Кричать

       Анита честно пыталась как можно скорее сообщить эту важную новость, кардинально меняющую их жизнь. Но что ей было делать, если на работе, даже во время редких посиделок в кабинете за чашечкой чая, Круэлла была для нее начальницей, отметая весь контекст их взаимоотношений напрочь, а побыть вдвоем, наедине, никак не удавалось в последнее время?        Пришлось пойти на хитрость, зайдя в кабинет, пожаловаться на головную боль, и отправить Нонзо за лекарствами.        - Круэлла, в следующем месяце я выхожу замуж. Его зовут Роджер, он друг моего отца, и для наших семей будет лучше, если мы поженимся.        Тишина – самое страшное, что можно было услышать от Круэллы Де Виль. Потому что это была весьма красноречивая тишина. Угнетающая. Тяжелая. Дурная. Не предвещающая ничего хорошего.        Выразительно поглядев на нее из-под лба, Де Виль положила папку с только что принесенными эскизами в верхний ящик стола, встала и деловито прошлась по кабинету, сложив на груди руки.        - Хорошо, дорогая. Мне нужно только сделать парочку звонков, и на утро этого Рукфуда найдут с простреленной головой. Гарантирую.        Холодность тона поражала. Аните не нужно было долго думать, чтобы понять: Круэлла не шутит. Совсем. Ни капельки. Если не остановить ее сейчас, на утро по Роджеру Диарли можно будет справлять поминки.        - Нет, Круэлла! – торопливо возразила молодая женщина, хватая безумную подругу за запястье. – Не нужно ничего делать с Роджером, ты слышишь? Даже не смей! Если хоть немного дорожишь мною, ты этого не сделаешь. Ладно?        Круэлла изогнула одну бровь, демонстративно фыркнув:        - Я предлагаю тебе отличное решение проблемы, дорогая, раз уж тебя так тяготит это замужество, значит, его нужно сделать физически невозможным. Всего-то делов.        Это можно было бы принять за шутку, но Анита слишком хорошо знала, что Круэлла не шутит. Она, конечно, была дамой весьма остроумной, но шутить не особо умела. Особенно в такой ситуации.        Обреченно вздохнув, Анита стала искать взгляда Круэллы. Наткнулась на тонну льда.       - Круэлла.        - Что, дорогая? – Круэллу, кажется, вовсе не заботил факт предстоящего замужества подруги, она твердо решила устранить неугодное препятствие физическим путем. И это, похоже, не подлежало обсуждению.        - Не нужно никого убивать. Я тебя прошу.        - Погоди, - отложив стопку бумаг, на которых штамповала печати, Де Виль внимательно посмотрела на нее, - в чем дело? Ты печешься обо мне, что ли? Так не нужно, все проверено. Или, - она недоверчиво сощурилась, ища ответа в глазах Аниты, - все дело в том, что ты хочешь замуж за этого раздолбая?        Хочет ли она замуж за простака, который столько лет мелькал перед их с Круэллой глазами, а она даже не посчитала нужным запомнить, кто он такой? Вряд ли. Но Анита понимала то, чего в упор не понимала Де Виль, или не хотела понимать.        - Круэлла, мне вот-вот двадцать семь. Отговориться уже не получится. Родителям нужно, чтобы я была замужем. Ты же знаешь моих родителей. Куда лучше, если я выйду замуж за Роджера, которого давно знаю, чем за какого-то неизвестного мужчину, возможно, превратившему однажды мою жизнь в ад.        - Любой мужчина превратит твою жизнь в ад, дорогая, - нравоучительно заметила Де Виль, на мгновение посмотрев на ее дрожащие пальцы, - это аксиома. Замужество сгубило больше женщин, чем война, голод и стихийное бедствие.        - Да – кивнула Анита покорно, - да, милая, я знаю. Но я думаю, Роджер – наш единственный шанс сохранить то, что происходит между нами. С другими мужчинами такого не будет. Ты же понимаешь!        Она с мольбой посмотрела на Де Виль, поджавшую губу, и будто бы что-то обдумывающую. От такого красноречивого молчания, что говорило лучше любых слов, Аните хотелось визжать, словно поросенку, которого на вертеле поджаривают.        От холодного взгляда Круэллы, по прежнему ее изучающего, хотелось колотить себя в грудь и истерично плакать.        - Круэлла! – совсем тихо, едва слышно, прошептала Анита. – Пожалуйста! Пожалуйста!        Она хотела сказать: «Ответь. Не молчи. Скажи хоть слово» - но не смогла. Так и замерла, сорвав эту бессильную мольбу с губ.        Де Виль вышла из себя всего лишь на мгновение. Закрыла глаза, судорожно сглотнула воздух, упрямо мотнула головой. Затем снова вернула своему лицу маску холодного равнодушия.        - Круэлла! – одними губами прошептала Анита, ломая безжизненные руки.        И услышала четкий – как в армии, на плацу – приказ:        - Пошла. Вон.        И прибавленное к этому, звучащее особенно желчно :        - Дорогая.        Анита не знала, что ей делать. Хотелось орать до надрыва глотки, до колик в животе. Или броситься Круэлле в ноги и целовать острые, как клинок ножа, колени. Или залить слезами весь этот роскошный кабинет.        Нонзо бежал с лекарствами, топот ног все приближался. Меньше всего Круэлла хотела, чтобы кто-нибудь увидел ее в таком состоянии. Торопливо утерев все сильнее атакующие ее слезы, она выбежала из кабинета, закрыв дверь. С секретарем они разминулись.        Под вечер Анита принесла заявление об увольнении и молча положила на стол перед Круэллой, стоя, как провинившаяся школьница, не поднимая глаз. Едва взглянув на бумагу, Круэлла демонстративно разорвала ее и бросила клочья Аните в лицо. Бумага покрыла плечи, затерялась в складках пиджака. Анита не пошевелила и пальцем, не произнесла и звука. Внутри – с той самой минуты, как призналась Круэлле – будто все отмерло.        Она, без сомнения, была уже убита, но Круэлла решила, что ей этого мало и стоит добить окончательно. Даже не удостоив ее ни единым, хотя бы беглым, взглядом, Круэлла отчеканила снова:        - Пошла. Вон. Закрой дверь с той стороны.        И снова прибавила свое ставшее до ужаса ядовитым:        - Дорогая.        Анита больше не плакала. Молча развернулась на каблуках и вышла из кабинета. Не проронила ни слезинки на свадьбе, даже пыталась улыбаться, хоть и вышло натянуто. Не заплакала, когда Роджер, пыхтя, грубовато входил в нее, изумившись тому, как же у такой прекрасной девушки ни разу еще не было мужчины. Не заплакала ни в один из тех дней, когда Круэлла, видя ее, равнодушно проходила мимо, не удостоив и взглядом, как и всех остальных своих сотрудников. Не плакала, когда придумывала причины, почему ей нужно уволиться, не в силах рассказать мужу правду, а тот уговаривал потерпеть, остаться, говорил о финансовых трудностях, о том, что нужно лишь немного подождать и все наладится, что скоро у них будет много денег и они станут свободны от Круэллы, что надо верить.        Не плакала, когда в день ее рождения, что пришелся в этот раз на воскресенье, неожиданно получила подарок от Круэллы, от чего уже отвыкла – коробку любимых конфет, насквозь пропитанных ее духами.        Заплакала впервые только через два года, когда посреди ночи пропало девяносто девять их щенков породы далматинец, а через три дня они обнаружили их трупы под калиткой. Гору маленьких телец, окровавленных и без голов.        Роджер слег с инфарктом, няня, помогающая по хозяйству, упала замертво, так больше и не поднявшись, оставшись калекой в результате инсульта.        Анита все поняла сразу, хоть не сразу поверила. Глупо было бы думать, что Круэлла Де Виль не будет мстить, ограничится только игнорированием. Очень глупо. Анита была наивна и до последнего надеялась. Но с Круэллой надеяться было нельзя. Она отнимала надежду.        Выйдя на работу спустя неделю после случившегося, Анита едва сама не составила конкуренцию няне и мужу. Круэлла гордо прошествовала мимо в шубе из далматинцев. Из девяноста девяти маленьких пятнистых щенков.        Она всегда побеждала и всегда добивалась своего. Аните пора было бы уже привыкнуть. Но к такому привыкнуть было попросту невозможно.        Хотелось вопить от боли и бить Круэллу по щекам, пинать локтями, до смерти избить ногами по плоскому животу, сломать остро торчащие бедра. Анита тяжело вздохнула, качая головой, отогнав от себя страшные мысли.        Круэлла может калечить. Но она – не Круэлла. Она не будет так делать.        Сидя на работе, Анита размышляла, не поговорить ли с Де Виль с глазу на глаз. Если надо, она была согласна колотить в дверь ее кабинета, ночевать в доме мод, караулить ее повсюду, только лишь бы задать вопрос, один-единственный: зачем? Хотя прекрасно знала на него ответ.        Она написала четыре заявления об увольнении – и выбросила их в мусор. Совсем не только потому, что Круэлла ее не отпустит, будет продолжать подвергать ее и себя этим моральным пыткам. Еще и потому, что понимала – семья в беде и сейчас точно нельзя остаться без работы. Она просто не могла себе такое позволить, учитывая, что единственная осталась, кто способен был твердо стоять на ногах, в прямом и косвенном смыслах этого выражения.        Сидя на работе и смотря на остывший чай, которого не отхлебнула ни капли, она думала, что попала в ловушку. Очень, очень давно, еще в юности.        Ловушку звали Круэлла Де Виль.