*** Маноск. Франция.***
Она не готова прощаться, но видимо прощание неизбежно. Неизбежно, как закаты и рассветы. Неизбежно, как тепло и холод. Неизбежно, как жизнь и смерть. Когда Элайджа ушел, она не была готова. Кетрин Пирс не была готова сидеть всю ночь у этого гроба терракотового оттенка. Не хватало только закрытой крышки и белых цветов поверх, и неважно, будут это белые лилии или розы, ромашки, хризантемы, нарциссы. Элайджа вообще любил лаванду. « Любил » — странное слова. Странное, потому что в прошедшем времени. Плевать. Она же Кетрин Пирс, ей должно было все равно, а первородного нельзя убить. Так ведь? Все верно. Только вот Кетрин Пирс уже не контролирует свои слезы, перед глазами пелена тумана, все расплывается, только вот она все равно видит серое, покрытое венками тело Элайджи. От смерти не скрыться. Смерть даже опаснее такого врага, как время. Только она своими теплыми губами касается его холодной кожитыльной стороны ладони. Все верно. Она не готова прощаться, но должна показать Элайджи, как все должно быть. Должна показать, пока еще может проникнуть в его разум. Должна сделать все правильно, пока не поздно. Хотя, сейчас она бы не отказать хлестать виски или бурбон, устроить погром в баре, даже разбить пару бутылок о головы навязчивых, подвыпивших мужчин или вообще разорвать их глотки, искачкать алкаголем свою серую майку.Не отказалась бы остаться наедине с психологом, который поможет ей лучше любого человека или психотерапевта. Этот психолог — бутылка хорошего виски или бурбона, ведь вино цвета крови ее уже не берет. Сейчас она должна остаться наедине с Элайджей, в месте, где они могли бы быть счастливы. Сейчас они в месте где река, фермерский дом слышны звуки лошади, где солнце сменяется луной, где они счастливы в их маленьком трейлере. Там, где их вечный дом. Там, где каждый вечер горит костер и она танцует для него, словна цыганская королева. Она не готова. Она не знает узнает ли ее Элайджа, ведь она узнала его. Даже при лунном свете и пламени костра, искры которого согревают. Она узнала его, ведь Элайджаскакал верхом на прекрасной лошадикоричнево — белого окраса т скорее всего эта лошадь гнедой масти. Скакал впепед не обращая внимание на расплескивающую воду, ведь мелководье реки не стало для него препятствием или проблемой. Одет он был не в дорогой костюм, а джинсы, белую майку, поверх которой наброшена рубашка: темная с черными кожаными вставками и Майклсон даже не потрудился застегнуть пуговицы. Сейчас он останавливается, спрыгивает с лошади, потому что заворожен танцем темноволосой женщины, лица которой он не видит. Она встряхивает копной темных волос, поднимает вверх руки, на запястьях несколькожелезных браслетов, а браслет на правой руке украшен монетами, и все это создает звуки, которые она использует вместо музыки. Она одета в коричневый кожаный топ, с открытой спиной, и такого же цвета короткую юбку. Она танцует босая и похоже только искры пламени согревает ее. Она танцует и в каждом ее движении есть особый, сокровенный смысл. Может, ей всего семнадцать, и угодить ей непросто. Она ходит по сцене, как цыганская королева, и она смотрит на всех, таинственно улыбаясь. Только здесь нет сцены и зритель один. Этот зритель не понимает, зачем она танцует и для кого, но может, она просто любит танцевать. Может она танцует для себя? Может ей семнадцать и она умерла? Может она танцует, как цыганская королева? Каждое движение отточено. Каждое движение — слова. Внутри накопилось так много мыслей. Мыслей, которые увы, не может произнести вслух, потому что просто не знает, как сказать. Как связать миллион тончайших нитей в одну длинную и понятную. Он должен ухватиться за эту нить, не порвать. Он должен понять, о чем она желает говорить с ним сегодня, что скрывает ее улыбка, о чем говорят ее глазп, что рассказывает с помощью этого танца. Она ведь рассказывает их историю. Кетрин Пирс прекрасная актриса и продолжает играть свою роль, соблазнительно ему улыбается и манит его пальцем, желая, чтобы Элайджа подошел ближе к ней. Тот непонимающе качает головой, оглядывается через плечо, словно думая, что она зовет к себе кого-то, другого. Но никого нет и он видит уже совсем другую картинку: карие, пьянящие глаза, притягательную улыбку, его рука в ее руке и она манит его за собой, ведет на это поле и о Боги, на нем серая рубашка в полоску в сочетании с синими джинсами, а ней вообще леопардовая шуба. Что за нелепость и что вообще происходит? Они стоят посреди поля, в котором трава, пожалуй, ростом с ним: разнотравье и злаковые. Сумерки окутали весь небосвод и темнеет. Что за нелепость? Шуба и рубашка в клетку? Но Элайджа улыбается, охватывает ее лицо своими руками, проводит ладонью по ее оливковой, бархатной кожи, а она смотрит ему в глаза, обвивает руками за талию. У нее сильный дух и одно только касание по ее нежной кожи удовлетворяет его. Они из костей и плоти — одинаковые. И сейчас важны только взгляды и касание. Сейчас важны только они и неважно: леопардовая шуба на ней или рубашка в полоску на нем. Важна эта связь и чувства. Важна искренность, касания, взгляды, улыбки и то, что они влюблены друг в друга. Музыка — это эмоции, а если больно, то танцуй. « Пожалуйста, не подведи, прошу…» — словно готовит емуодним взглядам. Он не знает, что она видела и где была, но ловит её взгляд, и от этого замирает. Замирает от одной ее таинственной улыбки. Вновь движение за движением, один шаг вперед, изгиб. Вот только эти движения словно заучаны наизусть, потому что в ней осталось только пустота и боль. Она утонула в этом море боли и ней больше желаниябороться, плыть. Лучше потонуть, пойти ко дну и позволить тьме одержать победу.Тогда все станет неважным. Вся прожитая боль и их история о: страсти, горе и внутренней борьбе с эмоциями. Кетрин Пирс ведь всегда боролась до конца. Для нее был только важен его шёпот, говорящий о чувствах и этот танецнапоминающей, что правило нужно нарушать и давать выход эмоциям. Неужели Элайджа Майклсон готов нарушить правила? Готов. Элайджа готов прочитать ее следующей жест. Он знает, о чем она говорит, когда кончиком пальцем касается своего бедра, медленно проводит вверх, касается своих губ, томно вдыхает и в следующий момент разводит руки в разные стороны, выгибается, как будто кто-то прижимает ее и перекрывает ей дыхание. Элайджа помнит. Помнит, как ни на секунду не желал отпускать ее руку и прерывать пьянящей поцелуй, когда они были в постели. Помнит, как нависал сверху их ладони были сплетены воедино, как целовал ее шею, а она оставляла след от своих зубов на его плече. Помнит ее черный кружевной браллет. Помнит, как готов был оглохнуть если бы ее тихий и сладостный стон был бы последним, чтобы он услышал, готов променять все на диски с записью ее стонов. Готов на все, только бы их ладони никто не посмел разъединить. Готов на все, только бы она просыпалась и засыпала рядом с ним. Только бы слышать ее тихое и размеренное дыхание рядом, засыпать на ее плече, а она бы, по привычке своей рукой обвила бы шею, словно говоря: « Мой. Только мой.» Только бы на их столике, в прозрачной, стеклянной вазе стояли белые хризантемы, которые никогда не увянут. Помнит их ночи наполненные страстью и рассветы наполненные улыбками и нежностью. Элайджа заворожен ей и ее танцем. Танцем полным огня и страсти, ее улыбка и блеск в глазах. Может, она и вправду цыганская королева? Может, ей и вправду семнадцать? Может, она сам Дьявол? Дьявол танцует прямо перед ним. Дьявол в обличии женщины. Дьявол обольщает, искушает своей улыбкой. Забрасывает голову назад, что Майклсон вздрагивает, невольно повторяя этот жест за ней. Теперь то, он понимает, что так она разговаривает с ним и каждый ее жест — это отражение того, что происходило с ней, с ними. Ведь именно он мог делать с ее телом, что пожелает и теперь, в своем танце она отражает все это. Теперь он готов увидеть то, как она выталкивает его из кухни, ведь в их трейлере слишком тесно, а он совершенно спокоен и даже смеется, прочим, как и она. — Уходи, Элайджа! — И ты оставишь меня без завтрака? — Да и даже без кофе! — Ты Дьяволица. — Я знаю, дорогой. Он знает, что угодить такой не просто, но он любит ее и счастлив с рядом с ней. Они счастливы здесь и сейчас. Счастливы в этом маленьком трейлере. Они счастливы и уже в следующую секунду Майклсон оборачивает ее к себе спиной, крепко обнимает, целует в ухо и тихо шепчет. — Ты же знаешь, что я люблю тебя и никогда не потеряю. — Знаю. И как жаль, что он на секунду прикрыл глаза, чтобы вдохнуть ее запах и ощутить тепло кожи и мелкую дрожь от волнения. И как жаль, что он не видел ее счастливую и безмятежную улыбку в тот момент. И как жаль, что он не видел пламя в ее глазах, в тот самый момент. Зато сейчас он видит пламя и начинает понимать, что означает каждый ее жест. Вот, она крепко обняла себя, в точности, как и он ее. А сейчас? Что дальше? Дальше она кружится вокруг себя и кажется отпустила все. Отпустила себя. Она свободна. Она свободна и закрывает свое лицо руками, ведь свободу невозможно увидеть или услышать — ее можно только прочувствовать. И Элайджа чувствует, ведь помнит, как закрывал ее лицо руками и улыбался. Она видела его улыбку и улыбалась тоже, потому что знала, что это важно. Важно каждое ее движение и ее руки скользят по лицу, волосам — нежность. Их нежность. Он помнит, как она обернулась, засмеялась и крепко обняла его. Он помнит, как она сидела на подоконнике, поджав под себя ноги, рвала лепестки хризантемы, ее плечи урывая голубая шерстяная накидка. И Элайджа знал, что Катерине грустно. Элайджа не просто знал, а чувствовал это своей кожей.Элайджа словно через себя пропускал ее одиночество, когда она смотрела в потолок их трейлера и пыталась улыбнуться. Его ей не одурачить и обмануть. Он помнит, как та отбирала у него поводья, когда они решили устроить конную прогулку. — Катерина, ты сейчас обернешь повозку! Прекрати. — Тогда мы упадем вместе. — Вместе. Элайджа помнит и нежность, которую она даровала его, когда гладила, перебила своими ладонями его волосы, при этом обнимала сзади и целовала в висок, а он прикалывал глаза прислушиваясь к звону ее браслета. Готов. Готова. Готов, ведь выходя из трейлера он видит ее, в этой синей шерстяной накидке, волосы распущены, в ушах аккуратные, золотые серьги-кольца, ногти накрашены черным лаком и больше всего Элайджу удивляет то, что на ее ладонях спокойно сидит прекрасная коричнево — черная бабочка. Только сейчас, садясь рядом с ней, он понимает, что на нем черные брюки, белоснежная рубашка, поверх которой наброшена черная кожаная куртка. Только сейчас она слегка склоняет голову в его сторону, и кажется, улыбается. — Бабочки такие хрупкие и их легко сломать, убить… Смерть преследует каждого. — О чем ты говоришь, Катерина? — Когда окажешься в белом коридоре не заходи ни в какую дверь.Ты готов Элайджа… И она готова отпустить его и эту бабочку. Готова смотреть, как бабочка свободно кружит и поднимается вверх. Готова, только Элайджа не готов, ведь он хватает своими ладонями ее лицо, заставляет ее смотреть на себя. И он видит только слезы. И он не желает верить в происходящее. И ее взгляд полный сожаления и раскаянья. Она сказала ему, что смерть пришла за ним, только вот была не готова отпустить. И Элайджа помнит этот взгляд и тепло, когда их лбы соприкоснулись в последний раз. Дальше холод и ее уже нет рядом. Дальше Элайджа Майклсон кричит, зовет ее, но никто не отвечает. — Катерина! Дальше Элайджа Майклсон сходит с ума: срывает голос, напрягает мышцы лица, хлопает дверцей трейлера, закрывает лицо руками, надеясь, что когда он из откроет она будет рядом. Какой же глупец. Какой идиот, если все еще надеялся на то, что вновь увидит ее улыбку. Элайджа сходит с ума, кричит, даже тянет руки к этому серому небу, как это делала она, пытаясь повторить ее движения. Может это призовет ее вновь? Ведь в этой истории нет места для голубых облаков и солнца, только серая пелена. Не поможет. Он точно обезумел без нее рядом, без ее улыбкой, ведь крушит он все, что попадается ему под руки. Обезумел или пьян, трясет головой, крепко обнимает себя и отказывается верить в происходящее. Он обезумел или пьян, кричит не жалея голосовых связок, и над его состояниям сейчас бы посмеялись непонимающие дети, показывали бы пальцем на странного и смешного мужчину и посочувствовали взрослые, которые понимает, что обезумел он из-за любви и потери. И падает на землю. Падает, тянется к ее силуэту, который так расплывчат и далек. Элайджа еще пытается бороться, карабкаться, подняться. Сил нет и из его карих глаз словно выкачали всю: энергию, тепло, нежность, любовь, жизнь, а оставили только пустоту и холод. Холод и пустота, боль, которые некому заполнить. Элайджа борется, тянет руку вперед и ползет, пытается уцепиться, хоть за что-нибудь, только бы подняться. Ему не удается зацепиться за трейлер, ведь ползет он уже не по холодной и сырой земле, а по скользкому полу белого коридора и из старого образа у него осталась только белая рубашка и черные брюки. Без нее ему не подняться и не пойти своими ногами. Без нее ему не нужна жизнь. Без нее жалкое существование. Без нее он сходит с ума, пьянее от новой стопки, нет, не алкоголя, а боли. Без нее так пусто. Опустошен. Когда смерть придёт за ним, он будет к этому готов, только вот он не готов отпустить ее образ и обернув голову ему кажется, что она здесь, улыбается ему и они лежат в одной постели еще секунда и она потянется, чтобы коснуться его лица. Когда смерть придёт за ней, она будет к этому готова, только вот не готова отпустить его, не готова лишиться этих крепких объятий и любви. Когда больно — танцуй. Когда больно — кричи, сходи с ума, только дай выход эмоциям. Она была готова его отпустить. Он был не готов. Когда смерть пришла, они не были готовы.
Надя Петрова и не думала, что стоит ждать мать и Элайджу сегодня, поэтому не спешила одеваться и приводить себя в порядок этим утром. Она читала, потому что не могла уснуть прошлой ночью и неудивительно, что с наступлением утра она решила сразу выпить кофе. Дом ведь в ее полном распоряжении и Надя спускается на кухню в белой шелковой ночной рубашке, набросила халат. Расправляет плечи, зевает. Сегодня спешить некуда и открыв глаза Петровапошатывается, придерживается за перила лестницы видя внизу мать, которая склонилась у гроба. Глаза врут или это реальность. — Мама? Смотрит на всю эту картину и у нее шок, пытается придержать ее за плечи, когда оказывается рядом, только вотКетрин отталкивает ее, дергает плечами. — Что произошло? Что с Элайджей? И сердце в груди Нади сжимается, когда она видит красныеглаза матери от слез. Только Кетрин сильная и никогда не признает свою слабость, сглатывает подступивший к горлу ком, захлопывает крышку гроба и только после этого оборачивается к дочери и находит в себе силы дать ответ: — Мы сегодня же уезжаем в Новый Орлеан. Понимаешь, Элайджа мог жить без любимой женщины, личного счастья, силы, богатства, бессмертия, но он не мог жить без семьи и Клауса. Я не готова отпустить Элайджу. Не готова.*** Сан — Франциско. ***
Раньше Давина Клер думала, что она счастливая. День был, а сейчас нет. Сейчас ночь и Давина пристегивает ремень безопасности, укрывает ноги сына пледом, который уснул в детском кресле. Она может только выдавить из себя улыбку, закрыть дверцу автомобиля, обнять подругу на прощание и оставить ей ключи от их с Коулом дома. Она ведь не вернется больше в Сан — Франциско. Она уверена, что обратной дороги нет. Уверена, что сейчас у нее есть только один путь — в Новый Орлеан. Этот путь может спасти жизнь Коулу, тело которого покоится в фургоне грузовой машины, водителю которому она внушила следовать за ними в Новый Орлеан. Однажды Кол сказал ей: — Жить стоит хотя бы ради тебя, Давина Клер. Просто не тратить время зря. Не тратить время ведь сейчас вновь настало время бороться. Именно ей, Давине Майклсон — Клер предстоит вновь сражаться за любовь.Именно ей вновь нужно собраться с силами и спасти Коула. Была бы она ведьмой, может бы и успела прочитать защитное заклинание и спасти Коула, была бы Давина ведьмой, то точно бы учуяла опасность, которая грозит. Была бы ведьмой, то без ошибочно бы определила, что убило Коула, а точнее кто. Она бы почувствовала, что виной всему заклинание последователей Инвду произнесенное над отравленными ядом Марселя шипами. Да, Давина Клер утратила связь и природой и не могла остановить это. Она не спасла своего любимого и для нее наступает закат. Ведь после каждого заката наступает рассвет. Закон природы. Именно с покровом ночи Давина и решает покинуть город. Вы готовы Миссис Майклсон сражаться за семью? — Позвони, как только приедете в Новый Орлеан. — Это все так спонтанно вышло и Кол выехал раньше нас. Семейные проблемы. Я только попрошу следить за нашим домом. — Конечно же… Ты так много делаешь для него… — Я ведь поклялась защищать свою семью, до смерти.Все, что принадлежит Коулу принадлежит и мне. Мы семья. — Езжай и ни о чем не беспокойся. Добро пожаловать в семью Майклсонов Давина Клер. Ты ведь сама желала этого. Сама желала познать, каково это быть любимой Майклсоном и быть частью их семьи. Вот теперь соберись с силами, захлопни водительскую дверцу, поверни ключ и держи ноги на педалях сцепления и газа. Вот теперь на себе ощути, каково это сражаться за семью. Теперь на своей шкуре ощути каково это быть Майклсон. Теперь сладкой жизни, словно во сне пришел конец. Теперь вот попробуй вернуть из мертвых своего возлюбленного. Теперь вот попробуй в одиночку защищать ребенка и бороться с Пустотой. Теперь Давина включается в игру. Теперь она вампир и у нее больше нет преимуществ ведьмы, но есть преимущества вампира. Теперь только вперед. Теперь Давина поняла, что не была готова к смерти, не была готова отпустить Коула.*** Нью — Йорк. ***
Не думал Марсель Жерард, что вновь увидит свою возлюбленную в гробу и это уже похоже на какую — то извращенную версию « Спящей красавицы.„Только вот поцелуй принца ее не разбудит. Глаза ведь не обманывают его, когда он увидел тело Ребекки внизу лестницы. Крик напуганной Джевалии тоже был реален. Реально и то, что сейчас он стоит у серого гроба, смотрит на ее закрытые глаза, проводит ладонью по ее лицу. Он не спас ее. Он не почувствовал, что ей грозит опасность. Хоть что — то он мог сделать? Нет. Внутри нет спокойствия и ощущения легкости, которые Марсель испытывал рядом с Ребеккой. Их историю любви явно не стоит ставить в пример, но Ребекка ведь так мечтала о человеке, который будет рядом и примет ее любой. Мечтала встретить того, кто будет сильнее ее.Она то ведь думала, что история их любви с Марселем, которая длиться уже более двух столетий и впрямь заслуживает название или статуса “ вечная». Только вот у вечности два конца и один из них называется смертью. Смерть может прийти за любым из нас, в любой момент, ведь для смерти нет рамок времени и законов. Только вот смерть не могла отнять у него Ребекку Майклсон. Что ему еще оставалось делать? Что? Только бороться с пустой внутри его. У него только пустота внутри и вряд ли он сможет так быстро прийти в себя. Неужели ему предстоит вернуться в Новый Орлеан, чтобы спасти возлюбленную. А может это ловушка? Коварная ловушка Пустоты, чтобы возродиться. Марсель только и думал о своем счастье с Ребеккой, потерял бдительность и не заметил последователей Пустоты, которые не только следили за ними, но и извели Ребекку. Знал бы чья в этом вина лично бы разорвал на части и скормил собакам, но Марсель не знает всей правды и незачем ему губить себя попусту. Сейчас ему предстоит принять решение: вернуться или искать способ спасти Ребекку. Марсель потерял любовь и вместе с этим смысл жизни. Ребекка ведь верила в счастливый финал, а сейчас Марсель не может поверить, что в их истории не будет счастливого конца. Она ведь вновь заточена в гроб, в свое сознание, а сейчас Марсель не знает, где она? Холодно ли ей? Может она вообще одна, борется с Пустотой или перед собой видит только тьму. Марсель не знает, но он точно уверен в том, что он не остановится, пока не вернет Ребекку, пока она не откроит свои глаза, не улыбнется и не заключит его в свои объятья. — Я верну тебя Ребекка. Я узнаю все, рискну своей и твоей жизнями, но не перестану бороться за нашу любовь, только для этого мне нужно будет вернуться в Новый Орлеан. Ты говорила, что слышала ее, когда была в городе, но потом она утихла внутри тебя и я даю тебе слова, что когда ты откроешь глаза, то Пустоты внутри тебя уже не будет. Ты будешь свободна. Мы все будет свободны. Марсель надеется, что она слышит его слова, только зря, ведь Ребекка погружена в глубь своего сознание и не слышит его, не слышит, что в этот раз он поклялся ей бороться до самого конца. Хлопая крышкой гроба Марсель Жерард готов сражаться за любовь.*** Мистик Фоллс. ***
Хоуп думает, что это ее ошибка и вина, что произошла с ее отцом лежит только на ней. Хоуп глотает холодный кофе, которым ее поит с термоса Роман, придерживает ее за голову, чтобы та не поперхнулась, стирает слезы с ее лица ладонями. Керолайн прекрасно понимает, почему Роман рвется спасать Хоуп, когда приехавшая Хейли не находит свою дочь. Она звонит дочери на мобильный, но та не отвечает и не просто ведь быть матерью бунтующего подростка. Хейли видит Романа и для юноши первое знакомство с матерью ее возлюбленной заканчивается тем, что Маршалл сверкает янтарными глазами, обнажает белоснежные клыки и в сквозь ее рык он может понять, что этот укус может стать для него смертельным. — Где моя дочь? Где Хоуп? — Рад познакомиться с матерью Хоуп, может, вы уберете эти клыки, а то они пугают. — Я гибрид и с радостью убью тебя. — Хоуп в старом особняке Майклсонов. Она хотела узнать всю правду. — Правду? Нет… Только не это. Керолайн? — Я ничего не знала, Хейли… Боже, нужно спешить. — Я иду с вами. — Ты останешься в пансионе, Роман. — Нет, я иду с вами, потому что люблю Хоуп. И Роман плюет на запреты, идет за Хейли и Керолайн. Он пойдет за ними, чего бы ему это не стояло. Он пойдет, потому что любит. Он пойдет несмотря на недовольство Хейли искрещенные на груди руки Керолайн. Хоуп противно, тошнит от горького и холодного кофе. Она не удивляется, когда видит на пороге свою мать, видит Керолайн, которая приоткрывает рот, кричит « — О, Боже!», когда видит тело Клауса на полу гостиной.Хоуп что-то монотонно бормочет о Клаусе, о том что видела, что теперь ненавидит, но главное, что Роман прижимает ее к себе. — Хоуп, ты в порядке? Зачем ты вообще пошла сюда? — Чтобы узнать всю правду и спасибо за то, что по пьяне переспала с моим отцом иначе бы я и не появилась. — Хоуп, выслушай меня… Я все объясню. — Можно без объяснений. Я все видела. Я ненавижу. Поначалу Хоуп было мерзко смотреть на свою мать, после всего увиденного: руки так и чесались ударить ее, после того, как она, конечно же разберется с отцом.Но Роман ееостанавливает и вместе переживать Ад на земле немного легче. Легче принять, что она была ненужным и случайнымребенком от пьяной, случайной связи на одну ночь. Когда они только начали тайно встречаться с Романом были установлены некие правила: любой ценой заставлять друг друга подниматься с кровати, чтобы не опаздывать на занятье, завтракать вместе каждый день ходить в магазин за продуктами, не смотреть комедии или фильмы ужасов, единоличные решение. Сегодня просыпаться не желал Роман, ведь Хоуп по режиму дня оказалась жаворонком. Конечно, до трех ночи сидеть на крыше и прижимать к себе Хоуп, которая кажется только и мечтала свернуться в клубочек рядомс любимым человеком. Отношения с Хоуп не помогают ему стать ранней пташкой. У Хоуп Майклсон есть характер, потому что она и глазом не моргнув, обливает его холодной водой, а потом заставляет мыть полы, аргументируя тем, что это еекомната. Роман матерится, на своем родном, еще не забытом, за два года пребывание в пансионе, русском, негромко, но слушается свою девушку. Месяца спустя они и не помнят, что когда- тобыли вдали друг от друга. Роман, как и Ромео, тайно пробирается в комнату Хоуп. Что раньше не были знакомы, что не знали, что такое первая и взаимная любовь. Обычно они, развалившись на диване, жуют попкорн, смотрят какой — нибудь фильм или мультфильм, вот к примеру, на прошлой недели смотрели « Алладина», « Красавицу и чудовище», игнорируя телефонные звонки. Когда мобильные разряжаны — они швыряют их куда подальше, чтоб не вспоминать даже, ведь в этот самый момент они предоставлены друг другу, Хоуп с превеликим удовольствием целовала его в губы, нависала сверху и хохотала, когда они летели с этого маленького дивана, валялись по полу. Еще Роман хорошо шутил и учил ее русским словам: « На здоровье», « Спасибо», « Пожалуйста», « На здоровье», « Здравствуйте», « До свидание» И Хоуп хорошо понимала, пусть и с трудом могла их выговорить, от чего Роман громко смеялся, а она злилась и запускала в него маленькой подушкой. Хоуп всерьез увлечена русской классикой и желает прочитать: « Мастер и Маргарита», « Война и мир», « Анна Каренина», « Преступление и наказание». Стихотворение Пушкина, Лермонтова, Есенина, Ахматовой, Тютчева, Бродского, даже Маяковского.Хотя бы попробовать она должна. И начинает Хоуп с Александра Сергеевича Пушкина читая сказку: « Сказка о Царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре Князе Гвидоне Салтановиче и о прекрасной царевне лебеди. » Иногда у нее случаются приступы. У Хоуп, в основном, приступы ярости безысходной и ненависти к себе, к прогнившему насквозь миру, к двадцать первому веку и к тому, что ее семья не может быть вместе и страдает воимя ее блага и спокойной жизни. Мать занята новым « другом с привилегиями», Фрея с Киллен, пусть и защищает и обучает свою племянницу. Хоуп пятнадцать и ей нужна семья, которой нет рядом. Она живет, как перекати — поле. Она потерялась и ненавидит одиночество. Видимо Роман и вправду спасает ее от одиночества и ей хорошо с ним, он никогда не оставляет ее одну. — Ненавижу это дерьмо! — Какое именно? — Роман всегда делает вид, что не знает ответа. — Да свою жизнь! Все! — Полегче с этим, детка, я еще с прошлой твоей истерики кровь с полов не оттер. — Ты и вправду делаешь вид, что все в порядке, Роман? Мой отец убийца с тысячелетним стажем. Моя мать животное. Вся моя семья монстры, а я наследие этого. — Я не делаю. Ничего не в порядке. Просто, пора уже это принять и смириться. Ты Хоуп Майклсон вот и все. Нужно жить. В ответ нервный смех. Хоуп ведь так просто не смириться и ей нужно знать правду. У нее приступы депрессии. И это гораздо хуже, чем в всплески гнева и мертвые птицы, землетрясение или огонь. Никогда не знаешь, в какой момент все становится катастрофически плохо. Ночью, совсем поздно, когда все спят, медленно выходит на улицу и дышит этим холодным ночным воздухом. Что-то своего рода наказания, жить без семьи и расти, как перекати — поле, сама не определилась, как это назвать. Однажды все-таки Хоуп решилась узнать правду и это прикончило ее. У нее тряслись руки и дергались веки. Она почувствовала горько-соленый вкус слез смешенный с холодным, горьким кофе. — Роман, это я убила своего отца. Давится, сплевывает кофе. — Первородного нельзя убить… Случилось что — то ужасное, успокойся, детка. Я рядом. Мы вернем твоего отца, а ты должна продолжать жить. Слышишь? — Но что случилась? — Пустота случилась. Хейли говорит тихо, словно боясь спугнутьили сказать « Пустота», ноей нужно признать, что Инаду вернулась и теперь для них головами сгущаются темные тучи.Хоуп нужно продолжать жить, гнить под отстойную музыку, закончить пансион « Сальваторе» и задыхаться понимая, что она вновь осталась жить без отца. Жить понимая, что она вовсе не надежда этой семьи, а разачарование.