Французский перец

      Всю неделю летаю, словно за спиной крылья. Жильбер признался! Признался, что я ему тоже небезразлична! Нет, он ничего не сказал о том, что любит меня. Но я чувствую — это шаг навстречу. И этих шагов навстречу друг другу нам предстоит сделать очень много. Но каким бы долгим ни был путь, я готова пройти его до конца. Непростой, сложный, болезненный, возможно, тяжелый и трагический. Но я пройду по этой тернистой дороге. Дороге, ведущей к счастью. Я готова, и меня ничто не остановит. Ничто не важно — ни Эммануэль, ни Пьер, ни Симон. Есть только я и Жильбер. И мы идём навстречу друг другу. Шаг за шагом. Это нужно нам обоим. Нам двоим, чтобы стать счастливыми. Вместе. Навсегда.        Моё сердце переполняет любовь. Она сочится, растекаясь дурманом по венам. Я люблю Жильбера так, что перехватывает дыхание, а горло сжимают невидимые тиски. Мне хочется смеяться и плакать. От радости. От счастья. От любви. Я люблю. Безумно, неистово, сильно. Моей любви хватит на двоих. Во мне слишком много любви. Её невероятно, бесконечно много. Она не помещается во мне, разрывая изнутри, заставляя страдать от нестерпимой сладостной муки. Проникает в кожу, волосы, ногти. Я будто соткана из любви. Любви к нему. Это прекрасно и упоительно больно. Всё-таки больно. Больно от счастья, переполняющего душу, от нежности, томящей грудь. Как же я люблю его. Словно до Жильбера не было ничего. Только с его появлением я научилась дышать, жить, любить. Жильбер не представляет, как сильно я люблю его. Люблю с самой первой минуты, как увидела. И этому не будет конца. Никогда. Даже после смерти мой дух будет принадлежать Жильберу. Я люблю его. Люблю той самой очищающей любовью, что искупает все земные грехи. Той самой жертвенной, святой любовью, о которой слагают стихи и поют песни. Я готова на всё ради нашего счастья. Я сделаю всё, чтобы Жильбер был счастлив. Он мужчина всей моей жизни. Остальные — лишь его тени, отражение, эрзац. Есть только Жильбер, и никого кроме него.       Жильбер звонит мне тем же вечером, и мы договариваемся о встрече. Я с нетерпением жду пятницы. Я чувствую, что теперь всё будет по-другому. Будет иначе. Будет так, как хочу я.        Встречаемся пятничным вечером и все выходные проводим вдвоём. Ублажаем друг друга в постели, изредка выбираясь к холодильнику за едой и напитками. Мы живём в кровати. Пьём, едим, до седьмого пота занимаемся любовью, словно два обезумевших по весне кролика. Я никак не могу насытиться им. Хочу Жильбера бесконечно. Хочу ощущать его тепло и засыпать, притулившись у него под мышкой. Рядом с ним чувствую себя маленькой девочкой, хрупким цветком. И мне это безумно нравится. Мне безумно нравится быть рядом с ним — мудрым, взрослым, сильным.        Я целую Жильбера, прикасаясь к губам невесомым поцелуем. Чувствую ответную нежность, проникающую в меня одним лишь легким касанием. Я любуюсь его римским профилем, серыми жемчужинами глаз, неглубокими складочками морщин, рисунком ушной раковины, тяжелым мужественным подбородком. Мне хочется бесконечно целовать Жильбера и любоваться его скупой мужской красотой. Глажу по шершавой щеке, провожу пальцем от переносицы до заострённого кончика римского носа, спускаюсь ниже и касаюсь подушечкой рта. Моя голова покоится на сильной груди. Я наслаждаюсь безмятежностью нашей любви. Вдыхаю аромат его кожи с терпкими мускусными нотками.        — Карин? — томно смотрит он на меня.         — Что, Жильбер?        — Скажи, ты хотела бы попробовать секс втроём? — его вопрос мне кажется странным, но не беспокоит меня. Мне слишком хорошо, чтобы о чём-то беспокоиться.        — Почему ты спрашиваешь?        — Мне хочется знать.       Сажусь и в задумчивости свожу брови к переносице. Мне не нравится настойчивость Жильбера. Чувствую подвох. Он спрашивает у меня разрешения привести в нашу постель женщину? Смогу ли я делить Жильбера? Для меня ответ однозначен — «нет»! Я не намереваюсь делиться своим счастьем ни с Симон, ни с какой другой женщиной. Жильбер мой и только мой! Я готова драться за него!        — Почему ты хмуришься, Карин?        — Мне не нравится твой вопрос! — парирую я, скрещивая перед собой руки. Я возмущена! Он что, хочет испортить впечатление от наших выходных?       — Не дуйся, Карин! — проводит тыльной стороной ладони по моей щеке, убирая с лица прядь волос. — Разве тебе не интересно попробовать что-то ещё?       Что-то ещё! О, мсье Жильбер, Вы неисправимы! Наверное, Вы садист! Вам нравится мучить меня?       — Я никогда не мечтала о групповухе! — недовольно бурчу себе под нос. Надо прекращать этот дурацкий разговор. Почему мужчинам так нравится идея секса втроём? Альфа-самец, сидящий где-то в глубине души каждого, не дает покоя, требуя покрыть как можно больше самок? Или Жильберу хочется посмотреть на лесбийские ласки? Нет уж, увольте! Это без меня! Мне противна сама мысль о сексе с женщиной. Если бы я была лесбиянкой, наверное, так не страдала бы. Тут же вспоминаю наш разговор в аэропорту три года назад. Пуавр ещё тогда интересовался, не лесбиянка ли я. Чёрт! Похоже, он и вправду хочет, чтобы я полизалась с какой-нибудь грудастой секси-девочкой. Нет! Нет! И нет! Я не смогу переступить через свою брезгливость.        — О чём ты задумалась, Карин? — О, мсье! Вы постоянно подбрасываете мне такие задачки, что не думать я просто не могу!       — Думаю над твоими словами.       — И что?       — А то! Если надеешься привести в нашу постель женщину, то обо мне можешь забыть! Ищи ей другую подружку! — я обижена.       — Карин, я просто спросил! Никаких других женщин!        — Вот и хорошо! — ворчу я, поглядывая исподлобья на Жильбера.        — Когда ты дуешься, то похожа на маленькую девочку, — приподнимается, обнимает меня за шею, валит на подушки и целует. Нежно, долго, томно. Низ живота медленно подогревают разгорающиеся угольки желания. Отрывается и ласково смотрит.        — Что?         — А если это будет не женщина?       — Ты опять? — по-доброму злюсь на него. Хватаю подушку и несильно ударяю Пуавра по голове.        — Ах ты! Вздумала со мной драться? — отнимает мое оружие и прижимает меня к матрацу, держа за запястья. Наклоняется и снова целует.        — Ну, а всё-таки? — внимательно смотрит в глаза. Хочет услышать, что я думаю. Ну что же, раз заставил меня ревновать, то теперь пусть сам поскрежещет зубами! Хитро ухмыляюсь и закусываю нижнюю губу.       — Если двое мужчин… — хмыкаю, глядя на его застывшее в ожидании лицо. — Наверное, я бы согласилась… А что? Разве плохо, если не только ты будешь доставлять мне удовольствие?        — Правда? — сощуривается и криво ухмыляется мне в ответ.        — Правда! — я хочу подразнить его, пощекотать самолюбие. Отпускает меня и молча встаёт с кровати. Я недоуменно таращусь на его прелестный мужской зад. И что это значит? Пуавр обиделся?        Берёт со стула вещи.        — Ты куда? — я удивлена.        — Мне пора. Надо ехать! — натягивает брюки. На меня не смотрит. Я ничего не понимаю. Он что, всерьёз обиделся? В растерянности лохмачу на затылке волосы.        — Жильбер, — блею я, глядя на то, как мой любовник сосредоточенно одевается.        — Что, Карин? — застёгивает пуговицы на манжетах сорочки.        — Ты что, обиделся?        — Нет. С чего ты взяла?        — Просто ты так… неожиданно встал… и-и-и… начал собираться…       Вскидывает на меня взгляд. Глядит внимательно, продолжая одеваться.       — Мне действительно пора ехать, — надевает пиджак, ботинки и идёт к двери. Берёт с вешалки пальто. — Ну, всё! Пока! — кидает мне и выходит за дверь.        — Пока… — шепчу я растерянно. В голове отчаянный вопрос — что я сделала не так? Почему он встал и ушёл? Неужели его так расстроил мой ответ? А если да? А если Жильбер обиделся на меня? Ведь все эти дни я клялась ему в вечной любви. И после всего услышать от меня такое! Прикрываю рот рукой, понимая свою роковую ошибку. Что же я наделала? Зачем я решила так подшутить над ним? Наверное, Жильберу было неприятно слышать, что я не против секса с другим мужчиной. Какая же дура! Дура! Дура! Дура! Ругаю себя за феноменальную тупость. Как я могла обидеть мужчину, которого так долго люблю. И вот теперь, когда Жильбер почти сдался, я сама всё испортила! Какой чёрт дернул меня за язык! Мне безумно хочется всё вернуть назад. Отмотать пленку на несколько кадров. Но, увы, это невозможно! Всё уже сделано! На глаза наворачиваются слезы.       Я ругаю себя последними словами остаток воскресного дня и всё утро понедельника. Ужасно переживаю, что оскорбила Жильбера в лучших чувствах.        Моё самобичевание достигает апогея ко вторнику. Я подавлена, не хочу никого ни видеть, ни слышать. Жильбер не звонит. Разве он станет мне звонить после такого? Как я могла разрушить всё, что досталось мне таким трудом? Как? Я не могу найти себе оправдания. С расстройства почти не ем. Пью галлонами кофе. Мне ужасно плохо. Так плохо мне ещё не было. Когда Пуавр обижал меня, я злилась на него. Но сейчас он ни при чём. Это я! Я во всем виновата! Я сама виновата во всех своих бедах!        По ночам рыдаю в подушку. Знаю — Жильбер не вернётся. Все кончено! Мне не на что надеяться! Какая дура!       Утром среды в полной апатии плетусь на работу. Я раздавлена и потеряна. Кажется, уже ничто не может радовать меня. Сижу за рабочим столом, медитируя над отчётом, который обещала Драка ещё неделю назад. Веки горят после бессонной, полной слёз, ночи. Нос распух. Временами глаза застилает мутной пеленой.        Звонок мобильного заставляет встрепенуться. Сердце подпрыгивает и пускается отплясывать джигу. Жильбер! Хватаю трубку.        — Алло! — выдыхаю в надежде услышать знакомый надтреснутый баритон.        — Карин, это я… — Господи, только не это! Мычу от досады. Я не хочу сейчас говорить с Эммануэлем. Честно говоря, я так увлеклась любовью с отцом, что совсем позабыла о сыне. Боже, за что ты караешь меня? Когда уже этот сопляк оставит меня в покое?       — Что тебе нужно? — небрежно отвечаю я.        — Карин… я… я… я…         — Ну? — Эммануэль злит меня.        — Карин, можно я приеду сегодня?       — Зачем? Ещё не все сказал? — так нельзя разговаривать с влюблённым юношей. Но у меня нет ни сил, ни желания расшаркиваться перед ним. Будь он хоть трижды сыном Жильбера! Воспоминание о Жильбере отзывается в моём организме новым приступом слёз.        — Я скучаю, — шепчет в трубку.        — Нет! Не приезжай! — рублю я. Мне надо прекратить эти ненужные встречи.       — Ты не хочешь меня видеть, потому что у тебя кто-то появился?        А в интуиции мальчику не откажешь. Как появился, так и исчез! Я сама всё испортила! Размазываю сырость по щекам, не силах сдержаться. Всхлипываю.       — Карин, ты плачешь?        — Нет! У меня насморк! И вообще, я болею! Не приходи ко мне! Понял?       — Может, тебе привезти лекарств?        — Мне ничего не нужно! — раздражение нарастает. Мне нельзя пить столько кофе. Он плохо сказывается на моей эмоциональной стабильности. — Всё, Эммануэль! Мне надо идти!       Сбрасываю звонок, не дожидаясь ответа. Головой понимаю, что не должна так поступать с Эммануэлем, но слушать его блеяние у меня просто нет сил — ни моральных, ни физических.         Подпираю подбородок кулаком и отрешённо смотрю на текст договора с моими пометками. Надо собраться с мыслями и закончить отчёт. Драка уже заждался.        Словно разбуженный мыслями, на столе звонит телефон. Внутренняя линия. Драка! Начинаю лихорадочно придумывать отмазки, почему я до сих пор не предоставила ему отчёт.        — Пьер! Добрый день!       — Здравствуй, Карин! Поднимись, пожалуйста, ко мне! — голос серьёзный, даже слишком. Привожу свой внешний вид в порядок и плетусь наверх, в полной готовности получить взбучку.        Захожу в кабинет. Пьер сидит за столом, листая бумаги.       — Карин! Проходи, присаживайся! — делает приглашающий жест рукой. Сажусь на диван напротив Пьера.        — Ты же у нас специалист по международному праву?       — Угу, — киваю в ответ.       — Мне понадобится твоя помощь. Дело в том, что Шарль сейчас в Штатах. Улаживает кое-какие дела.        — Да, Пьер. Я в курсе.       — Так вот, Карин, это, — трясёт бумажками, — соглашение с новым поставщиком. Но, понимаешь, тут не всё просто. Надо будет ознакомиться с предметом договора и съездить в Алжир, пообщаться с тамошними юристами.            — Алжир? — вскидываю на него удивлённый взгляд.       — Да, Алжир. Понимаю, тебя брали для работы с русским, но сейчас тяжёлые времена.        Пьер внимательно смотрит. Хмурится, разглядывая мое лицо.        — Карин, ты здорова? — отсутствие косметики и опухшие веки придают моему лицу болезненное выражение.        — Я здорова, Пьер.       — Точно? — не верит мне, продолжая разглядывать.        --Абсолютно, — выдавливаю натянутую улыбку.        — Ну-у, хорошо. Тогда вот! Почитай! — протягивает бумаги. — В Алжир летишь завтра.        — Завтра? — удивлённо гляжу на Драка.       — Успеешь собраться?        — Я еду одна? — мне не хочется путешествовать одной. Слишком тоскливо. Не с кем даже словом переброситься.        — Да, одна. В Алжире тебя встретят, — перебирает бумаги на столе. — Пуавр там. Ждёт твоего приезда.        При упоминании его имени вздрагиваю. Кровь отливает от лица. Пьер отрывается от бумаг и смотрит на меня.        — Карин, с тобой точно всё хорошо? Какая-то ты бледная.        — Всё отлично.        — Может, ты на сегодня закончишь работать и пойдёшь домой? Отдохнёшь, отоспишься, а завтра мой шофёр заедет за тобой.        — Хорошо, Пьер. Так и сделаю.        — Ну всё, Карин, отдыхай! Если вдруг почувствуешь себя плохо — звони! Я отменю командировку. Пошлю в Алжир кого-нибудь другого.        Нет! Нет! Нет! Я не хочу, чтобы Драка посылал вместо меня кого-то ещё. Это мой шанс наладить отношения с Жильбером. Я должна поехать в Алжир во что бы то ни стало. Второго такого случая мне может не представиться.        Иду домой, подбадриваемая надеждой на встречу с Пуавром. Я должна ему всё объяснить, а если нужно, то и попросить прощения. Жильбер должен выслушать меня. Он должен понять, что я не хотела его обидеть. Это была всего лишь шутка. Только шутка. Я люблю его. И никто другой мне не нужен. Я уверена, Жильбер простит меня. Я очень надеюсь на это!