но все это обманчиво, неправда, ложь. В растянутый вход толкается анальный вибратор, а после мужчина в темной рубахе, с закатанными до локтя рукавами, берет в руки одну из свечей. — Ты похож на одну из этих свечей, ты знаешь? Так же зажигаешься, пылаешь в моих руках, но сгореть я тебе не дам, — мужчина говорил тихо, нежно вороша волосы на голове худощавого парня, который не отрывал глаз от рук мужчины и, кажется, уже понял, что произойдет. Арсений улыбнулся, а затем поднял свечу и перевернул ее над обнаженным подрагивающим телом. По темной комнате эхом прокатился крик боли, когда горячий воск соприкоснулся с кожей, и тело выгнулось дугой, а длинные пальцы до боли впились в ладони. Арсений, тяжело дыша, перевернул свечу вновь над бедрами, впалому животу, безволосой груди, наблюдая, как капли воска впиваются в нежную кожу, как кричит, извивается парень, срывая голос, как во время секундной передышки скулит, как по щекам катятся слезы, а по подбородку слюна. Он берет его грубо, до синяков сжимая бедра, толкается жёстче, переворачивая очередную свечу, надрачивает его член, стонет сам, толкаясь глубже, наслаждаясь криками боли, вперемешку со стонами наслаждения, доводит до грани, до пика, до судорог. Антон уже не кричит, он воет, выгибается, кончая рваными толчками, задыхается, и Арсений, срывая с него кляп, впивается в сухие губы. — Ты мой хороший, самый лучший, самый. Парень обессилено прикрывает глаза, проваливаясь куда-то в пропасть. Ночью Антон не спит, вздрагивает от каждого шороха, ходит по комнате, передвигаясь по стеночке. Ноги с последнего раза все еще подгибаются, а тело ноет. На столе стоит еда, но парень к ней не притронулся, лишь выпил воды. После игры со свечами Антон, кажется, потерял сознание, и Арсений на руках отнес его в джакузи, наполненное до краев прохладной водой с лепестками роз. Сам опустил его туда, а после разделся и залез к нему в воду. Ему и вправду стало лучше от прохладной воды, от ароматного геля, который мужчина налил на мочалку и теперь нежно обтирал истерзанное тело, смывая пот, сперму и воск. Его движения были настолько нежны, что Антону на миг показалось, что все, что было до этого, — кошмарный сон, длинный кошмарный сон. Руки мужчины ласкали плечи, а губы шею. Парень выдохнул, откидывая голову назад на плечо мужчины, сидящего сзади, подчиняясь ему, потому что сопротивляться совершенно не было сил, как и думать, зачем он мучает его. Легкие поцелуи от уха до шеи, и губы, ласковые и нежные, накрывают его, сминая их в нежном поцелуе, на который отзывается истерзанное тело, словно забывая, что с ним делал мучитель. Антон устал, устал от боли, устал от веревок, сдирающих на запястьях кожу. Ему хочется ласки, безумной ласки, и мужчина ему дает, что он просит. Неужели можно забыть все, что он с ним делал? Вероятно, что невозможно, но вот бдительность усыпить… и парень отдается ему со всей страстью. Тихо стонет, когда мужчина берет его прямо в воде, и он откидывается назад, со стоном выдыхает, распахивая глаза. Зеркальный потолок в ванной комнате позволяет видеть все, и даже больше. Арсений тихо рычит, вбивается в молодое податливое тело, с каждым разом входит в него до конца, шепчет на ухо внезапные признания. — Посмотри, как ты прекрасен. Я схожу с ума, я уже сошел, когда только впервые увидел тебя. Антон скулит, забывая, кажется, обо всем на свете, отдает себя без остатка и в зеркальной поверхности извиваются два мужских тела. Помещение наполняют стоны, мокрые шлепки о ягодицы, а также плеск воды, которая вот-вот выйдет из берегов.***
Арсений не спит, он ходит по огромному дому, и ноги сами ведут к той комнате, где заперт его пленник. Сегодня он, кажется, поддался слабости, окончательно сходя с ума по юному, манящему телу порнозвезды. В желании обладать этим телом, он зашел слишком далеко, и отступать было поздно. Завладел телом, но, кажется, душа мальчишки ему не принадлежит. До этого дня Арсению Попову удавалось получить все, что он хотел, молодой бизнесмен брал все, не спросясь — будь то бизнес, деньги, тело порнозвезды, на деле оказавшимся мальчишкой, просящего ласки. Арсений никогда не знал, что может быть по-другому, в его деле не было места телячьим нежностям, был кнут и пряник, иногда эти составляющие чередовались, иногда применялся только кнут. Попов привык быть жестоким, властным, беспрекословным. Жажда власти была сильнее, это словно омут, который затягивает, и из него уже не выбраться.***
Мужчина стоит у двери, наматывая на руку длинный хлыст, выдыхает, перед тем, как войти, а затем входит, натыкаясь взглядом на отчаянье в зеленых глазах. Парень распят у стены, его длинные руки закованы в цепи, а тело дрожит. Арсений, тяжело дыша, обходит его со спины, проводит рукой по спине, по упругим ягодицам с бархатистой кожей, а затем отходит чуть назад и размахивается. В воздухе звонко щелкает, и на спину прилетает первый жгучий удар, от которого тело парня выгибается дугой. Следующий удар приходится на ягодицы, и они моментально краснеют, проявляя алые полосы. Парень вскрикивает, выгибается, скулит, и почему-то это больше не возбуждает позади стоящего мужчину. Он злится, хмурится, нанося еще несколько ударов, а затем отбрасывает хлыст в сторону и медленно обходит парня, появляясь перед его глазами, наполненными слезами. Вся ярость по отношению к этому парню улетучивается, все, что он хотел сказать ему, стоя за его спиной, — все исчезает, и он лишь ладонью стирает с его лица слезы. Происходит необъяснимое, да он и не ищет ответов на то, что происходит у него в голове. Он целует так нежно и страстно, что кружится голова, кусает шею, ключицы, на ходу отстегивая цепи, и стонущий дрожащий парень обвивает его шею руками. Арсений жадно вгрызается в тонкую кожу на ключицах, на животе, сжимает покрасневшие ягодицы и, разворачивая парня спиной к себе, целует их, и неконтролируемая ярость сменяется безумной страстью, безумным желанием обладать им всем — телом, разумом, душой. Это должно быть его всецело и до конца. Светловолосый парень под ним скулит, выгибается, местами кричит, но не от боли, а от страсти и желания. Двое мужчин кончают одновременно, и Антон обессилено оседает на пол. Кажется, это был самый лучший секс в его жизни, если секс с этим мучителем можно назвать лучшим. Арсений, тяжело дыша, уходит даже не соизволив запереть двери, и Антон еще несколько минут сидит на полу, ожидая чего угодно, но только не милостей от природы. Прошло минут сорок, но ничего не происходило, и парень, подобрав свою одежду, несмело переступил порог темницы. Так ведь не бывает, и сейчас его вернут обратно, обратно для удовлетворения своих потребностей. В доме такая тишина, что закладывает уши, и Антон не верит, что все это правда, а не обман, очередной обман. Арсений стоит посреди огромной кухни и сжимает в руке початую бутылку виски. Глоток, еще глоток, наконец он выдыхает, оборачивается, встречаясь глазами с парнем, который застыл в немом ступоре, не в силах сделать больше ни шагу. Арсений ставит бутылку на стол, а парень хватает со стола кухонный нож. — Не подходи! — голос срывается на крик, и Антон закусывает ребро ладони заглушая, рвущееся отчаянье. — Не подходи, слышишь? — Убьешь меня? Видимо, так будет лучше, так будет лучше всего забыть тебя, — мужчина делает шаг и прикрывает глаза — Ну же. — Иди на хрен, — парень дрожит, наводя острие на мужчину, причинившего его телу столько мучений. — Твое тело желает меня, откликается. — Ты псих, конченый псих, — шепчет Антон, не отрывая глаз от Арсения, который сделал еще один шаг в его сторону. — А ты — моя слабость, — произносит Попов, делает шаг, и Антон несильно бьет лезвием, разрывая материю рубашки в районе живота, но и этого хватает, чтобы белоснежная ткань тут же окрасилась в темный цвет, и кровь крупными каплями закапала на пол. — Твою мать, — шепчет мужчина и медленно оседает на пол, зажимая рукой кровавую рану. Нож падает рядом, со звоном ударяясь о кафельный пол, а затем гулко хлопает входная дверь, и наступает тишина. Антон не знает, где он находится. Позади лес, ограда, огромный дом и асфальтовая дорожка, по которой он сейчас стремительно бежит вперёд к своему спасению, к дороге, туда, где в дали гудит трасса. Тишина оглушает, и почему-то ему не кажется странным, что парень от него сбежал. Только немного обидно, а ещё очень больно, рана хоть и не глубокая, но крови много. Арсений выдыхает, окровавленной рукой тянется за кухонным полотенцем, и в этот момент входная дверь хлопает вновь. Их глаза пересекаются, и мужчина едва заметно ухмыляется, глазами наблюдая за передвижениями светловолосого парня, который стянул со стола полотенце и сунул его под воду, а затем присел рядом, прижимая его к месту, где текла кровь. — Вернулся, — хрипло шепчет Арсений и, прислоняясь затылком к стене, прикрывает глаза. Он слишком слаб, и дело даже не в его физическом состоянии. Он капитулировал, выбрасывая белый флаг. И если насилие — это признак бессилия, то нежность — не признак слабости. Но он слаб и повержен, пленник своих желаний…