Три года счастья. Так мало.

Это случилось три года назад. Керолайн Форбс выглядела обеспокоенно, ведь получила сообщение от Бонни, что ее подруга нуждается в помощи и просит, чтобы Керолайн приехала в Вирджинию. Керолайн переживает, но собирает сумку, целует Лиззи и Джози на прощание, рассказывает Аларику, что с подругой Бонни случилась беда и должна ехать. Только вот в реальности беда случается с Керолайн, когда она понимает, что адрес присланный ей в смс оказывается адресом бара. Керолайн вздрагивает, ощущая запах крови, который ударяет ей в нос. Она ощущает этот запах и в какую — то секунду Керолайн кажется, что на ее губах солоноватая кровь с таким знакомым металлическим привкусом. Она каждой клеточкой ощущает волнение, дрожит, сердце, как будто замерло и больше никогда не забьется в груди, ее сковало, что даже и шагу сделать не может. Она оцепенела от ужаса, ведь даже не каждый вампир сдержится увидев бар полный трупов, на столиках разбросаны конечности, а на одном Керолайн видит окровавленное сердце, от чего кричит во весь голос, отшатывается, когда это самое сердце падает к ее ногам. Это похоже на какой — то дешевый фильм ужасов, который может напугать подростков или детей. Чего Керолайн действительно стоит бояться, так это магического барьера, который не позволяет ей выбраться из этой ловушки. Капкан захлопнулся и кажется, что Керолай Форбс замерла на месте, на лбу выступили капельки холодного пота. Замерла, сжав ручки в кулаки. Она пыталась сбежать только столкнувшись с магическим барьером осознала, что зря пыталась бежать. Бесполезно. Она такая напуганна, сейчас на лице не к месту улыбка. Осматривается по сторам и закрывает рукой лицо, когда ее ослеплеят вспышка света и она понимает, что в баре кто — то есть. Она здесь не одна и пытается уловить запах, только вот запах крови все перебивает, блокирует орган обоняния. Ее руки сжаты в кулаки, приведены в боевую готовность, ведь должна же она защищаться. Она готова защищаться ведь иначе быть не может. Только вот осматриваясь по сторонам она слышит смех. Мужской смех. Керолайн представить не могла, что обернувшись она увидит именно его. Увидит Клауса лежащего на барной стойки с бутылкой бурбона в руках. - Нет… Она еле шевелит губами, не говоря уже о том, что ее подташнивает от всего вида. Она не знает, почему Клаус смеется, а ей на встречу идет длинноволосая блондинка, которая вышла из-за барной стойки. — Клаус ты победил. Она здесь. — С меня сто долларов. Но… — Но? Что это? Что за комичная ситуация? Нет… Не комичная. — Любовь моя, расслабься. — Расслабься. Я хочу отметить, что мне противно даже находиться здесь. Ублюдок! Свинья! — Теперь я знаю, что ты все еще любишь меня. — Люблю? Ты из ума выжил, Клаус. — Не нервничай, милая. Его не было пять лет и пока дочь Клауса жила в ее пансионе она видела, как одинока Хоуп? Может, одиночество передается генетически. Керолайн не знает. Керолайн знает, что желает сделать с ним за все. Сделать после всего пережитого. Ударить по лицу, прижать к стене, да со всей силой, которой обладает эта хрупкая блондинка. В прочем так и поступает Керолайн и от себя добавляет пощечину и разбитую бутылку бурбона. Вот и все. Клаус Майклсон и даже не сопротивляется. Уж лучше бы вообще не возвращался. Хотя сам прекрасно на что шел, когда узнал о нападении на Элайджу. Его не было рядом в тот момент, когда его брат нуждался в нем, но свою он обязан защитить любой ценой. Клаус ведь отец и узнав об опасности он не просто бросается спасать Хоуп, но и готов умереть, гореть в Аду. Он готов на все, только бы Хоуп жила и чувствовать, что она счастлива. Его не было пять лет за которые все изменилось: мир, дочь, он сам. Все изменилось. Не изменился только взгляд Керолайн и то, что в каком бы состоянии он не был, но Клаус Майклсон все равно остается Клаусом Майклсоном и поэтому через секунду Форбс оказывается прижатой к столешнице одного из столиков. Керолайн пытается отвернуться от него, ведь куда лучше сейчас ничего, чем видеть трупы и оторванные конечности, ощущать на себе это горячее дыхание, словно он не просто выпил алкоголя, а перепил, вдобавок еще и запах крови. А может она желает, чтобы он рядом? — Отпусти! Клаус! Ты мне омерзителен. — Я видел небо и Землю. Знай, что везде я видел тебя. — Ты бредишь, Клаус. Мне нужно сойти с этой планеты, потому что на ней ты. — Этот мир перестал быть моим, а ты испортила наше свидание. — Так это ты называешь свиданием? В баре переполненном трупами? Снова пытается сбросить его с себя и теперь Керолайн бьет ногой в живот, что того отбрасывает к стене и перепачкан он не только кровью жертв, но и своей, струйка которой появилась на его губах.  — Зачем я тебе? Ты хоть знаешь, что я пережила? Знаешь, что я стала женой Стефана, который погиб спасая Мистик Фоллс от пламени Ада? Она говорит закрытыми глазами, ведь если откроет их, то вновь окажется в том страшном дне, когда погиб Стефан. Вспоминание ведь убить невозможно. - Мы должны были быть вместе: оберегать и любить друг друга. — Керолайн, открой глаза и сделай то, о чем я попрошу. — А почему я должна делать, Клаус? — Ты мне нужна… — Зачем, Клаус? Я не понимаю… Так ты развлекаешься? Проливая кровь невинных, вымещая злобу и агрессию. Никто не виноват, а ты поступил правильно защищая свою дочь. — Рядом нет Элайджи, который останавливал меня. Так что, я предоставлен сам себе и без нравоучений братца. Как моя дочь? — Она очень способная и лучшая ученица пансиона, вспоминает о тебе и рисует. И Клаус решился посмотреть ей в глаза. И Керолайн увидела пустоту в его глазах, что увидела когда — то. Не вспоминать, что было между ними. Не вспоминать, что было в прошлом. Не вспоминать, что было между ними. Не вспоминать улыбки, боль, вечеринку в стиле двадцатых, выпускной, поцелуй в щеку, при открытом небе и обещание стать ее последней любовью, помнит, что было между ними в лесу. Стоит ли ей доверять ему? Стоило ли ей вообще приезжать сюда? Клаус и так пропал, исчез, но касаясь ее руки он просит ее остаться. Попытаться вздохнуть полной грудью, не отвернуться или ударить его, когда он касается ее щеки и оставляет кровавый след. Ее бледную кожу теперь украшает кровь. Он и на ней оставил свой кровавый след. — Когда — нибудь я вернусь Керолайн, а пока мне нужна ты, твоя помощь. Я узнал, что Хоуп может грозить опасность. Мне нужно, чтобы Изабелла поехала с тобой. Она моя доверенная ведьма из Вероны. Только об этом никто не должен знать. — Мы защитим Хоуп. Да, она может поехать со мной. — Мне пора… В первый раз Керолайн не желает уходить, а Клаус не желает отпускать ее руку. — Тебе нужна помощь, Клаус. — Я потерял себя. — Ты можешь позвонить мне и я помогу. Моя мать умерла и я отключила эмоции, впервые, поступала так же, даже хуже, чем ты. Я сожгла прощальное письмо своей матери. Потом я вернула чувства и себя я не простила. Ты я уверена, сумеешь подавить в себе вину, но тебе легче не станет. Тебе нужно отпустить то, что тревожит тебя. Я уверена, что ты желал только стать хорошим отцом для Хоуп. Она твой свет. Она стала твоим светом. — Как и ты, Керолайн. Не забыть сказать » Прощай.» Не забыть: » Еще увидимся. » Не забыть наставление Клауса Майклсона, когда садиться в машину Керолайн: » Приглядывай за Хоуп и обо всем сообщай мне, но прежде всего ты должна вернуть к жизни Надю Петрову. Король делает свой шаг и помни, Изабелла, что жива ты только благодаря мне.» *** Мистик Фоллс. *** Все началось с фразы: » —Спокойно! Я только закончил ремонт! Все закончилось фразой: » — Ради тебя, Элайджа.» Хоуп дышит, оставляет следы на обросшем пылью полу. Хоуп чихает, но сбросив рюкзак с плеч и достав с кормашка мел и нож инкрустированный рубином и сапфирам она готовится к ритуалу. Хоуп готовится к тому, чтобы узнать всю правду о семье. Это нож из коллекции ее отца пригянулся больше всего юной ведьме Майклсон. Хоуп Майклсон больше не может жить, а этой лжи. Хоуп не может жить с тем, что ее алкоголик, а мать животное. Хоуп устала быть той, кем ее все желают видеть. Устала жить, так, словно все думали, что она депрессивный подросток склонный к внутренним срывам из — за отсутствие в ее жизни отца. Ей надоело. Надоедо жить в этой лживой сказке. Надоело, ведь что, если все слова о семье просто пепел. Майклсоны ведь любят все обращать в пепел. Что если во что верила Хоуп — иллюзия и не больше, чем горстка пепла. Хоуп готова узнать правду, ведь именно ради этого она обманула Бонни, украла ключ у Керолайн. И вот теперь она здесь и у нее все готово для ритуала. Она готова пораниться, умереть, но только бы узнать всю правду. Хоуп не смогла простить, то что у нее отняли счастье и те моменты, которые она могла пережить вместе с отцом и матерью, всей семьей. Навсегда и все слова о семье действительно оказались из пепла. Хоуп Майклсон могла вообще исчезнуть, если бы не жертва ее семьи. Только вот все эти жертвы были ради чего? Ради ее? Ради семьи? Пустота обрекла ее жить прошлым, вспоминать отца и всю свою семью. Хоуп была счастлива только в собственных снах. Хоуп, как минимум должна узнать всю правду. Хоуп ложится в этот магический круг, смотрит на каплю тёмно-алого цвета, медленно стекающую по её запястью. Она Майклсон и стойко должна переживать любую боль. Хоуп смотрит на исполосованное запястье, ведь сама же сделала это. Сама поднесла острое лезвие ножа к бледной кожи, сквозь которую виднелась голубая вена. Она видила как она дрожала. Да, Хоуп Майклсон было страшно. Страшно умерать, сделать первую, не такую глубокую и смертельную рану. Ей нужно было быть на гране жизни и смерти, чтобы заклинание сработало. Она лишь смотрит на бледную, собственную кожу, что испачкана красной кровью. Она боится себя. Точнее сказать, то, во что она превратилась. Она превратилась, а настоящую Майклсон. Ее глаза закрываются в неподдельной агонии, погружают ее в сон. Не обычный, а смертельно опасный. Сон и тьму ведь она может никогда больше никогда открыть свои глаза, рот бездумно шепчет заучанные слова, что сливаются в бессмысленные фразы. Она хочет кричать от боли, вот только крик застрял где-то в горле, не желая извергаться на поверхность. Она хочет бежать, вот только ноги будто прилипли к полу, как и все ее тело заставляя медленно погружаться в забытье. Она хочет спрятаться, перед ней закрыли все двери. Она умрет. — Ты сошла с ума, Хоуп! — кричит, оказывается рядом и плевать, если это опасно, ведь в этом круге его дочь с порезами на запястьях. Не хотел он вот так встреть Хоуп. Не желал возвращиться после смс Кетрин и разговора с Надей, но Хоуп грозила куда более страшная опасность, чем порезанные вены. Она все еще ощущает лезвие ножа, прокрадывающееся под кожу. Он дрожит, а Клаус падает перед ней на колени и преклоняя голову перед, теперь уже взрослой дочерью. Они все поплатятся, если с ней что — то случится, но прерывать заклинание еще опаснее и он может только упасть на колени и склониться перед Судьбой. Клаусу Майклсону страшно и он не хотел видеть дочь в таком состоянии. Хоуп слышала голос отца, перед тем, как закрыть глаза и отправится в сладкий мир забвение. Нжно всегда завершать то, что начинаешь, и ни в коем случае не сходить с назначенного пути. Вот и Хоуп не сойдет. Она пообещала, что отомстит за все. Пообещала своей семье, что отомстит за них. И пусть сгинет в Аду, но отомстит и узнает правду. Больше ее ничего не будет мучить. Да здравствует королева Хоуп Майклсон. Да здравствует королева «Смерть». Да восторжествует правда. Только вот Хоуп Майклсон пожалеет, что решилась увидеть и узнать всю правду. Правда ведь болезненна. Правда куда хуже сладкой лжи. Правда ведь соленая. Правда — острый нож в спину. — Спокойно! Я только закончил ремонт! Хоуп слышит голос отца, только не тихий и спокойный, а похожий на рык. Хоуп вздрагивает слыша звон стекла и видя, как зол Элайджа. Правда у него другая прическа, не та, с какой своего дядю привыкла видеть Хоуп. Одет он в серую рубашку и черный брючный костюм, вытирает кровь с рук белоснежным платком. Еще секунда и Элайджа точно сотрет с лица Клауса. Точно уничтожит. Но должна же быть причина такой агрессии. Что могло послужить тому, что брат решил пойти против брата? Хоуп узнает причину такой злобы Элайджи — семья. Ну конечно же, тот, кто жертвует всем ради семьи может злиться только по этой причине. Все, Клаус прижимает его к крышке гроба, удерживает за горло и угрожает клинком. — Ну давай же, вонзай. Будешь разбираться с Колом. » Колом…» — проносится в голове Хоуп и та оборачивается и видит тело Коула покрытое серыми венками. И что же переполняет ее сердце, когда она видит, как ее отец пронзает тело ее дяди острым клинком, отправляет в забвение? Боль. Падает вниз, на колени, голова кружится, кажется она сходит с ума только вот видит уже совсем другую картину. Теперь напуган ее отец, а Элайджа сменил причёску, стоит рядом с девушкой, в черно — золотистом платье, а Элайджа, словно профессиональный иллюзионист снимает с серебреного подноса темную ткань. И это не уютные вечера за чашечкой чая, как мечтала Хоуп. Это дикий крик, когда Финн протыкает ладонь Клауса острым клинком. Клаус Майкосон мог бы кричать во весь голос, только вот он стискивает зубы. Клаус Майклсон пытается сбежать, как всегда, только у него ничего не выйдет. — Где же твои манеры брат? Ты забыл про десерт. — Что ты наделал? — Кол… — Сколько лет, братец? — Финн, не надо. Ребекка… — Это тебе за нашу мать. — Вы можете идти. Это семейные дела. Следующий удар приходится в живот и этот удар ему наносит любимая сестра и как говорит сама Ребекка: » Да, но я надеялась, что будет больнее» Конечно же ему больно и Хоуп пропускает через себя всю эту боль, как и ее отец. Сжимает руки в кулаки, пытается встать и понять, почему ее отец убил его мать. В чем причина? Что произошло? Кто виноват? Хоуп закрывает ладонью лицо, когда слышит, что все собираются покинуть ее отца в одиночестве, уехать и никогда не возвращаться. Одиночество самое страшное из всех наказаний. — Я гибрид! Меня нельзя убить! Мне нечего бояться, в отличии от вас! — Будет, когда мы найдем гроб. — Мама? И она впервые видит, что не отец плачет, опускает голову. Он ощущает вину перед той, что подарила ему жизнь. Да, как оказалось он бастард и Майкл ненавидит его, родная мать лишала его силы. Той силы, которая бы могла помочь ему доказать Майклу, что он чего — то стоит. Узнал об этом Клаус просто вырвал сердце Эстер, ведь в гневе он неуправляем и это знает каждый. На его щеках горячие и соленые слезы, когда он лицом к лицу с матерью. Элайджа не скрывает удивление, когда мать, которую он считал мертвой тысячу лет и на ее могиле клялся быть рядом с семьей, прощать все обиды и держаться, как единое целое: » Всегда и навечно», проходит мимо его. Все замерли в ожидании, а Эстер требует, чтобы Клаус посмотрел ей в глаза и он вправду думает, что она здесь, чтобы убить его. - Ты мой сын и я здесь чтобы простить тебя. Мы снова станем семьей. Может Эстер здесь и вправду здесь, чтобы простить их и чтобы они стали семьей. Хоуп прикусывает губу, делает несколько шагов, чтобы посмотреть в Эстер, посмотреть в ее каре — зеленые глаза, посмотреть на ее светлые волосы и прошептать: » — Бабушка.» Она здесь, чтобы спасти или убить? Может они и вправду могут стать семьей. И в следующий момент Хоуп сидит на диване рядом с Ребеккой, которой красят ногти, длинные серьги и коричневый вязаный свитер, волосы собраны в высокий хвост. — Ты такая красивая, тетя Ребекка. Жаль, что тебя нет рядом, чтобы давать советы по стилю. Эх, чего только стоят мои розовые пряди. Еще она видит, как Коул любуется в зеркало, видит как Финн примеряет костюм, а Элайджа угрожает туфлей. Душа радуется и Хоуп смеется, откидывает голову на спинку дивана, до момента, как в комнату входит Клаус. — Ребекка, скажи, что я красавчик. — Нет, Кол, ты же знаешь, меня нельзя загипнотизировать. — Ты напала на Елену! Объясни, зачем?! — Начинается! — Хочешь ещё один кинжал в сердце? — Опять угрожаешь кинжалом? Больше нечем угрожать? — Продолжай любоваться собой. — Ты что, мой отец? — Нет, Кол, но ты у меня дома. — Ну так давай выйдем. Их разнимает вовремя вмешавшаяся Эстер. Она ведь их мать и слишком хорошо знает своих детей и вызывает сына на разговор. Клаус вновь доказывает что — то, но Эстер переводит разговор на другую тему и улыбается сыну, а видя все это Хоуп наклоняет голову и хихикает. — Ребекка всего только день как встала из гроба, а уже пыталась разрушить мою жизнь. Где же наш мир? Согласие? Семья? — Ты заколол их кинжалами и ждешь, что они встанут на колени и будут целовать твои ноги за то, что ты объединил их? — А что, нельзя желать, чтобы наша семья была такой как прежде? — Дай им время, Никлаус. Мне потребовалось тысячу лет по ту сторону, чтобы побороть гнев и исцелится. Я здесь, чтобы проследить, что вы поступите так же. — Я просто не понимаю. Я убил тебя, но ты простила меня. — Целую тысячу лет я мечтала лишь о том, чтобы объединить нашу семью. Прощение не должно быть в тягость, это дар. А теперь, кого ты пригласишь на бал? — Это смешно. Тебе повезет если хотя бы я сам приду. — Надеюсь ты передумаешь, это будет волшебный вечер. Еще верит в семью. Еще верит в нерушимую силу семьи. Глаза разбегаются в разные стороны, когда Хоуп видит женщин в прекрасных вечерних платьях и мужчин в смокингах и костюмах. И вправду настоящий бал, а Клаус похож на принца из сказок, принца, о котором ей рассказывала мать. Как жаль, что Хоуп не может коснуться его лица, не может вмешиваться в ход событий, но она может улыбнуться, покружиться вокруг себя и помечтать, что однажды она станцует с отцом. Только вот с ним танцует Керолайн. Хоуп видит всех членов своей семьи. Керолайн похоже терпит общества Клауса, а он влюблен в нее, она ему по душе и Хоуп видит это в его взгляде. — Я рад, что ты пришла. — Мне надо было как-то отвлечься… — Я слышал о твоем отце. — Молчи! Серьезно. — Хорошо. Тогда я лучше скажу, как ты восхитительна в этом платье. — Не было времени ходить по магазинам. — А как на счет того, что ты надела мой браслет? Кстати, ты неплохо танцуешь. Еще она слышит разговор Кола и Ребекки, которые даже в бал не изменяют своим принципам, правда ее тетя оказывается более человечной. — Где твой кавалер? — Флиртует с бывшей. — Ты изменилась Бекка, дружить со смертными первый признак слабости. — Я не дружу, я пригласила его, чтобы убить. Он друг Елены. Он умрёт она будет страдать. Но меня уже один раз отругали, и я надеялась, что ты сможешь помочь сестренке. — И плюнуть в лицо маминым правилам? С удовольствием! Еще Хоуп видит своего отца вместе с Керолайн в его комнате и она похоже решила быть с ним откровенной. — Я тебя свожу, куда захочешь. Рим, Париж, Токио. — Наверно хорошо щёлкнуть пальцами и получить всё что хочешь. Поэтому ты создаёшь гибридов? Армия слуг, которая сделает всё, что пожелаешь? — Это предположения. — Тогда зачем тебе Тайлер? Хватит его контролировать. Верни ему жизнь. — Знаешь, с тобой очень весело, но тебе пора уходить. — Я понимаю. Твой отец не любил тебя, и ты думаешь, что никто не полюбит. И именно поэтому ты гипнотизируешь и подчиняешь людей. Или даже просто пытаешься купить их, но ничего не выходит. Тебя не любят, потому что ты не пытаешься понять людей. Иногда полезно быть откровенным друг с другом и говорить: о любви или боли. Но лучше бы Хоуп не видела того, что происходило дальше. А дальше: » Прощай семья.» Дальше ее затягивает в водоворот воспоминаний и ее не вытащить и не спасти. - Так, так, так…а вот и наша девочка. -Уйди с дороги, Кол. - Не ночавала дома. Какой скандал. Надеюсь, это не тот простолюдин. Мэтт кажется? - Если не закроешь рот, то вместо слов из него полетят зубы. Клаус усмехается сидя на диване и рисуя что — то, а Кол не дает прохода сестре, продолжает насмехаться над Ребеккой, что та даже запускает в него туфлю. — Да, уходите. В этом доме слишком много мужчин. — Как и у тебя, Бекка. — Скатертью дорога, вам обоим. Обратно пути из этого водоворота нет. Потом Хоуп узнает, что Эстер желала убить своих детей. Видит, как погасла звезда любви Финна и Сейдж. Хоуп поняла, что это любовь, когда посмотрела на то, как Сейдж не устояла и бросилась в объятья Финна, не смогла вверху лестницы. Она видит, как ее отец сжигает в камине портреты Керолайн. Она видит, как расстроена Ребекка узнал о смерти Финна. Она и вправду переживает глубоко внутри себя, ведь Финн был ее старшим братом, он был способен любить и любил Сейдж, а сейчас мертв. — Поверить не могу, что Финн мертв. — Ничего страшного. Он был лишь помехой, Ребекка. — Он был твоим братом, следи за словами. — Ладно, давай произнесем молитву о Финне, который проспал в гробу больше чем жил. Он был влюбленным дураком, так для него лучше. — Ты бы так же сказал обо мне, если бы я погибла? — Ну, ты отпустила братьев Сальваторе с двумя кольями из белого дуба, которые могут нас убить, так что возможно мы скоро это выясним. И когда ты успела к ним привязаться? — Может Сальваторе и грызутся как собаки, но в конце концов они готовы умереть друг за друга. Они хотя бы понимают, что такое семья. Ты разрушил нашу. — Я хотел иметь семью, но я не был нужен нашей. Забыть и вернуться невозможно. Хоуп уже готова взорваться. Хоуп готова пожалеть, о том, что решилась узнать правду. Хоуп мечется из стороны в сторону, желает проснуться, вырваться в реальность только не может и уже видит, как ее отец склонился над гробом и продолжает доказывать свою правоту уже мертвой матери. Этот крик Хоуп узнает из тысячи, а сердце готово выпрыгнуть их груди. Хоуп сейчас готова собственноручно вырвать сердце из своей груди. Готова пойти на это ведь видит, как сейчас плохо ее отцу, а она не может утешить его, обнять. — Твоя ловушка не удалась, мама. Я жив, и буду жить дальше. А твои духи пусть продолжают хранить твое тело. Только попробуй снова прийти за мной. Я создам настолько большую армию, что никто меня и пальцем не тронет. И то, что я выжил, будет преследовать тебя вечно. Ты. Никогда. Не уничтожишь. Меня! Ее отец когда — то действительно был непобедим. Ее отец тогда доказывал свою правоту мертвому. Но можно ли спорить с мертвыми? Ее отец действительно был готов на все ради семьи или власти. Но сцена которую она видит дальше поражает ее куда больше, чем-то, что она видела до этого. Это только доказывает ей, что ее отец был алкоголиком, а мать животным. Она видит все. Видит, почему такой монстр, как ее отец рисует и кажется понимает, почему она сама начала рисовать. Нет, не только из — за генетической предрасположенности или тяги, а потому что ей нужно контролировать внутреннего монстра. Почему ты рисуешь это? - Рисование — это метафора контроля. Каждый выбор- мой… Холст, краски. Когда я был ребенком, я не понимал ни мир, ни мое место в нем, но искусство научило меня, что чье-либо видение может быть достигнуто с помощью абсолютной силы воли. То же самое касается жизни, проведенной в отказах от всего, что стояло на пути. Еще она узнает, что ее мать свершила нечто ужасное, работала, на некую Катерину или Кетрин, которая обещала ей информацию о ее родителях. Ее мать просто желала найти свою семью, ведь она жила, как перекати — поле. — Итак, ты отдохнула, наелась. Теперь расскажи мне о Катерине. — Большинство мужчин самоутверждаются за счёт боли и запугивания. А ты с помощью алкоголя и вкусной еды. — В данном случае, неприятностям я предпочитаю гостеприимство. Но я известен своей внезапностью в принятии решений. Где Катерина?! — Ты серьёзно думаешь, что я знаю? — Ты выдала ей наши планы и направила по нашему следу. Взамен, она отправила своего человека, чтобы убить тебя. Скажи, что она обещала тебе? — Я была в Новом Орлеане. Пыталась найти информацию о своих настоящих родителях. Кэтрин нашла меня и сказала, что может помочь. — Сирота! Только я могу защитить тебя и с радостью сделаю это, если ты будешь сотрудничать. Увиденное прикончило ее. Она увидела, как Клаус и Хейли потеряли контроль, а может, просто близость на одну ночь, ведь то, что видела Хоуп иначе не назовёшь. Желание, искра и все. Но именно благодаря этому безрассудству или желанию зародилась искра, зародилась Хоуп. Она видит, как ее мать разлеглась на столе, а отец устроился сверху накрывая ее губы требовательных поцелуем и кажется оставляет укусы от чего Хейли прикрывает глаза и из ее губ вот — вот сорвется сладостный стон. Только Хоуп не желала этого видеть и слышать их разговор до всего этого. Может ее отец и вправду властный социопат, который любит все держать под контролем.  — Хочешь знать, почему мне нравится эта картина? — Ну, возможно потому что она позволяет тебе заглянуть в мою глубокую, израненную душу. — Я вижу, как на самом деле это запутанно. И может быть мы сможем поладить. — И что же нам делать? Уйти или остаться? — Тебе нравится держать все под контролем, ты сам это сказал. Хоуп не желает знать, о Катерине или Кетрин, той самой, на которую шпионила ее мать, но она узнает, когда окажется в гостиной и словно блуждающий призрак из устрашающих и давно забытых историй пройдет сквозь тело Ребекки. Она ведь не почувствует и не увидит ее. — И все, я должна собрать вещи, уехать навсегда и забыть свою жизнь здесь. Поиски лекарство. — Лекарство было пустой затеей. Чтобы ты получила приняв его? Школьные выпускные? — Я хотела стать человеком. Хотела детей и семью. — И я стою перед тобой и предлагаю: и то и другое. — А если я решу отказаться? Кленок в сердце и опять в гроб? — Я все сказал. Ты нужна нашей семья и твой выбор будет только твоим выбором. — Я ничего ему не должна. Я не желают ему ни радости, ни любви. Я останусь здесь и буду жить так, как захочу и если ты умен, предлагаю сделать тоже самое. Тогда Ребекка и вправду все сказала и оставила брата наедине со своими мыслями, женщиной, слыша голос которой Элайджа оборачивается, вслед за ним обернулась и Хоуп. — Она права… Будь умнее, Элайджа. Клаус совсем обезумел, не говоря, что совершенно не исправим. Пусть живёт своей новой жизнью, а мы с тобой заживём своей. Я потеряла столько лет жизни из-за Клауса, как и ты… Пришло наше время. Элайджа, прошу. Вот только вместе согласия она сьышит совсем другое: — Катерина… Прощай. Больше слов и не нужно, ведь Элайджа оставляет на ее лбу невесомый, но такой значимий поцелуй на прощание. В лоб ведь целуют на прощание. Это прощание. Элайджа исчезает и он глубоко ранил ее сердце. Сердце любящей его Катерины. Его дрожащие пальцы медленно ощупывают ледяную кожу дочери, а слёзы омывают мёртвое лицоЕе рот полуоткрыт в немом крике, а глаза излучают неподдельную агонию, проповедывающую дикий страх в самом Клаусе Майклсоне. Истошный вой прорывает пугающую тишину в этом доме, чернеющими пятнами наполняет его сердце, хотя кула больнее? Страх вырезает глубокие дыры в его сердце. Не выдержит, но сейчас может разобрать, что шепчет его дочь: » Женщина, она словно тень следует за нашей семьей. Она ненавидет, но она в тайне плачет. Плачет по упущуненному счастью и том, что потеряла. « - Ты опоздал, » — снова и снова в его голове. А Хоуп кажется понимает, что движет и всегда двигало ее отцом — одиночество. Глубокое, как яма колодца из которой не выбраться, темное, как ночь, что перед собой ничего не видно. Ему нужна была семья, чтобы не быть одиноким, чтобы удерживаться за свою человечность. Теперь Хоуп понимает, почему брюнетка, которая разговаривает с ее тетей, говорит, что она так похожа с Клаусом. Хоуп понимает, что так ненавидит ее отец — одиночество. Ее отец ненавидит тоже, что и она — одиночество. Именно одиночество движет ими. Теперь Хоуп, кажется, понимает, что одиночество — это семейное, только вот рассказать об этом она не может, а по щеке бежит слеза. Она понимает, что та брюнетка, как и ее отец, просто желали быть счастливыми и неодинокими. - Мы с Клаусом одинаковые. Мы манипулируем, жаждем силы, контролируем, наказываем… Но наши действия движимы одним единственным чувством — мы одиноки. И мы ненавидим это. Его руки охватывают личико дочери и все же, она выросла прекрасной девушкой и он встретил ее уже подростком полным сомнений. Он держит ее лицо в своих руках будто бы в последний раз обращаясь за помощью к Богам, которые не услышат его мольбы, ведь важна сейчас Хоуп — его дочь. Ее потухшие зрачки, а Клаум будто бы отчаянно желает проломить череп, а остановившееся сердце разорвать на кусочки. Дыхание Майклсона замедляется, внимая тонкому аромату его цитусовых духов, теперь уже смешанных с горьковатым запахом его адекалона. У него чувства, что он состоит из твердого камня, а не крови и плоти. В глазах темнеет, руки тяжалеют и все это тянет его на собственное дно. « - Всё кончено…» — последняя мысль первородного. Не нужно было ему возвращаться. Ей хочется задушить собственное сознание, в попытке избежать этой оглушающей истины, которая давно уже никому не нужна. Не нужна была ей эта истина. Ей хочется остановить этот шёпот, что неосознанно льётся из уст, ее тети, которая оборачивается, тащит за собой чемодан. Она хотела жить своей жизнью, делать то, что пожелает, но Элайджа отрекся от любви и всего ради спасения Никлауса, а теперь и сам исчез, не отвечает на ее звонки и она вынуждена уехать в Новый Орлеан, чтобы спасти своего брата, для которого семья была смыслом жизни. — Ради тебя, Элайджа. И Ребекка горько усмехается перед тем, как покинуть особняк и закрыть за собой дверь. Закрыть дверь в прошлое. И Хоуп ведь гораздо проще поверить в случайную клевету на ее могущественную семью, многочисленных врагов, но она пролила свет на израненную душу своего отца. Ей хочется разбить на миллионы осколков зеркало с её лживым отражением и выбросить ведь в реальности Хоуп слабая и ненавидит одиночество. Она больше не нуждается в честности, не нуждается в правилах, ей больше нет надобности в уроках. Человеческая сторона ее характера остаётся далеко позади. Честность погубила ее. Лучше бы она жила во лжи, день ото дня, по ложечки, словно лекарство принимала эту сладкую, словно сахар ложь, чем хлебнуть соленой правды. И придя в себя она сглатывает соленые слезы. И придя в себя она видит перед собой отца, руки которого держат ее лицо. И придя в себя Хоуп видит, как его тело покрывается серыми венками и он замертво падает перед ней. И Клаус Майклсон так надеялся услышать: » — Отец», » — Ты вернулся», » — Я скучала, папа», » — Мне тебя не хватало» Но Клаус Майклсон слышат: » — Ненавижу!» Но на лице застыла полуулыбка, ведь его дочь открыла глаза, с ней все хорошо. А он? А он в цепких объятьях смерти. — Папа? Папа? Что случилось? Это из — за меня? Папа?! И она здесь, падает на пыльный пол рядом с ним, опускает голову на его грудь и рыдает. С этой минуты человек внутри неё погребён. С этой минуты человечность Клауса Майклсона погребена внутри него, вместе с ним. Да здравствует королева Хоуп Майклсон. Да здравствует королева смерть.