Чанёль, как ненормальный, носится по своей квартире, сшибая все углы, так как каждый раз не успевает вовремя затормозить. На голове настоящий хаос, а классическая бордовая рубашка ну никак не сочетается с поношенными спортивными штанами. В спальне огромной горой валяются выкинутые из шкафа вещи, и все они, увы, не подходят, вынуждая взрослого мужика скулить побитым щенком. Где-то на кухне монотонно вещает хриплый и уставший за день голос диктора о погоде на завтрашний день, и надрывно свистит закипевший чайник. Примерно так же с минуты на минуту засвистит пар, что сплошным потоком будет валить из ушей альфы, который конкретно так подзаебался. Чанёлю плохо, потому что он каким-то образом с Бэкхеном на свидание идет, если это вообще оно, и чувства внутри бурлят так, что уже бесить всё начинает, и появляется непреодолимое желание сесть на диван, включить какой-нибудь хороший фильм и послать все проблемы и чувства куда подальше. Ибо ненормально это всё и по-детски слишком. Он уже давно перерос это трепетное чувство, когда впервые собираешься на прогулку с понравившимся омегой, тщательно подбирая гардероб, дабы не показаться каким-то местным лошком, в огромном пуховике ниже колен и шапочке с помпоном, связанной со всей любовью, на которую только способен дедушка-омега. Чанёлю должно быть всё равно, вот только нет. Явно не в этой жизни. И не в следующей, ибо в каждой новой Бэкхен будет вызывать огромный спектр эмоций и занимать самое высокое место в списке приоритетов. Чанёль без своего мальчика не сможет, даже представить себе боится иную реальность, ту, в которой его Бэкки принадлежит другому. Он его. Со всеми плюсами и минусами, только его и точка.
Чанёль явно затруднится ответить, когда именно внутри все так клокотать перестало, оставляя вместо себя лишь лёгкий налёт томительного ожидания, предвкушения скорой и такой желанной встречи. Сколько лет он ждал этого? Сколько лет собственными руками оттягивал столь сладостный момент? Предстоящая встреча не казалась уже чем-то сверхъестественным и далёким. Все встает на свои места, медленно, но уже с завидным ускорением уходит со скользкого и неверного пути, на который их обоих вывел глупый омега, что боялся реальности и желал воплотить свои детские, обретшие с возрастом иную окраску, мечты. Теперь все иначе. Бэкхен стал взрослее, разум очистился от всего такого шлака, что столько лет копился, перемешивался с новым и гнил. Время не лечит, лишь дает возможность лишний раз все осмыслить и продумать иные пути решения той или иной проблемы, дает дополнительные дни и месяца чтобы смириться с чем-то, что каждый раз раскалённым прутом по сердцу. Бэкхена время научило правильно расставлять приоритеты и ценить тех, кто находится рядом. Ценить не только Чонина, Сехуна и, ставшего неотъемлемой составляющей их небольшой семейки, Лухана, но и Чанёля, потому что тот не посторонний человек и не враг.
Уже как двадцать три минуты Чанель сидел на кухне полностью готовый и потягивал мелкими глотками горячий чай из пузатой кружки. Мысли были чисты. Он знает чего хочет и как этого достичь. Мобильник, лежащий рядом на столешнице, тихо завибрировал, оповещая о входящем вызове. Перевернув телефон экраном вверх и прочитав имя звонящего, улыбка сама собой расцвела на лице.
— Да?
— Я заканчиваю через полчаса, ты не мог бы встретить меня? — голос парня был слишком слабым и убитым.
— Без проблем, я напишу тебе, когда подойду. Раньше времени не выходи, — на другом конце трубки послышалось еле различимое ухом угуканье. Уже сбросив звонок, альфа тихо зарычал.
— Могли бы и отпустить течного омегу пораньше, мрази.
Спустя двадцать минут Чанёль стоял в холле больницы, вдыхая ненавистный запах медикаментов, перемешанный с таким будоражащим сознание пряным ароматом истинного. Все медленно ходят по широким коридорам, шаркая обувью по старому, потертому в некоторых местах, линолеуму. Метрах в десяти слышится ругань врача из приёмного отделения, потому что опять молодые практиканты положили бланки и прочие документы не в ту папку, усложняя процесс в поисках. Скинув сообщение, уселся на узкую лавочку, устало потирая сильную шею. Хоть за сегодняшний день он и не сделал толком ничего, но энергии в теле почти не осталось. Единственное, чего желает в данный момент альфа — теплую и мягкую кровать с Бэкхеном под боком. Чтобы тихо телевизор на фоне бурчал, а на улице гул холодного ветра в окно стучал. Чанёль уже видит, как хрупкую спину омеги под одеялом поглаживает, как другой рукой шею пареньку разминает, расслабляя. В голове невольно представляется, как Бэкхен тихо мурлычет ему в грудь, сжимая тонкую ткань домашней футболки в кулачках. Послышались приближающиеся шаги.
— Идём? — спросил тихо, теребя края куртки.
— Ты почему таблетки какие-нибудь не выпил?
— Я выпил, просто из-за того, что мы истинные, ты все равно чувствуешь запах.
— Пойдем быстрее, не важно выглядишь.
За то время, что они медленно шли по освещенным улицам города, Чанёль успел мысленно избить себя раз шестнадцать. Почему он не вызвал такси? Почему изначально не поехал на своей машине? Бэкхен явно слабеет с каждым шагом, но ничего не говорит, смотря себе под ноги. Все это время они так и не заговорили, хоть у одного было море вопросов, а второму просто было неловко идти рядом с человеком и молчать. Кончики пальцев омеги чуть дрожали и черт пойми от чего, от холода, нервов или течки. Была приятная погода, пахло свежестью и немного сладостями, что продавались в магазинчике через дорогу. Слабые порывы ветра приятно игрались с выкрашенными прядями Бэкхена, напоминая какую-то вырезку из рекламы шампуня. Мимо проехала машина, из которой играла песня, та самая, с их выпускного, когда Чанель впервые решился подойти к своему омеге и серьезно поговорить. В этот раз инициативу взял сам Бэк.
— Понравилось в Китае?
— Даже не знаю, честно, — чуть нервно усмехнувшись. — Я много занимался и как-то на улицу не выходил. Хоть и бывали вечера, когда Исин-хен не выдерживал и выгонял меня на свежий воздух.
— Ты его так уважаешь?
— Да, но в те моменты, когда он выгонял меня, у него каждый раз был внушительный аргумент.
— Какой же? — заинтересованно склонив голову вбок, наблюдал за улыбающимся альфой.
— Сковородка, — омега тихо прыснул в ладошку. — Он каждый раз замахивался на меня ею.
— А та музыкальная лавка? Ты так и не поработал там?
— А ты откуда знаешь? — альфа чуть нахмурился, стараясь вспомнить когда он говорил об этом, или были ли какие-то встречи.
— Я увидел тебя тогда и побежал следом, но ты слишком быстро ходишь, — чуть улыбнулся, проверяя время на мобильном телефоне.
— Да, я так и не вышел на работу и не устроил родителям праздник.
— Прости.
Пару минут вновь шли молча. У каждого в голове непонятное месиво из эмоций и незаданных вопросов, вот только разобраться со всем тем хаосом просто невозможно. Мысли кидаются от одной темы к другой, словно они находятся на борту корабля, что попал в девятибалльный шторм. Солнце уже почти зашло, окрашивая небесное полотно в нежно-персиковый.
— До моего дома осталось совсем немного, давай срежем? — получив в ответ кивок, свернул во дворы, почти сразу же здороваясь со старой соседкой.
***
Душно, нечем дышать. Пот крупными градинами скатывается по вискам и дальше вниз по напряженной шее. Перед глазами плотная дымка похоти, что не позволяет сфокусировать взгляд на чем-то конкретном. Во рту пересохло, а сердце грохочет, как бешеное, где-то в животе. Здравый рассудок упорно отказывается верить в происходящее, но тело кричит об обратном. Чанёль медленно ведет своей шершавой ладонью по мягкой и нежной коже, оглаживая бедра и бока парня. Омега продолжает извиваться, чуть скуля, и оставлять красные полосы на широкой груди. Частое дыхание обоих сливается в единую мелодию, где самыми интригующими местами становились сладкие стоны. Бэкхен выгибается в спине, норовя быть как можно ближе, чтобы кожа к коже и кипяток по венам. Ноги на поясницу альфе закидывает и трется, добивая и без того шаткую конструкцию, что Пак выдержкой называл. Мочку уха одними губами в плен захватывает и мурлычет прямо в ухо, резко подаваясь бедрами вперед, соприкасаясь своим пахом с чужим. Чанёль из последних сил старается не вестись на грязные уловки Бэкхена, продолжая тонкую шею мокрыми поцелуями покрывать и чуть спину массировать, расслабляя.
— Ну же, — хрипит в очередной раз Бэкхен, переворачиваясь на живот и отклячивая накаченный зад.
Чанёль рычит, сминая простынь в руках с такой силой, что ткань не выдерживает и лопается. Омега под ним слишком желанен и слишком наглый, чтобы продолжать, как оказалось, никому ненужную прелюдию. Первый палец медленно погружается внутрь, начиная массировать упругие стенки, что с силой сомкнулись вокруг.
— Бэкхен, солнце моё, не торопись ты так, — шепчет, в лопатку целует, просит терпеливее быть, и Бен понимает все, вот только столько времени впустую прожито было, что каждая секунда сейчас бесценна. Он мычит что-то нечленораздельное в изгиб локтя, чуть назад подаваясь. Одного тома не хватит, чтобы описать как долго мечтал об этом, каждую деталь продумывая, вот только в реальности все, как обычно, далеко не так, как в наших фантазиях. Все происходит не мило и романтично на кровати с лепестками роз, после душистой ванны и пары бокалов шампанского или красного сухого, а дико и по-животному. Чанёль чуть дверь с ноги не вынес, пока омега с замком воевал, ибо дрожащие пальцы напрочь отказывались засовывать ключ в замочную скважину. Хоть в воображении альфа был так же нежен и чуток, как и сейчас, вот только реальный Чанёль все же с силой ягодицы сжимает, норовя как можно больше свих отметин оставить, достаточно резко уже тремя пальцами двигает, дразнит, кончить не позволяет. Бэкхен выть белугой скоро будет, потому что он — сплошной оголенный нерв, на который дунь — реакция последует незамедлительно. Тело — струна, а Чанель — умелый музыкант, что может на одной струне сыграть нечто невообразимое. Все происходит слишком неожиданно. Просто в один миг поясницу простреливает острая боль, а следом эта боль отдается у основания шеи. Даже сейчас их секс похож на звериный: Чанель в холку уже вцепился, рычит утробно и омегу все ближе прижимает, вдалбливается со всей, накопившееся за многие годы, злостью и страстью, что так и не нашла себе выхода. Бэкхен хнычет и в стонах одновременно захлебывается, что так хорошо быть может — не верит. Ещё несколько толчков и омега весь трястись начинает, за спинку кровати цепляется, вот только мертвая хватка на холке не позволяет. Омега стонет в голос, имя альфы своего выкрикивает и, не выдержав, кончает на светлые простыни.
2 года спустя.
Сквозь тонкую занавеску внутрь комнаты пробивается первый лучик света, что, попадая на металлическую пряжку ремня, отражается прямиком в глаза сонного омеги. Тот кряхтит недовольно и одеяло повыше натягивает, прячась от раздражителя. На дворе весна, природа начинает медленно просыпаться, сладко потягиваясь после трёхмесячной спячки. Маленькая птичка напевает ненавязчивую песенку прямо под окном сонного царства. Щелкает механизм, а следом на всю комнату раздается противный писк будильника. Бэкхен нехотя раскрывает глаза, тупо пялясь в потолок. Спустя несколько минут в коридоре слышатся неторопливые шаги, а следом распахивается дверь в спальню, являя одетого в спортивный костюм Чанеля. Тот улыбается так же ярко, как утреннее солнце за окном, он бодр и энергичен. Как можно не радоваться новому дню, если в нем есть твой любимый?
— Вставай, соня, пора на пробежку, — пропел соловьем альфа, стягивая одеяло на пол. В ответ послышалось недовольное мычание.
— Пак Чанель, имей совесть, отвали, — пытаясь отвоевать теплый кусок мягкой ткани обратно.
— Ты же помнишь наш уговор?
— Какой дебилоид его придумал вообще? — запыхтел Бен, медленно сползая с кровати. Конечно он помнит этот уговор — создавать идеалы вместе. Они вместе бегают по утрам, вместе ходят в тренажёрный зал, чтобы добиться того, о чем мечтали или того, чего просто хотели. Теперь тело альфы более подтянуто и, благодаря упорным тренировкам и диете, стали проявляться кубики пресса. Со временем Чанёль возмужал ещё больше, взгляд уже не такой наивный, как раньше, хоть и не утратил былого огонька азарта. Цвет волос альфа решил сменить на их первую годовщину, так как пылающее сердце яро требовало кардинальных перемен. И сейчас сонный, немного злой Бэкхен смотрит на своего шикарного Чанеля, что излучает уверенность на десятки километров, на Чанеля, что за свою пару порвет любого. На своего Пак Чанёля, что неожиданно ебанул волосы в пепельный цвет, вынуждая посидеть на несколько лет раньше всех: своих родителей, Бэкхена и друзей. Хотя, Кай оказался единственным, кто заценил цвет, будучи блондином.
Бэкхен глубоко вздыхает и смотрит на широко улыбающегося альфу.
— Чего лыбишься?
— Это была твоя идея, родной, — по всему дому разнесся низкий смех альфы, в которого, с обиженным писком, полетела подушка.
***
— Люби меня правильно, да? — спросит уже поздней ночью Бен, вспоминая красивую песню, что посвятил ему Чанель, крепко сжимая чужую ладонь в своей.
— Верно, — ответят ему хриплым голосом, неизменно нежно целуя в висок.
***
Не нужно рваться за какими-то мнимыми идеалами, создавайте идеалы самостоятельно. Любите, творите и тогда в жизни каждого наступит долгожданный рассвет. Любите правильно.
