И миру будет дана вечная жизнь. Том I. Брешь

      Адаар привел в порядок все свои дела, насколько это возможно. Отдал леди Тревельян завещание и письма, которые следует отправить в случае его смерти. Был ли в этом смысл? Ведь если он умрет, если исчезнет метка, единственное средство для закрытия разрывов и Бреши… сумеет ли тогда Инквизиция в принципе противостоять Старшему и предотвратить будущее, подобное тому, в котором он побывал? Маловероятно. Но все же так было спокойнее. Все зависящее от него он сделал.       Молебен прошел торжественно. Его вела мать Жизель, ей помогали местные священницы. Молились на открытом воздухе – в церкви всем не хватило бы места – у того самого алтаря, у которого Адаар проходил обряд осияния. Церковные стяги и флаги Инквизиции во множестве трепетали по ветру, повсюду горели «священные» огни. Сам Каарас в торжественном облачении Рыцаря просто стоял за спиной Вестницы Андрасте со сложенными в замок руками, склонив голову. В происходящее он даже не вслушивался. Он настраивался на «недозакрытие Бреши», будто на бой. Рядом молились Кассандра и сер Каллен, чуть дальше – остальные члены совета, кроме тайного канцлера. Будучи монахиней, Лелиана пела вместе с другими церковниками, как и канцлер Родерик. Непривычно было видеть ее в монашеской робе. Одеяние было желто-красным, по ферелденскому образцу – похоже, тайный канцлер желала и сейчас подчеркнуть свое происхождение. Остальные обитатели Убежища тоже были тут, кроме тех, кто не исповедовал андрастианство (или, как в случае Павуса и Крэма, исповедовал другую его версию). И хотя буквальная цель молебна – обращение к несуществующему Создателю и, если даже и к реальной, то давно умершей Андрасте – не имела никакого смысла, практический смысл у молебна был – сплотить и воодушевить членов ордена, подавляющее большинство которых все же были андрастианами.       После, видимо, обязательной части тихо ушли советница по вопросам магии и несколько храмовников – Первой Чародейке вместе с Павусом и Соласом требовалось подготовить все для «недозакрытия Бреши».       Гимн следовал за гимном, и, наконец, мать Жизель произнесла финальную речь, в которой были перечислены предыдущие заслуги Вестницы и которая закончилась словами: «Ныне Вестница Андрасте с нашей посильной и искренней помощью вновь противостоит чудовищному злу, разорвавшему небо! Да будет исполнена воля Создателя!»       К счастью, большую часть собравшихся так и не заинтересовало, почему Вестница Андрасте «противостоит чудовищному злу» в компании почти сотни саирабазов. Каарас не понимал такого легковерия. И меньше всего Каарас понимал, как происходящее объясняют себе сами маги, участвующие в «недозакрытии». Да, по плану они не должны были узнать, что Брешь закрывает не Вестница, а ее Рыцарь – но очевидная механистичность самого процесса, который подавался как боговдохновенный, не могла ускользнуть от их внимания даже при этой схеме. Но если кто-то и задался вопросом, почему для чуда свыше необходим мощный структурированный поток магии, то не вслух. Когда Каарас спрашивал у некоторых членов совета, возможны ли с этим проблемы, Кассандра ответила, отмахнувшись: «да они просто не думают подобным образом». Сер Каллен же попытался объяснить этот чуждый Каарасу способ мышления, приведя пример с освящением оружия: то, что над мечом прочитали молитву, не отменяет необходимость этот меч точить и чистить, а также не отменяет желательность навыков рубки при его применении. Никто в здравом уме при этом не ждет, что освященный меч сам будет рубить врагов или станет вечно острым и нержавеющим. На вопрос, зачем тогда над ним молиться, раз ровно так же себя ведет неосвященный меч, сер Каллен сказал, что вера – это не магия, молитва над мечом не приносит и не должна приносить практической пользы, она придает «духовный смысл», символизирует желание верующего обращать этот меч лишь во благо, служить лишь делу веры, а не каким-либо низким целям. Молитвой смертный вверяет себя промыслу Создателя. Так и здесь: присутствие и участие Вестницы Андрасте может восприниматься магами-андрастианами как знак того, что они поступают правильно, что их усилия направлены на благо и не будут впустую. Что Создатель на стороне Инквизиции. Это, мол, не отменяет необходимость конкретных действий для закрытия Бреши. Для Каараса это все равно звучало, как бред, но подробнее выспрашивать он не стал.       Молебен плавно перетек в торжественную процессию – Инквизиция сопровождала Вестницу Андрасте к Храму Священного Праха. Трубили рога, били барабаны, важно вышагивали знаменосцы. Леди Тревельян в облачении Вестницы восседала на украшенном серебром Каленхаде, Каарас вел мерина под уздцы. Краем уха он ловил пересуды магов, идущих следом.       – «На девятой священной горе покоится земной прах Владычицы нашей, вознесённой на небеса, чтобы ей почести высочайшие навек воздавались в Королевстве Снов», – бормотал кто-то, похоже, стихи из Песни Света.       – Я наш кристалл еще раз проверил… а ты ваш проверил?       – Да сколько можно, каждый день проверять, что ли? Нормально все с ним. Хватит уже наводить панику.       – Катрина слегла… мигрень, говорит. Очень вовремя! Тут такое дело, а у нее, видите ли, мигрень. У меня тоже, может, мигрень!       – Ну и сидел бы тоже дома, раз мигрень, еще напутаешь что.       – Думаешь, закроем Брешь? В прошлый раз-то не вышло…       – В прошлый раз Вестница была одна, а сейчас нас вон сколько… да закроем!       – Железная Леди говорит, что до конца вряд ли закроем.       – Да она просто, чтобы мы старались получше, так говорит. Ну и чтобы не переживали, если что. Я с ней работал. Сплошной скепсис по поводу и без. Закроем!       – Эта негодяйка поставила меня на вторую линию! Меня, старшую чародейку! На третьей своих расфуфыренных недоучек разместила…       – Как вам не стыдно, монна Роуз! При чем тут должность в Круге? Мадам Вивьен проверяла наши навыки. Ее маги показали на тесте лучший результат. Все честно.       – Только потому, что в тот момент у меня, как назло, свело ногу. Попробуй колдовать со сведенной ногой! Я тем же вечером пересдала ее идиотский тест на балл куда выше, чем у этих двух сопляков. Но она все равно не сменила мне позицию. «А вдруг, дорогуша, у вас опять сведет ногу, поберегите себя, цветик мой». Тьфу! Зла не хватает!       – Ха-ха! Похоже! И правда, совсем как Железка! Слышали, как Роуз передразнивает Железку?.. Умора!       – Ох, Создатель, что-то мне не по себе… вдруг еще хуже сделаем?..       – «Пусть Равновесие будет восстановлено, и миру будет дана вечная жизнь…»       – А вот я не понимаю, почему это все мы делаем не из Тени. Это же нам приходится самим сужать все потоки, раз, преодолевать натуральный порог, два, и еще компенсировать утечки…       – Зато нам не приходится отбиваться от демонов и тратить усилия на стабилизацию вещественности.       – Да какой смысл ее стабилизировать! Я вот как-то двадцать лет без стабилизации работаю – и ничего! Это устарело все давно.       – Вот влетишь в резонанс, поймешь… да поздно будет.       Дойдя до места, процессия разделилась – все, кроме магов и части храмовников, потянулись обратно в деревню. Началась суета – маги искали свои места, проверяли посохи, нервно смеялись, о чем-то спорили. Первая Чародейка командовала ими. Павус проверял расстановку кристаллов, бродя от одного к другому. Каарас с леди Тревельян и Искательницей оставили всех позади и подошли туда, где в прошлый раз был разрыв, связанный с Брешью. Там уже ждал их Солас, который, опершись на посох и полузакрыв глаза, будто вслушивался во что-то. Адаар ощутил легкий зуд в руке. Его метка отзывалась на близость Бреши.       – План действий, сер Каарас, – тихо проговорил саирабаз. – Собранная энергия в итоге будет направлена из вон того кристалла. Поток для вашего удобства будет виден невооруженным глазом. Господин Павус, – Каарас отметил, что эльф назвал коллегу на тевинтерский манер, – любезно согласился обеспечить дымовую завесу: все, что вокруг вас троих, будет казаться очень ярко светящимся, поэтому никто, даже если подойдет слишком близко, не увидит лишнего.       – Другие маги не распознают эти чары? Это не покажется им подозрительным? – нахмурился Каарас.       – Надеюсь, сочтут за побочный эффект… это исключительно тевинтерская практика, которую на юге никто не знает, – очередная полуулыбка скользнула по губам эльфа. – В конце концов, если вопросы все-таки будут, оправдаем эти чары необходимостью экранировать посторонние магические эманации. Итак, сер Каарас, когда вы увидите исходящий из кристалла поток, подставьте под него ладонь с меткой. Вот, я сделал для вас небольшой артефакт…       Солас протянул васготу «безразмерное» кольцо – с прорезью, чтобы его можно было надеть на палец любой толщины. В светлый металл был безыскусно вправлен тусклый камень. Каарас раньше и обычных-то украшений не носил, а магических артефактов тем более. И с большим удовольствием отказался бы и от этого, но выбора не было.       – Что оно делает?       – Оно свяжет поток магии с вашей меткой… как только это произойдет, камень засияет зеленым, тогда вы можете как угодно двигать рукой, поток энергии пойдет за ней. Наденьте на средний палец. Возможно, вы ощутите что-то… щекотку или холод… это нормально.       Адаар примерил волшебное кольцо. По руке прошли неприятные мурашки, и камень чуть сверкнул зеленым.       – Хорошо. Следующий шаг: вы откроете заново ключевой разрыв. Это будет очень просто с такой поддержкой, так что открывайте аккуратно, легчайшим касанием. Сейчас с той стороны нет демонов, мы вчера об этом позаботились. Потом, когда я удостоверюсь, что связь разрыва с Брешью восстановилась, кольцо засияет белым, следите за ним внимательно. Это должно произойти практически сразу.       – А если не произойдет?       Маг вздохнул.       – Это будет означать, что у нас серьезные проблемы. Тогда я подсвечу кольцо красным. В этом случае леди Тревельян стоит закричать погромче и, к примеру, упасть в обморок, чтобы был повод все прекратить. Вы сможете это сделать, миледи?       – Я… да, надеюсь, – закивала девушка, стискивая руки. Нервно улыбнулась: – Мои сестры учили меня притворяться, что я лишилась чувств, чтобы я могла этим произвести впечатление на кавалеров… а мне это казалось глупостью и моветоном, поэтому я манкировала, как могла. О, если бы я знала, что это пригодится… но я попробую, мессир.       – Благодарю, миледи. Если все будет в порядке, вы, сер, начинаете закрывать разрыв. Тоже постарайтесь не прилагать больших усилий сразу, просто позвольте нашей магии сделать свое дело. Закрывайте плавно и легко, пока чувствуете такую возможность. Потом, когда потребуется усилие, прилагайте его, уже не сдерживаясь, закрывайте изо всех сил. После этого мы убираем поток магии и маскировочное сияние. Брешь сузится до едва различимой глазом. Все.       – В процессе ты, Эвелина, говоришь свою речь, – вступила Кассандра, – и погромче, чтобы маги там все слышали.       – Хорошо, Кассандра.       Каарасу хотелось еще раз спросить о рисках для себя, но никакого смысла в этом не было. Какой бы шанс он ни услышал, его долг – попытаться.       – Я могу лишиться сознания, как в тот раз, – сказал он вместо этого. «Или умереть» оставил непроизнесенным. – Что будем делать тогда?       Кассандра нахмурилась.       – Думаю, тогда уже вам, Искательница, стоит сделать вид, что вы упали в обморок, – предложил Солас. Он не улыбался, но во взгляде чудилась насмешка.       – Это еще зачем?! – возмутилась Кассандра.       Маг пожал плечами:       – Чтобы никто не удивился, почему то, что свалило мужчину-васгота, не свалило женщину-человека, стоящую там же. Впрочем, как желаете.       – Ну… агрх, ладно! Хотя лицедейка из меня так себе.       К этому времени все маги должны были уже занять свои позиции. Их не было видно из-за сохранившихся стен руин, даже третью линию, которая стояла все-таки довольно близко. Солас поднялся к последнему фокусирующему кристаллу, где его уже ждали Павус, нервно подкручивающий усы и похаживающий туда-сюда, и Вивьен. Первая Чародейка стояла в изящной, спокойной позе, не шевелясь и не переминаясь с ноги на ногу, что требовало хорошей формы и особой подготовки. Как боец она наверняка была не менее опасной, чем тевинтерец. Маги перекинулись парой слов. Вивьен воздела свой посох ввысь и отправила в небо ослепительную сине-фиолетовую молнию. Где-то далеко, на первой линии, по этому сигналу маги направили свою силу в фокусирующие кристаллы. Еще одна молния, потом еще одна – и вскоре показались три бело-желтых световых тяжа. Они выглядели как что-то среднее между светом и водой: не то луч, не то ручей. Трое саирабазов почти синхронно сделали широкий жест посохами, подхватывая и искривляя магические потоки, и направили энергию в последний фокусирующий кристалл. Густой, широкий поток магии устремился почти прямо на Каараса, и ему пришлось собрать всю свою силу воли, чтобы не отступить, не дрогнуть. От потока не чувствовалось тепла, хотя воздух вокруг него дрожал, будто над раскаленной печью. Запахло грозой. Адаара бросило в пот. Закусив губу, он рывком погрузил левую руку в этот почти материальный свет. Хотя он ждал боли, боли не было, но лучше бы была, потому что ощущения были очень странные, он не мог их ни с чем сравнить: его повело, будто он был пьян, сердце застучало, даже волосы, кажется, зашевелились… мысли стали соскальзывать, путаться…       Зеленая вспышка на кольце отрезвила его и напомнила о происходящем. Сглотнув слюну и переведя дыхание, Адаар повернулся к пустому пространству перед ним, поднимая руку. Рядом леди Тревельян, напрягая голос, почти выкрикивала фразы о Создателе, его милости, в общем, все, что полагалось. Каарас чувствовал слабость в ногах и непонятно откуда взявшееся сексуальное возбуждение. Магический тяж шлейфом тянулся за его левой рукой. Он чувствовал разрыв перед собой, хотя и не видел его. Чувствовал, словно женщину на ложе – и это было довольно отвратительно по отношению к колдовской дряни.       Прикосновение. Тень разверзлась перед ним с готовностью, Завеса лопнула, как пузырь. Каарас сжал зубы, чтобы не вскрикнуть – на него будто нахлынула прибойная волна, желающая закрутить, унести с собой в пучину. Магия всей этой толпы саирабазов, похоже, делала его слишком восприимчивым ко всему потустороннему. Никогда еще, открывая или закрывая разрывы, он не чувствовал это так сильно, всем своим существом. Это было жутко: казалось, васгот сейчас растворится, как соль в воде, его затянет туда, в Тень, и больше он уже не выберется…       Но лениво проползли секунды, и вот кольцо на пальце Адаара засияло пронзительно-белым. Это означало, что творящееся с ним можно прекратить. Даже страх смерти отступил и поблек перед этой возможностью – остановить это безумие, смущающее и разум, и тело. Каарас все же вспомнил рекомендации Соласа и сдержал порыв приложить все усилия сразу же. Коснулся Завесы легко, лишь обозначив в уме цель: «закрыть». Магия устремилась сквозь него – вверх по хребту, подкатывая к горлу тошнотой, пробурив себе путь через руку… и вот теперь была боль, будто Каарас локтем ударился об угол – острая и яркая. Магия изливалась в Тень, как в бездонный сосуд, но время шло, и Каарас наконец начал ощущать, что отражение Бреши в разрыве будто скручивается, как выстиранная ткань, сжимая дыру в Тень, сжимая, сжимая…       Все сложнее и сложнее. Каарас стиснул кулак, ощущая давление как вполне реальное, закручивая Завесу до отказа, напрягая и мышцы, и силу воли…       Чья-то прохладная рука цепко ухватила его левое запястье и дернула вниз. Каарас ошарашенно уставился на… Соласа, быстро наводящего на его ладонь слетевшие от всего происходящего маскировочные чары. Васгота била дрожь, он весь взмок, но он был жив и вроде бы здоров… хотя он вообще не заметил, как маг спустился вниз и приблизился к нему. Будто Каарас все же лишился сознания под конец – но при этом остался на ногах. В голове звенело, воздух казался горячим.       – Ну… вроде все получилось, – хрипло проговорила Кассандра откуда-то сбоку. Повернув к ней голову, Каарас увидел, что Искательница пристально всматривается в зенит. – Ничего не вижу.       – Хвала Создателю! – с облегчением выдохнула юная Тревельян.       Солас вдруг легко, счастливо рассмеялся. Все с удивлением уставились на него. Каарас впервые слышал, как смеется этот саирабаз, и остальные, похоже, тоже.       – Еще года два точно Брешь будет совершенно неразличима, – сказал эльф, отпустивший, наконец, руку Адаара. – Вы еще не поняли? Весь мир сейчас смотрит на небо и думает, что Вестница Андрасте и впрямь закрыла Брешь! И будет так считать еще не меньше двух лет.       – Андрасте пресвятая, мы что, ее все-таки закрыли?! – подбежавший Павус повел рукой перед лицом, делая шаг назад, на какие-то секунды его силуэт чуть расплылся, но скоро вновь обрел четкость. – А, каффас, нет… из Тени все же видно, что нет, если знать, что искать. И все же…       – Чистая работа, – произнесла Вивьен, приблизившись тоже – бежать она сочла ниже своего достоинства. Но сдержать торжествующую улыбку все же не могла.       Каарас запрокинул голову. Над ними раскинулось чистое, пронзительно-синее небо.

***

      Эвелина наивно думала, что уже привыкла к чествованиям, но то, что ждало ее буквально через несколько минут после того, как сер Каарас закрыл – пусть и не окончательно – Брешь, было как ураган по сравнению с легким бризом. Это было даже страшно. Толпа ревела от восторга. Если бы не предусмотрительность кого-то из членов совета, Эвелину, наверное, случайно задавили бы или разорвали на части в порыве ликования. Но сопровождающие девушку маги, умело использующие разнообразные барьерные чары, и дежурные солдаты, помогающие им разделять и направлять толпу, обеспечили Вестнице Андрасте и ее сопровождающим безопасный коридор до Убежища.       Серу Каарасу, очевидно, было тяжело исполнять после закрытия Бреши роль телохранителя и вести под уздцы Каленхада. И все же он шел рядом, уверенно и прямо, высоко держа рогатую голову, и только затрудненное дыхание выдавало его усилия. Эвелина беспокоилась за своего Рыцаря, но он сразу отказался от ее предложения остаться отдыхать – хотя вести лошадь могла бы и Кассандра, и кто угодно другой.       Речь, которую девушка подготовила, уже не совсем годилась для ситуации. Совет не рассчитывал, что все пройдет настолько гладко, что Брешь не просто уменьшится, а будто бы исчезнет. Конечно, заявлять о том, что Брешь закрыта, будет ложью, последствия которой наступят через два года и, возможно, будут ужасны. Но Эвелина уже понимала, что правда может оказаться не менее разрушительна – при этом последствия наступят уже сейчас. Отняв у людей то, что они будто бы получили, эту победу, которой они сейчас так рады – что получит Инквизиция? Хорошо бы если просто разочарование, а если бунт? Лишение привилегий? Отлучение от Церкви? Они еще не победили Старшего. Даже если бы они действительно закрыли Брешь – Старший все еще планирует завоевать Тедас. Долг Инквизиции – противостоять ему, помешать ему и предать суду. И правда о Бреши может лишить Инквизицию самой этой возможности. Если от их ордена, и так переживающего не лучшие времена, отвернутся все…       Очевидно, в том же ключе размышляла и Кассандра. Искательница решительно нагнала Эвелину, подойдя к лошади слева.       – Твою речь говорить нельзя, – тихо сказала она, – потому что…       – Я понимаю, – шепнула девушка, – потому что все думают, что мы закрыли Брешь окончательно.       – Именно, – Кассандра одобрительно кивнула. – Молодец. А я боялась, придется тебя уговаривать.       – Не придется, я уже изолгалась достаточно, чтобы смириться с этим, – и эти слова больно отозвались в ней. Еще бы знать, что это действительно во благо! И еще бы суметь остановиться, когда ложь уже будет не нужна… Эвелина не раз просила Андрасте об этой милости – позволить ей потом, когда все это закончится, вернуться к честной, простой жизни. Но каждая из этих молитв оставляла горькое послевкусие. Так не бывает. Возможно, ее простят за ложь – и смертные, и высшие силы. Но это все. Она никогда не вернется к невинности, которую беспечно принимала как должное двадцать лет жизни. А ведь это был такой щедрый, такой редкий дар… теперь она знала, сколь немногим Создатель дарует возможность жить в мире и любви, тем более так долго.       – Зря ты об этом думаешь именно так, – помолчав, мрачно сказала Кассандра. – Но ближе к делу. Надо идти ва-банк, Эвелина. Как с самой историей о Вестнице. Это то же самое. Нам нужны эти два года. Смотри на это как на награду авансом – ведь за эти два года мы, может, и придумаем, как действительно закрыть Брешь.       – А если мы не успеем?       – Тогда скажем, что кто-то ее заново открыл! Давай сначала проживем эти два года. У нас вообще-то армия демонов почти на пороге.       – Лорд Павус сказал, что из Тени все равно видно, что…       – Да, я с ним и Вивьен это сейчас обсуждала. Тот, кто специально полезет в Тень искать там Брешь и обладает достаточной компетенцией для этого – тот ее найдет, да. Но таких очень мало. Хотя, возможно, в Тевинтере – побольше.       Сосредоточившись на разговоре с Кассандрой, Эвелина забыла, что сер Каарас тоже слышит все это и вздрогнула, когда он вступил в беседу:       – Тех магов, которые озаботятся поисками правды и при этом захотят обвинить нас во лжи, Инквизиция встречно обвинит в клевете. Проверить истинность существования Бреши почти никто не способен, поэтому наше слово против их слова. При всенародной любви к Вестнице Андрасте и не менее распространенном недоверии к магам итог будет очевидно в нашу пользу. Единственное что… кто из магов Инквизиции способен выяснить правду?       – Ого. Ты тоже об этом подумал… ну ты прямо как Вивьен! Она сказала, что еще двое-трое, кроме тех, кто уже в курсе. И обещала решить этот вопрос: ей есть, что предложить им, и есть способы их проконтролировать.       – Так как же быть с моей речью? – они прошли уже полпути до Убежища, и этот вопрос был насущным, так что Эвелине пришлось несколько поступиться этикетом и перебить своих спутников.       – Да, речь… хм… ну, скажи что-нибудь экспромтом, у тебя это нормально получается: поздравь всех, поблагодари за помощь и объяви праздник. Успеют повара до вечера, как думаешь? Ладно, попрошу Каллена солдат им в помощь дать – тогда точно успеют. И выкатим народу пару бочек вина и пива. А кто-нибудь из магов устроит фейерверк. Сойдет.       За оставшееся время до Убежища Эвелина составила в уме новую речь – в общих чертах, так как, не записывая, ей было сложно заучить что-либо дословно. Сер Каарас помог ей сойти с лошади и провел к Церкви. Она обернулась к ликующей толпе, и васгот отступил на шаг, чтобы замереть за ее правым плечом.       Эвелина раскинула руки уже привычным жестом. Гомон начал стихать. Солнце светило ей в глаза, позволяя не видеть лиц, позволяя остаться будто в одиночестве.       – Снова над нами чистое небо! Хвала Создателю! Милость Андрасте с нами! – воскликнула она. – Сегодня Инквизиция одержала победу. Сегодня впервые за долгие месяцы мир взирает на небо с ликованием, а не со страхом. И это наша заслуга – это ваша заслуга, друзья мои! Да, где-то еще скрываются негодяи, погубившие столь многих на Конклаве. Да, еще идет братоубийственная война… Но Создатель с нами! Андрасте ведет нас! Да примирятся враждующие по недомыслию! Да падет кара на головы злонамеренных! Да будут спасены невинные!..       Взяв краткую паузу, чтобы перевести дыхание, Эвелина снова утонула в восторженном реве. Она не обольщалась насчет своих ораторских талантов – из уст Вестницы Андрасте любые слова, похоже, казались большинству священным откровением. В вынужденной паузе силы говорить нечто возвышенное и при этом в основе своей лживое совсем оставили ее. Опять же, раз даже столь краткой речью все остались более чем довольны – быть может, не стоило продолжать. Поэтому, когда гомон, наконец, стих, девушка сообщила лишь о праздновании сегодняшним вечером и выразила желание отдохнуть.       Впрочем, стоило Эвелине вернуться в свою комнату, туда тут же влетела ошалевшая от радости Несса, поэтому отдых пришлось еще ненадолго отложить – горничная хлопала в ладоши, подпрыгивала и восторгалась закрытию Бреши так простодушно и искренне, что Эвелина не смогла найти в себе достаточно строгости прекратить это.       Но усыпив бдительность Эвелины, эльфийка перешла от восторгов к сплетням:       – А у нашего кунари зазноба появилась! – без паузы выпалила она. – Такая же рогатая, из тех наемников! Она к нему приходила. Надолго! И он к их палаткам потом ходил.       Эвелина только вздохнула. Сплетни от Нессы были неистребимы. С ними она смирилась, но еще не знала, что горничная приготовила ей новое испытание.       – А еще я кое-чего заметила, миледи, – лукаво протянула эльфийка. – Заметила, как вы кое на кого смотрите…       – Я? – искренне удивилась Эвелина. – Какие глупости!       – Вот и зря стесняетесь. Он, конечно, не сер Каллен, но… может, и не хуже!       – Несса, ты совсем уже оторвалась от реальности. Я ни на кого «так» не смотрю. Ты просто приписываешь мне свои… фантазии.       – И вовсе я ничего не… не приписываю! Это видно, миледи. И ничего плохого в этом нет. Вы же еще не монахиня! И он уж точно не монах!       Во всяком случае, ее помешанная на чужой личной жизни горничная не решила, что Эвелина влюблена в канцлера Родерика – это уже утешало.       – Глу-по-сти, – раздельно повторила она.       – А что до того, что он еретик – ну так вы же Вестница Андрасте! Обратите его в истинную веру.       Еретик?..       – Зато он такой красавец, миледи! Фигура – ну как орлейская статуя! Разве что усы смешные, но их и сбрить можно, ради любимой женщины-то…       Лорд Павус?!       – Ты думаешь, я влюблена в… лорда Павуса?! – Эвелина вдруг почувствовала, что краснеет. – Но ведь он…       – Ну тевинтерец, и чего! – запальчиво сказала Несса. – Он совсем не такой, как магистры! Он хороший!       – Несса, лорд Павус и вправду достойный и благородный дворянин. И все же, как ты совершенно правильно сказала, он еретик. Конечно, я буду очень рада, если он придет к истинной вере, но это должно быть его свободным выбором. И насчет моей якобы влюбленности ты ошибаешься. Я восхищена его храбростью и бескорыстием, конечно. И глубоко уважаю его познания в магической науке. Но ведь это же не значит, что я влюблена…       – Это – не значит, миледи! А вот то, как вы смотрите на него… как волновались и тосковали, когда он уехал… это – значит.       – Но я…       – Очень просто проверить, миледи! Вот представьте, что… ну, например, сер Райлен гуляет с хорошенькой девушкой. Дарит ей цветы… целуется… представили?       Помимо воли Эвелина это представила. Это было слегка неловко, но довольно-таки… неинтересно. Ее все же никогда не интересовала романтика.       – И свадьбу представьте!       Эвелина представила свадьбу одной из своих кузин, последнюю, на которой она была. Это была очень веселая и красивая свадьба, гостям дарили милые сладкие сувениры… где-то дома у нее до сих пор лежит оставленная на память белая атласная ленточка, которой была повязана фигурная карамель. Ностальгия по родному городу и родным людям защемила сердце. Как же ей хотелось вернуться в Оствик!       – Представили, как сер Райлен женится, да?       – Ну что ты ко мне пристала, Несса! Зачем это все? Это просто скучно!       – Еще бы не скучно. Все правильно, миледи. А вот теперь представьте, что лорд Павус то же самое делает. Гуляет с другой, целуется… женится на ней. Хорошенько представьте!       Терпение Эвелины истощилось.       – Мне вовсе не хочется это представлять! – отрезала она. – Все, на сегодня твоих глупостей мне хватило!       – Ага! Вот о чем я и говорю! Лорда Павуса с другой вам представлять неприятно!       – Да дело не в… ох, ладно. Давай так, я сейчас представлю лорда Павуса в романтических отношениях с другой девушкой – и ты на неделю оставишь меня в покое со своими сплетнями и домыслами. Обещаешь?       – Клянусь, миледи! Ни словечка всю неделю про мужчин! Вот вам святой огонь! – Несса кратко коснулась губ сомкнутыми в щепоть пальцами – простонародный жест божбы покоробил Эвелину, но ей уже хотелось побыстрее закончить с этим глупым разговором.       Она представила лорда Павуса почему-то с Жозефиной… возможно, потому что оба они были северянами – смуглыми и черноволосыми, любили ярко и изящно одеваться и хорошо смотрелись бы вместе. Как они кружатся в танце, влюбленно смотрят друг на друга, смеются… поцелуй… и это было и вправду как-то… не так, как представлять с кем-то сера Райлена. Что-то царапало, тревожило Эвелину в этих картинах. Пожалуй да, она не хотела бы увидеть это в реальности. Она не понимала, почему. Но разве это значит, что она влюблена? Ничего похожего на описанное в романах и поэмах она не чувствовала. Все эти «томится и трепещет», «обомлела, запылала» и уж тем более «в жарких мечтах утопая, на девственном ложе покоя не может найти»… как и раньше, казались ей просто набором слов.       – Вот видите, миледи, – тихо сказала Несса, видимо, что-то прочитав по ее выражению лица.       Эвелина вздохнула, а потом встряхнула головой:       – И все же нет, – твердо сказала она. Никакой влюбленности. Ей просто было неловко думать о поцелуе двух столь уважаемых ею людей, потому что лезть в чужую личную жизнь некрасиво. А Несса запутала ее своей болтовней, вот Эвелине на миг и показалось, что та может быть права. Но все это глупости! – Но я честно все представила, поэтому и ты не забывай про свое обещание! А пока лучше помоги мне снять облачение, почисти его и проветри, и приготовь мне для праздника платье, то, нежно-голубое.       Это платье было одним из трех, сшитых для Эвелины – а может, для ее двойника из этой реальности – еще давно, больше месяца назад. Все три были сшиты по моде разных стран: Ферелдена, Антивы и Вольной Марки. Ферелденское отличалось резкой геометрией линий, глухим высоким воротником и меховой отделкой. Оно было выполнено в «лесной» гамме: зеленые, желтые и коричневые тона. Антиванское было декольтированным, пышным и многослойным, золотисто-красным. К нему шла тонкая черная шаль, разрисованная крупными причудливыми розами. Марчанское, конечно, было самым привычным для Эвелины – подобные носила покойная Джоанна и другие модницы Оствика. Мягкие, струящиеся линии, пастельная гамма, изящная кружевная отделка и жемчужное шитье. Только брюнетка Джоанна предпочитала теплые тона – розовый, персиковый, а Эвелине портниха посоветовала ткань цвета «небесная лазурь».       Платья лежали без дела все это время, и вот наконец выдался повод надеть хотя бы одну из обновок. Тем более сегодня Эвелина поймала себя на желании принарядиться, которое в последний раз ее посещало лет в двенадцать. Потом, твердо решив посвятить себя Церкви, она предпочитала одеваться скромно – настолько скромно, насколько позволял этикет. И лишь приснопамятная поездка в Вал Руайо в качестве Вестницы Андрасте напомнила ей, что в мире существует мода.       Смутная мысль, навеянная инсинуациями Нессы, проскользнула у девушки в голове – не связано ли это желание приодеться с присутствием на пиру лорда Павуса?.. Но Эвелина отбросила ее. Не будь там его, она все равно оделась бы не в рубище, верно? На нее все же смотрит вся Инквизиция. И раз платья ей сшили, тем более за немалые деньги, было бы некрасиво не надеть каждое хоть по разу.       Праздник начался на закате. Было тепло, даже в первую половину ночи – лето, наконец, настало и в Убежище. Погода благоволила Инквизиции, так что столы накрыли под открытым небом. За стол советников пригласили также канцлера Родерика, лорда Павуса, Стража-Констебля Блэкволла и мастера Тетраса.       Принарядилась не только Эвелина. Мадам Вивьен вышла в умопомрачительном синем платье-камзоле, препоясанном широченным, ладони в три, поясом с золотыми бляхами. Такие же бляхи украшали сапоги на высоких каблуках. Золотистый веер перекликался формой с золотистым же венцом на голове. Лорд Павус надел темно-бордовый, почти в черноту, необычного кроя долгополый кафтан с вычурной формы рукавами. Ту же сложную форму повторяли голенища черных замшевых сапог. Это смотрелось на нем весьма экзотично. Платье Жозефины из золотистого атласа так и сверкало на закатном солнце. Кассандра, сер Каллен, Страж-Констебль надели парадные мундиры своих орденов. Сер Каарас был одет как Рыцарь Вестницы. Сестра Лелиана, не изменив своей излюбленной сиреневой гамме, облачилась в платье, приличествующее монахине – строгих линий, закрытое, но очень изящное. Прелестнейшие лавандовые туфельки довершали образ. Только канцлер Родерик и мастер Тетрас не стали наряжаться ради праздника…       Угощение было простым – повара не успели бы наготовить яства поизысканнее за несколько часов – но обильным и вкусным. Несколько сортов вина весьма украшали стол. Сказав каждый по краткому поздравительному тосту – их поддержала вся Инквизиция – советники сели за свой стол. Все остальные тоже заняли свои места и воздали должное мясу молодых бычков, баранине, сырам и ранним овощам.       В горах темнеет быстро, поэтому Эвелина не успела оглянуться, как настало время фейерверка. Несколько ревниво ожидая представления – неужели будет лучше, чем у дедушки Ариса? – девушка вдруг ощутила себя снова беззаботной и юной. Оказалось, это ощущение не ушло навсегда! Пусть только на этот вечер, но Эвелина будет просто праздновать и просто радоваться, просто пить красное вино, просто смотреть фейерверк с новыми друзьями. А если будут танцы, она будет танцевать со всеми – даже с мрачным Стражем-Констеблем, если вдруг он ее пригласит.       И когда в чистое теперь небо взмыли серебряные и золотые звезды, вычерчивая на темном полотне ночи изумительные узоры, Эвелина засмеялась и захлопала в ладоши, как маленькая девочка. И в этот момент она почувствовала сердцем – не иначе великодушная Андрасте ниспослала ей это чувство – что все будет хорошо.