Кричать

       Глаза Круэллы – это глубокое синее море, в котором Анита плавает, бесполезно пытаясь удержать себя на волнах.        Круэлла оказалась до безумия ревнивой, но Аните это нравилось. Всякий раз, поймав взгляд какого-то мальчишки на ней, Круэлла недовольно хмурила брови. Затащив Аниту в кабинку женского туалета, сладко целовала веки, шею, плечи, торопливо покрывала поцелуями грудь под одеждой, добившись мучительного возбуждения, когда соски призывно торчали, жаждя продолжения, и шептала жарким дыханием в самое Анитино ухо:        - Моя. Моя. Моя.        - Твоя, милая, - улыбалась Анита, успокаивающе шептала Анита, гладя ее по руке. – Конечно твоя.        Иногда Круэллу даже получалось успокоить.        Со временем развилось что-то вроде зависимости от Де Виль. Каждый день, выходя из душных университета, Анита прыгала в знакомый «Зиммер», тут же попадая под град поцелуев, впрочем, не противясь ни капельки. Круэлла никогда не бывала терпеливой: обычно они занимались сексом, едва успев отъехать пару метров от школьной площадки, торопливо снимая одежду и крича – от предчувствия, от возбуждения, от приятного спазма. Всегда по разному, всегда крича.        Круэлла была сверху. Ни разу не пустила Аниту на свое место, разве что – для разогрева, сбрасывая с себя, словно котенка, в момент, когда Анита была наиболее расслабленной.        Круэлла была выдумщицей и Аниту это заводило до колик в животе. Спазм скручивал ее в тугой рог только при одном воспоминании о том, как, связав ее руки, Круэлла не дала шевелиться, сама изучая ее тело с помощью широкого кожаного ремня из любимых брюк противного маминого мужа. Едва Анита кончила, Круэлла смеясь, поцеловала ее в потный висок:        - Правда, здорово, дорогая?        - Что именно здорово, Круэлла? – ласково погладив ее по щеке, уточнила Редклифф.        - Мы сейчас как будто отымели твоего несносного отчима.        Анита смутилась, стала пунцовой. А потом – безудержно расхохоталась, падая на кровать и позволяя Круэлле целовать острые лодыжки. Это было действительно здорово.        Круэлла сорила деньгами, которые щедро платили на фабрике, где она работала. Покупала Аните роскошную ткань, из которой потом получались не менее роскошные платья, дорогую обувь, которую Редклифф всегда стеснялась обувать, сладости в лучшей кондитерской Лондона, к которым сама ни разу не притронулась, милых собачек, которых не любила, но к которым такую страсть питала Анита, и маленькое манто из норки на ее двадцатилетие, которое, похоже, насквозь пропитала своими духами и сигаретами, прежде чем вручить Аните.        Круэлла любила джаз и заставила полюбить его Аниту. Желая порадовать свою сумасшедшую возлюбленную, девушка купила маленький проигрыватель в антикварной лавке, выцарапала на нем имя подруги маникюрными ножницами и включала всякий раз, когда Круэлла приходила – нет, врывалась, в гости. Иногда даже громкие звуки саксофона не помогали скрыть буйство страсти, в комнате происходившей.        Круэлла сама покупала белье, на котором они занимались любовью – всегда из шелка или батика, всегда вызывающее. Однажды, придя к ней домой, Анита обнаружила черные простыни. Которые они тут же залили вином.        Круэлла была потрясающей. Один раз она предложила сыграть в угадайку, где объектом были родинки на теле друг друга. Она знала все родинки Аниты, ласково проводя по ним меховой перчаткой и заставляя бурно кончать снова и снова каждый раз, когда касалась чувствительной изнанки бедра.        Анита с закрытыми глазами угадала трижды. И была наказана легкой поркой с помощью флоггера, от которой, кстати, получила весьма острое удовольствие.        Анита, в повседневной жизни не курящая, обожала делать глубокие затяжки прямо из Круэллиного рта, мысль о том, как сильно это их сближает, чрезвычайно ее радовала. Круэлла кормила Аниту виноградом, Анита в ответ поила подругу вином – далеко не всегда достающимся ее горлу, а часто выливающимся как будто случайно в область декольте, или куда пониже.        Если бы скромной и чинной Аните кто-то сказал, что она вот так запросто отдастся во власть этого тайфуна под именем Круэлла Де Виль, она бы не поверила. Но с каждым днем, с каждой минутой, погружалась в него все глубже, все реже всплывая, все чаще вонзаясь в буйство волн.        Об этом хотелось кричать на весь мир, Круэлле тоже, но она сдерживалась. Катались ли они на машине (на двадцать третий день рождения Круэлла презентовала ей собственный автомобиль. Разлеглась на заднем сиденье обнаженная, с бутылкой вина, а потом они еще часа два занимались любовью в салоне), смотрели ли кино в дешевеньком кино-театре, где почти никого не бывало, потому так легко было целоваться на задних рядах, или выпивали залпом кофе в кофейне за углом Анитиного дома – Круэлла все превращала в шоу. Вокруг нее в ее представлении участвовала каждая травинка, каждая капля дождя и каждый солнечный луч. Анита была счастлива, как ребенок, однажды додумавшись кричать об этом, высунувшись из окна Круэллиного «Зиммера» в дороге.        - Я СЧАСТЛИВА! – кричала она, получая свист и улюлюканье от степенных пассажиров, мчащихся им навстречу. Шаг слишком смелый для скромницы Аниты. Слишком желанный для нее же.        Круэлла ничего не отвечала, только крепче сжимала ее руку, натянув на глаза дизайнерские очки и прибавив скорость до уровня безумной.        Круэлла была самой прекрасной стихией, которую только можно себе представить. Аните нравилось это. Слишком, слишком нравилось. Заглядывая каждый раз в бездонные холодные глаза, пожалуй, искрящиеся любовью только в самые интимные моменты, она хотела кричать то, что в припадках болезненной ревности всегда шептала ей Круэлла:        - Моя. Моя. Моя.        Но всякий раз лишь покорно, с улыбкой на устах, соглашалась, кивая:        - Конечно твоя, милая. Больше ничья.