Французский перец

      С Эммануэлем встречаемся в пятницу. На улице темно. Стоит конец ноября. В воздухе пахнет морозом, хотя снега ещё нет. Город расцвечен огнями. Мы гуляем по Красной площади, по Александровскому саду. Листья почти облетели, оголив узловатые чёрные ветви деревьев. Эммануэль дурачится. Вьётся вокруг меня, словно щенок-подросток. Хохочет, рассказывает дурацкие истории из своей студенческой жизни, делает селфи вместе со мной на фоне Спасской и Никольской башен, Храма Василия Блаженного. Обнимает меня и фотографирует, прижавшись совсем близко. Я улыбаюсь. Я не могу не улыбаться. В Эммануэле столько жизни, столько восторга, что я невольно улыбаюсь рядом с ним. Мне нравится смотреть на него. На его красные от мороза уши и нос. На Эммануэле джинсовая куртка на подкладке из искусственного меха и огромный белый шарф, обмотанный вокруг тонкой шеи. Может, для Франции эта одежда и подходит, но для московской погоды в это время года она слишком лёгкая. Эммануэля потрясывает от холода. Он потирает замёрзшие руки и прыгает на месте, широко улыбаясь мне. Я не могу допустить, чтобы он заболел.       Эммануэль греет ладони, обхватив тонкими пальцами большую чашку кофе. Всё ещё ёжится. Мы сидим в маленьком уютном кафе. Тепло. Играет лёгкая ненавязчивая музыка. Пахнет кофе, корицей и ванилью. Я смотрю на него и пытаюсь представить, каким был Жильбер в его возрасте. Они с Эммануэлем очень похожи. Те же глаза, тот же нос, тот же подбородок. Только губы у него совсем другие. У Эммануэля губы Симон. Я уверена в этом. Он улыбается улыбкой своей матери. Красивой белозубой улыбкой, от которой в его глазах загораются озорные огоньки. Мне нравится смотреть на Эммануэля. Он красив, даже очень красив.       Похоже, у нас это взаимно. Смотрит на меня, не отрывая своих серых жемчужин. В них столько восторга, столько тепла, что мне хочется глядеть бесконечно. Мне хочется глядеть в глаза, так сильно напоминающие Жильбера. Я сижу рядом с Эммануэлем и представляю на его месте Пуавра двадцать лет назад. Мне хочется верить, что Эммануэль — это молодой Жильбер. Неужели Жильбер тоже был таким открытым и непосредственным? Неужели когда-то его взгляд лучился таким же мягким теплом? Как бы мне хотелось, чтобы Жильбер смотрел на меня так, как сейчас смотрит его сын. Эммануэль его сын. Копия своего отца. Но он не Жильбер. Он его сын.       — Почему ты приехал с Драка?       — Мне хотелось посмотреть Москву, — Эммануэль пожимает плечами, вскидывая брови, и улыбается.       — И только?       — Нет. Отец хочет, чтобы Пьер ввёл меня в курс дела. Я учусь на юридическом. Когда закончу, буду работать в семейном бизнесе.       — Семейном? — переспрашиваю я. Почему-то меня не сильно удивляет слово «семейный».       — Да. А ты не знала?       — Не знала что? — отпиваю из кружки приторно-сладкий латте.       — Что я и Драка — родственники.       — Родственники?       — Ну да. По линии матери.       Вот это да! Вот это номер!       — Нет! — мотаю головой, я сражена этой новостью наповал. Значит, Пуавр и Драка всё-таки состоят в родственных отношениях. Теперь я начинаю что-то понимать.       — Когда Пьер начинал бизнес, моя мать дала ему денег. А потом, когда они с отцом поженились, попросила Пьера взять отца в дело.       Вот оно что! Вот почему Жильбер так переживал за решение Драка развестись с женой. В моей голове столько мыслей, что я на время выпадаю из реальности, обдумывая то, что сказал мне Эммануэль.       — Карин, — заглядывает мне в лицо.       — А? Кажется, я задумалась, — виновато смотрю на него. По-моему Эммануэль задал мне какой-то вопрос. — Ты что-то сказал?       — Да! — смеётся. — Неужели ты не слышала меня? Или просто не хочешь отвечать?       Смотрит с прищуром, закусив губы. В серых жемчужинах озорные искорки.       — Прости, я не расслышала, — мне неловко за свое невнимание. Смущённо улыбаюсь.       — Я спросил, есть ли у тебя парень?       — Ох! — закатываю я глаза. Он что, решил приударить за мной? Только этого мне не хватало!       — Так ты ответишь? — не унимается Эммануэль.       — Зачем тебе?       — Как зачем? Должен же я знать, есть ли у меня конкурент? — смотрит пристально мне в глаза, губы расползаются в хитрой улыбке. Если бы ты знал, какие у тебя конкуренты! Ты бы даже не заикался!       Я мотаю головой. Меня настораживает этот разговор. Я не хочу говорить с Эммануэлем на эту тему.       — Можно я не буду отвечать?       — Ну почему, Карин? — он обижается и по-детски надувает губы.       — Тебе это знать ни к чему! Тем более незачем говорить о конкурентах! Я не собираюсь с тобой встречаться! — наверное, я слишком грубо отшила паренька. Даже жалко его. Но как иначе? Этот малец очень напорист. Похоже, он возомнил, что у нас с ним свидание. Какая глупость!       — Почему? — в глазах удивление. Он ещё удивляется — почему! Господи, дай мне силы!       — Потому что… Потому… — мне сложно подобрать слова, чтобы объяснить, почему я не могу встречаться с ним. Не могу же я сказать, что спала с его отцом. И с дядей. Или кем там ему приходится Драка? Чёрт, всё так запуталось, что мне сложно найти себе оправдание.       — Я тебе не нравлюсь? — прерывает суматошный рой моих мыслей.       — Не в этом дело.       — Так, значит, я тебе нравлюсь! — расплывается в улыбке.       — Я не это хотела сказать! — возмущённо таращусь на него. Он меня подловил!       — А получилось это! — улыбается ещё шире. Нет, он невыносим! Он надо мной издевается! Я не могу сдержать смеха.       — Значит, я тебе нравлюсь, и ты хотела бы со мной встречаться, но… — ждёт, чтобы я продолжила начатую фразу.       — Но я не могу…       — Потому что… — опять ждёт продолжения. Наш разговор начинает напоминать детскую викторину. Этот сорванец сегодня дождётся!       — Прекрати допрашивать меня! — по-доброму злюсь на Эммануэля.       — … у тебя есть парень?! — выпаливает, не желая останавливаться. — Нет?! — мотает головой.       — Нет, я…       — Так значит, нет?! — на лице восторг. Он снова подловил меня! Как у него это получается? Мелкий засранец!       — Нет у меня парня! Нет! — сдаюсь я. — Думаешь, если бы у меня был парень, то он вот так запросто отпустил бы меня гулять с тобой по Москве пятничным вечером?       — Если бы я был твоим парнем, то ни за что бы не отпустил!       — Ах ты! — замахиваюсь и мягко бью его шарфом.       — Вот так, да! — вскакивает с места и быстрым движением мягко касается моих волос. Я едва чувствую его прикосновение, но прическа испорчена.       — Ну погоди же, несносный мальчишка! Вот я тебе задам! — подбегаю к нему и хватаю руками за шею, словно хочу задушить его.       — Помогите! — наигранно хрипит Эммануэль. — Эта девчонка меня сейчас задушит!       Мы оба хохочем. Он обнимает меня и притягивает к себе. Его лицо становится серьёзным. Смотрит на меня. В его глазах столько нежности, а губы так близко, что мне хочется поцеловать Эммануэля. Я замираю на доли секунды, глядя в эти бездонные серые жемчужины. По телу прокатывается будоражащая горячая волна. Я знаю, что это не хорошо. Мне нельзя так думать об Эммануэле. Он сын Жильбера. Я не могу о нём так думать.       — Пусти, — убираю его руки с талии и иду за пальто. Мне не нравится то, что сейчас произошло. Я не должна допустить, чтобы Эммануэль влюбился в меня.       Провожает меня. Я переживаю, как он доберется до своих апартаментов. Вызываю ему такси. Ждём машину возле подъезда. Я вижу, как дрожит Эммануэль. Но пригласить его погреться к себе в квартиру не могу. Это будет выглядеть неправильно. Так нельзя. Я не должна.       Такси приезжает через пятнадцать минут. Говорю таксисту адрес в приоткрытое окно. Поворачиваюсь к Эммануэлю. Стоит, смотрит на меня тоскливыми глазами.       — Ну всё! Пока! — прощаюсь я с ним.       Изловчается и целует меня, касаясь холодным кончиком носа моей щеки.       — Пока! — на лице вспыхивает улыбка. Эммануэль запрыгивает на заднее сиденье, захлопывая за собой дверь. Машина трогается. Долго смотрит на меня в окно. Улыбается своей потрясающей белозубой улыбкой. Машет рукой.       Мне нравится Эммануэль. Возможно, мы могли бы с ним подружиться, если бы его отец и я… Нет, какая глупость. Я не должна думать о Жильбере. Не должна. Тяжело вздыхаю и иду домой.       Все выходные провожу дома, разгребая насущные проблемы. С Эммануэлем встречаемся только в понедельник утром на очередном собрании в овальном кабинете. Мне жаль его. У него такой несчастный вид. Смотрит на меня щенячьими глазами. Делает ещё более грустное выражение лица, когда мой взгляд скользит по нему. Всё утро проводим в дебатах, обсуждая слияние с Елизаровым. Драка разговаривает с юристами, не забывая поглядывать на Эммануэля. Пьер следит за тем, что происходит между мной и его юным родственником. Часа через два Эммануэль в открытую строит мне рожи. Я едва сдерживаюсь от смеха, стараясь выглядеть как можно более серьёзной. В пятнадцатиминутный перерыв младший Пуавр увязывается за мной. По-моему, все уже привыкли, что он таскается за мной хвостом.       — Карин! — делает скорбное лицо, когда мы остаемся одни на офисной кухне. — Спаси меня от Драка! Ещё один вечер с ним я не переживу!       Чуть ли не плачет. Театрально. Фальшиво. Бездарно.       — Что случилось? — вскидываю на него глаза, усаживаясь за стол с чашкой кофе.       — Карин, кажется, он извращенец!       От неожиданности я давлюсь эспрессо. Откашливаюсь и в изумлении смотрю на Эммануэля. Что ему известно о странностях Драка?       — Почему ты так решил?       — Карин! — наигранно всхлипывает. — Он потащил меня на русский балет!       Закрывает лицо руками.       — Три часа, Карин! Три часа! Целых три часа мы смотрели на женщин в белых длинных одеждах! А музыка?! Это же невозможно слушать! А потом он с придыханием выпытывал у меня, как мне понравилось? — округляет глаза и таращится на меня, потрясая руками. — Карин! Как это вообще может кому-то нравиться?!       Я смеюсь над словами Эммануэля. Он такой искренний! Не старается казаться интеллектуалом. Говорит то, что думает. Мне нравится его непосредственность.       — Карин! Ты спасёшь меня от Драка? — берёт меня за руку и с мольбой смотрит мне в глаза. — Умоляю, спаси меня от него! Еще одного такого вечера я не вынесу! Пожалуйста, Карин! Сжалься надо мной! Вырви меня из лап чудовища Пьера!       Я хохочу в ответ. Мне смешно, как Эммануэль рассказывает о своем походе в театр вместе с Драка. Я могу его понять. В девятнадцать лет тяжело воспринимать все эти классические спектакли. Надо быть законченным ботаником, чтобы любить такое в его возрасте. Мне действительно становится жаль Эммануэля. Он прав, его надо спасать от Пьера, пока тот вконец не измордовал мальчишку своими утонченными развлечениями.       — Что предлагаешь? — гляжу на него с улыбкой.       — О, Карин, ты согласна! Спасибо тебе, спасибо! Моя спасительница! — неистово целует мою руку. Становится на колени, изображая рыцаря. — Богиня! Рея![1]       Воздевает руки к потолку и снова принимается терзать мою руку.       — Хватит уже! Хватит! — смеюсь я, пытаясь отбиться от Эммануэля. — А то сейчас кто-нибудь зайдёт и увидит, как ты тут вытираешь коленками пол!       — Пусть! Пусть все видят, что ты меня спасла!       — Я ещё никого не спасла, а только собираюсь.       — Это неважно! — встаёт с коленей, отряхивая брюки. — Давай сегодня опять погуляем. Мне понравилось гулять с тобой.       Смотрит игриво, застенчиво закусив губу. Вот чёрт! Кажется, он набивается на свидание. Нет, нет, нет и нет! Пусть даже и не думает. Мы с ним приятели и только. Я пойду гулять с Эммануэлем лишь потому, что Драка действительно не лучшая компания для него.       — Хорошо. Заеду за тобой в восемь на такси.       — Буду ждать, — вскидывает брови, чертит по мне озорным взглядом и выходит с кухни.       Допиваю кофе в одиночестве, удивляясь тому, насколько Эммануэль не похож характером на своего отца. Интересно, эта лёгкость в общении досталась ему от матери? Я пытаюсь представить себе Симон. Какая она? Лёгкая, общительная, непосредственная, с лучезарной улыбкой Эммануэля? Наверное, так оно и есть. В груди неприятно щемит. По сравнению с ней я выгляжу скучной и неприветливой. Как бы мне хотелось быть такой, как Эммануэль и его мать. Горько усмехаюсь своим мыслям. Я завидую им. Я завидую тому, что они могут видеть Жильбера каждый день. Я завидую тому, что они его семья. У меня никогда не будет того, что есть у них. И от этого становится грустно. Я вздыхаю. Я никак не могу выбросить Пуавра из головы.       Едем на ВДНХ. Мне нравится этот район. Я всегда хотела жить на проспекте Мира. Здесь особо остро чувствуется дух Москвы. Эммануэль в восторге от творения Мухиной в стиле советского монументализма[2]. Памятник устрашающе огромен. Этого у него не отнять. Прогуливаемся по парку. Сегодня Эммануэль не такой восторженно-энергичный. Идет рядом, вскользь поглядывая на меня. Предлагаю прокатиться на колесе обозрения. Ему нравится моя идея.       Покупаем билеты и садимся в раскачивающуюся кабинку, похожую на прозрачный платяной шкаф. Дверь закрывается, и мы оказываемся наедине в маленьком замкнутом пространстве. Отчего-то я чувствую неловкость рядом с ним. Эммануэль слишком долго и пристально смотрит на меня. Я гляжу ему прямо в глаза. Он не выдерживает и смущённо опускает ресницы. На нем всё та же светлая джинсовая куртка с белым мехом и объемный шарф. Нос и уши неизменно красные. Меня умиляет его юный мальчишеский облик. Наверное, я смогла бы полюбить его, как сына.       Колесо движется плавно, словно на волнах, покачивая кабинку. Эммануэль застенчиво смотрит на свои руки. Он явно что-то задумал.       — Какой-то ты сегодня слишком тихий, — не выдерживаю я затянувшейся паузы. — Выкладывай, что у тебя на уме?       — Нет, — мотает головой, вскидывая на меня хитрый взгляд. — Не скажу.       — Почему?       — Боюсь, ты снова меня обидишь, — надувает губы и смотрит исподлобья.       — Когда это я тебя обидела? — негодую я.       — В пятницу. Ты сказала, что не собираешься со мной встречаться.       — Ты опять?! — я возмущена поведением Эммануэля.       — Ну почему, Карин? — канючит Эммануэль. Он сущий ребенок! — У меня нет девушки. Тебе не жаль меня?       — Нет! С чего это я должна тебя жалеть?       — Ну как! Я одинокий, несчастный, страстно влюблённый! Симпатичный, между прочим, молодой человек! Разве тебе не хочется меня пожалеть, приласкать?       — Почему это я должна тебя жалеть и ласкать? Пусть тебя жалеет и ласкает та, в которую ты влюблён!       — Она не хочет! — вздыхает, облокотившись на стол и подперев подбородок рукой. — Она жестокая, бессердечная Снежная Королева. Ей наплевать на меня!       Опять вздыхает. Пристально смотрит, не отводя взгляда от моих глаз. До меня начинает доходить, к чему клонит Эммануэль.       — Эммануэль, да как ты не понимаешь?! — вспыхиваю я. Мне приятно слышать его признание. Любой женщине приятно узнать, что в неё влюблены. Пусть даже такой юнец, как Эммануэль.       — Не понимаю, — мотает головой. — Никак не могу понять, почему ты не хочешь, чтобы я стал твоим парнем? Может, объяснишь?       Он ждет от меня ответа. Ему надо что-то сказать, и я начинаю сочинять на ходу:       — Ну, во-первых, я работаю на твоего отца и дядю. Или кто он там тебе?       — Увы, Карин, неубедительно! Может, у тебя есть другие причины? — от его слов внутри неприятно холодеет. Сердце пускается вскачь.       — Ну-у… — я начинаю ёрзать под его пристальным взглядом. — Я старше тебя!       «Отлично, Карина! Это хорошая находка!» — мысленно хвалю себя за идею.       — И что? — пожимает плечами. — Я знаю много пар, где один из двоих старше. Опять не убедила!       Кажется, его не переубедить.       — Да, но не на шесть же лет! — парирую я. — Ведь тебе всего девятнадцать!       — Пфе, шесть лет! Всего-то! Какая ерунда!       — Ерунда?! — я стараюсь изо всех сил. Для меня это существенный аргумент в пользу невозможности наших романтических отношений.       — Конечно, ерунда, — Эммануэль невозмутим, как скала. — Мой отец, например, младше матери на двадцать два года. И что?       Тут у меня отвисает челюсть. Жильбер младше Симон на двадцать два года! Ого! Я таращусь на Эммануэля огромными глазами. Я в шоке!       — На двадцать два?! — зачем-то переспрашиваю я.       — Да! А что тут такого? Они давно вместе.       — И что? Твой отец… — я хочу спросить, но не решаюсь.       — Думаешь, он изменяет моей матери? — в груди неприятно ёкает. — Не-ет! Что ты! Он её очень любит. Они много времени проводят вместе.       Мне становится неудобно сидеть. Стул очень жёсткий и холодный. А в кабинке слишком мало воздуха. Я хочу выйти, но это невозможно. Мы на самом верху. Разговор становится неприятно душным. Я морщусь.       — Он её долго добивался, — продолжает Эммануэль. Меня начинает подташнивать. Я не хочу его слушать. — Они познакомились, когда ему было пятнадцать.       Вот чёрт! Всего пятнадцать. А ей? Тридцать семь! Подумать только — тридцать семь! Она что, совратила Жильбера, когда тот был ещё подростком?       — Мама преподавала французский в школе, где учился отец, — я не хочу больше ничего слышать. Мне хочется заткнуть уши. Но я не могу этого сделать. Что подумает обо мне Эммануэль? — Он три года пытался убедить маму встречаться с ней.       Три года — это много!       — А она? — я удивлена своим вопросом. Не ожидала от себя такого, ведь я не хотела даже слушать.       — Она долго не верила ему. Думала, что у отца это пройдёт. Мальчики часто влюбляются в своих учительниц.       — И что было дальше?       — А дальше он закончил школу, но не перестал приходить к ней. Мама свыклась с мыслью, что отец по-настоящему её любит, и стала принимать ухаживания.       — Но постой. Ей было тридцать семь…       — Сорок. На тот момент ей было сорок, — поправляет меня Эммануэль.       — Ну хорошо. Сорок. Разве тогда у неё не было семьи?       — Как тебе сказать. Была. У неё есть сын от первого брака. К тому времени, когда отец влюбился в маму, она успела овдоветь.       — А этот мальчик. Где он? Что с ним? — меня вдруг накрывает. Вот чёрт! Неужели это…       — Драка — фамилия моей матери, доставшаяся ей от первого мужа, — спокойно продолжает говорить Эммануэль.       Чёрт! Чёрт! Чёрт!       — Так значит… — я смотрю на Эммануэля и не могу оторвать взгляда.       — Пьер мой сводный брат, — выдыхает Эммануэль. — Теперь ты всё знаешь про мою семью.       Улыбается лучезарной улыбкой. Я приглядываюсь к Эммануэлю и стараюсь найти у него сходство с Пьером. Если Эммануэль и Пьер братья, то получается, что Жильбер приходится Драка отчимом. Вот это да! Ну дела!       Я ещё нахожусь под впечатлением, когда наша кабинка опускается вниз. Эммануэль помогает мне выйти, придерживая меня за руку. Меня потрясывает мелкой дрожью. Не то от холода, не то рассказа Эммануэля. В голове каша. Мысли сбились в кучу, и я уже не могу нормально соображать.       — Так что ты теперь скажешь? — Эммануэль по-прежнему ждёт от меня ответа, но я сейчас не в состоянии что-либо обсуждать. Мне надо переварить всё, что мне рассказал Эммануэль. Я больше не могу гулять с ним по парку. Я хочу поехать домой. Прошу у Эммануэля прощения и заказываю такси.       Сначала завозим его, а потом я еду домой одна. За сегодняшний день я столько всего узнала, что вряд ли смогу заснуть этой ночью. Но вопреки моим ожиданиям, стоит мне только войти в квартиру, как на меня наваливается истома. Не в силах что-либо с собой сделать, я скидываю пальто и валюсь на диван. Тут же засыпаю, накрывшись колючим шерстяным пледом.