Три года счастья. Так мало.

So if you go Если ты уйдешь, I don’t know what to do. Я не знаю, что мне останется делать, So don’t you go Так что не уходи, Cause I’ve got no one but you. Ведь у меня нет никого, кроме тебя. So stay with me Evelyn. Поэтому будь со мной, Эвелин, Don’t leave me with a medicine. Не оставляй меня одного с лекарствами. Hurts — Evelyn.

Сколько времени Никлаус Майклслон мечтал увидеть и обнять свою дочь, сказать, что любит ее и жизнь готов отдать за любимую и единственную дочь, впрочем, Хоуп и так знала это знала и теперь настала ее очередь сражаться за семью. Теперь пришла ее очередь помочь подняться своему с колен и именно так она и поступает, а Клаус обнимает ее, прижимает к себе и не собирается отпускать, ведь столько он мечтал об этом чуде. Мечтал обнять свою дочь и чтобы именно она вытащила его из этой тьмы. Похоже молитвы самого Клауса Майклсона были услышаны, а ожидание вознаграждено. У каждого есть мечты. Мечты, которые скрываешь в глубине души. Твои мечты об одиночестве. Твои мечты о счастье и любви. Если столько столетий Никлаус Майклсон о том, чтобы его оставили в покое и он мог распоряжаться своей судьбой, как пожелает. Можно сказать, что Клаус Майклсон мечтал об этом, а мечтам свойственно сбываться и его мечта сбылась, правда, в другой форме. Благодаря Пустоте он был вынужден скитаться по миру долгих восемь лет, а его любимая дочь знала только то, что он алкоголик и окрашивает этот мир кровью невинных жертв. Мать, скорее животное, ведь Хоуп видела, какой стала ее мать. А она сама? Что стало с Хоуп Майклсон? Она живет, как перекати — поле, и вряд ли бы ее отец обрадовался узнав, что ее дочь мечтает уехать из Нового Орлеана, не иметь ничего общего с семьей и жить, как перекати — поле. А что ей остается, когда в жизни была только боль? Слишком много боли для хрупкой девушки, даже, если она Майклсон и является величайшей ведьмой на этой планете. Но даже ей, Хоуп Майклслон бывает страшно. Если бы Роман, то неизвестно, чтобы могло стать с ней, ведь она и так балансировала по самой тонкой грани и любое неверное движение могло привести к падению. Одно любящее сердце спасло другое. Роман спас ее и заставил ее сердце вновь и вот теперь Хоуп стала существовать ради и благодаря этой любви. Сейчас и Клаус Майклсон существует ради любви — к своей дочери. Клаус Майклос существовал ради этой этой секунды счастья, когда она обнимет ее и словно накроет крыльями, укроет от всех бед, как и он ее. Клаус Майклсон слишком долго мечтал об этих объятьях, когда он сможет коснуться ее в реальности, посмотреть в глаза и забыть обо всем. Именно поэтому, обнимая ее, свою единственную и любимую дочь он прикрывает глаза и не скрыват своих слез. Именно обнимая его, своего отца, целуя его в щеку, Хоуп не скрывает и не сдерживает эмоции и может вдохнуть с облегчением. Она спасла его, укрыла своими крыльями и теперь точно все будет хорошо, ведь у нее есть защитник, который, в бою, сможет прикрыть ее своей спиной, встать спереди, защитить от плохих людей и всего плохого в этом мире, а она укроет его своими крыльями и залечит любые раны. Даже если у Клауса Майклсона отнимут крылья и он будет падать вниз, ведь сила тяжести тянет на землю, то точно знает, что его не позволит упасть, подхватит и укроет своими крыльями. Так и поступает семья. Одни крылья на двоих. Они ведь связаны одной кровью и в объятьях отца ей так спокойно, ведь Хоуп точно знает, что он ее защитить ее. Они ведь связаны одной кровью и в объятьях ему так спокойно, особенно, когда он слышит ее сердцебиение и теперь он спокоен, теперь по его щеке скатилась горячая и соленая слеза. Клаус больше не мечтает об одиночестве, ведь так долго он мечтал об этих объятьях. Он мечтает о любви и спокойствии. Хоуп Майклсон мечала, что сможет распоряжаться своей судьбой, ведь лучше же жить, как перекати — поле, чем пережить то, что пережила она, знать, что ее отец алкоголик, а мать животное. Даже в объятьях отца она мечтает о свободе. Но сейчас Хоуп поняла нечто очень важное: » Это чувства выше, чем любовь» — Хоуп… Ты сказала, что ненавидишь меня, а я хотел предупредить об опасности и поэтому вернутся. Ты всегда была важна для меня. Ты всегда будешь моей дочерью. — Я была зла на тебя отец, но это в прошлом. Пустота вернулась и она в теле Джоша. Фрея и Винсент вернут тебя и дядю Элайджу. Нам нужно убираться отсюда. Она не отпускает его и не отпустит. А дальше белый, мягкий свет. А дальше жить. А дальше возвращаться в реальность. А дальше Клаус Майклсон жадно ловит воздух и открыв глаза видит ее лучезарную улыбку, может коснуться ее белых локонов, вдохнуть аромат и понять, что подняться ему помогает именно она — Керолайн Форбс, та которой он обещал стать последней любовью. Она здесь, обнимает его. Она реальна, а не плод его воображения. Она обнимала его, и сам Клаус Майклсон понимала, что никакие богатства мира не заменят этих объятий, не заменят любви, ведь она боялась за него, ее руки все еще дрожат, а на полу лежит пакет с донорской кровью, который она приготовила специально для него.  Она волновалась за него и это ли не прямое доказательства того, что она все еще любит. Во всяком случае, ей не будет легко здесь, в Новом Орлеане, рядом с ним, бороться против Пустоты, и долгие годы не стерли случившегося из ее памяти… Не стерли то, что она любила и потеряла Стефана Сальваторе. Она могла жить счастливо в каком-либо уголке, где нет воспоминаний и боли, но Керолайн Форбс выбрала сражаться до конца и заставит сражаться его. Сражаться за любовь. Сражаться за веру и надежду на лучшее. Сражаться за семью. Клаус уже даже не чувствует запаха кофе, которым пахнет Керолайн, но рецепторы начинают потихоньку включаться и спустя несколько секунд Майклсон уже осушил пакет с кровью, на его губах темно — алая кровь, во тру еще остался металлически — соленый привкус крови и повернув голову в сторону Клаус сумел рассмотреть Киллин, которая замерла в дверном проеме. Дежурства точно не ее любимое занятие, бессонные ночи, нервы, сидеть у постели тяжелобольных, а порой сталкиваться и со смертью, конечно же были спокойные ночи, которые она ценила, по — особенному. Приходится через силу размять спину, морщась от неприятного хруста и подавляя приступ тошноты, если долго и крошки не попадало в рот или, как говориться, приходилось жить на кофе. — С возвращением, Клаус, хоть стейки куплю, самое то, после крови, — бурчит Киллин. — Говядина, спасибо, дорогуша, — Майклсон каким-то мстительным удовлетворением отмечает, что пусть перед глазами все еще размыто, но чувство юмора при нем, а значит все прекрасно и он может вновь жить. Волчица рассеянно кивает, а Клаус подсознательно понимает, что ему нужно что-то позначительнее пакета крови или мяса, когда Киллин покидает комнату. В конце концов, никто не узнает, если в городе станет на одного горожанина меньше. Славное убийство то, что нужно ему сейчас, то, что взбодрит его. Знакомые лица вызывают приступ раздражения у Инаду: слишком много в ней властности, да и иначе быть не может, ведь она сильнейшая ведьма на этой планете и ей нет равных. Странный парадокс, который заставляет ее нахмурить лоб. Инаду надо четко знать, кто есть кто, знать, как уничтожить врага, разбить, ударив по самому больному, вытащить страхи из самых темных и потаенных уголков души. Знает ведь, что люди прячутся в свою скорлупу, боясь открыться или довериться другим людям. Люди боятся, что другие узнают их страхи и естественно, воспользуются этим. Пустота любит играть на слабостях других. Пустоте необходимо знать слабости и ей, нужно, чтобы от нее бежали. «Просто скажи правду», — любит повторять Пустая с такой ироничной улыбкой, будто это все легко, будто правда не ранит, будто это не оружие. Сама Пустота предпочитает добиваться всего силой, а отмалчиваться, не в ее стиле. Она сделает все, чтобы добиться свой цели. Пойдет по головам, где-то прольет кровь, разорвет на части. Если она желает, то делает, ведь все в ее власти. Инаду попала в ловушку и дальше начинается страшное, ведь терпеть это она не станет и по стенам, эхом, ударяется о стены особняка. Ей достаточно взгляда, чтобы эта игра для Марселя закончилась и он оказывается на полу, закрывает ладонями глаза из которых капают не слезы, а кровь. Его кровь, ведь именно так Пустота наказывает своих врагов и припадает им хороший урок. Обычно такие моменты можно предугадать, если хорошенько изучил человека, но вот с Инаду все — сплошная головоломка. Она без сожаление швыряет Хейли в стену, отбрасывает напуганного Адама, ведь Винсент не успел среагировать, да и держать все под контролем не так все легко и Фрея не может завершить заклинание, пока Хоуп не открывает свои глаза ведь Кетрин уже очнулась Только вот открыв глаза Хоуп понимает, что Роман лежит со свернутой шеей, а мать повисла в воздухе, ведь Идаду просто так не отпустить и сжимая руку в кулак, показывая всем, что именно она сейчас решает судьбу Хейли и лучше им позволить ей переступить магический круг, если все не желают, чтобы она убила Хейли прямо здесь и сейчас, на глазах у перепуганного Деклана и дочери. Этакое страшное мщение за восемь лет плена и души разорвано на части. Иднаду сама себя назначила правителем игрушек в этой детской игре. Только вот в этой игре на кону человеческие жизни. Только вот Хоуп пытается прошептать заклинание, но ведь предсказуемо, что Пустота попытается блокировать ее магию или сдерживать угрожая жизни Хейли? А дальше что? Да, порция бодрости ей точно не повредит, ведь Хоуп даже не знает, что ей и делать. Десна неприятно саднит, и она падает на пол от боли, а потом прикрывает глаза, ожидая, когда в голове прояснится. Пустота сильнее и может убить и Хоуп и Хейли, находясь даже в теле Джошуа. Хоуп должна вытащить себя из океана, спасти из огня мать, которая сейчас окружена огненной стеной. Видимо, она обессилена после заклинания и все, что может сделать — это довериться себе. — Черт, — бормочет Хоуп, пытаясь вырваться вперед, но Винсент пытается сдержать ее сейчас. — Ну и кто из вас, идиотов, все еще желает бороться против меня, — голос ведьмы кажется непомерно далеким и тихим, и она закатывает глаза, устало выдыхая. — А, наша великая ведьма Хоуп Майклсон. — Никогда не проигрывает, — заставляет выдавить из себя Хоуп и посмотреть в глаза Инаду. Пустота так редко выдает эмоции, которыми можно упиваться, что у Хоуп буквально трясутся руки: хочется провалиться сквозь землю. В желудке все переворачивается, что Хоуп даже вскрикнуть, когда видит, как тлеет плоть ее матери. Появившееся Кетрин молчит: разговор бы пошел вовсе не в то русло, да и вообще, ей не хочется вести подобные беседы со всей этой компанией, потому что это всегда чревато последствиями: для нее и для них. Кетрин понимает, что пришло время сражаться. Сражаться до самого конца. Сражаться, ведь прекрасно слышала, что кровь Хейли или Хоуп является единственным, что может навредить Пустой, а вследствие, смерть одной повлечет за собой смерть другой, ведь Хоуп в отчаяние и шепчет заклинание прикладывая нож к своему горлу. Она готова умереть, ведь на ее глазах догорает тело матери, которая даже не вскрикнула и похоже встретила смерть с гордо поднятой головой. Этот город желал увидеть смерть Хоуп Майклсон еще до ее рождения и если будет нужно, то он увидят. Увидят, как Хоуп Майклсон жертвует своей жизнью во блага семьи. Жертвует ради тех, кто всегда приносил в жертву во имя ее. Лезвие ножа касается тонкой шеи и она готова столкнуться со смертью. Клыки Кетрин касаются шеи Винсента, она прокусывает тонкую кожу, ведь не может же у стервы быть плана Б. Смерть забрала Хейли, а лезвие ножа окрасилось в красный. Смерть заберет и Хоуп. Только вот Кетрин нужно сделать так, чтобы все это не было напрасным. Не спроста она набросилась на Винсента. Инаду верно сыграла на нервах Хоуп, что та бросилась резать свое горло. Самоубийство ведь грех, но если ты делаешь ради того, чтобы защитить тех, кого любит. Дикий, звериный крик Фреи, ведь перед ней два трупа: обгоревшее тело Хейли, а труп Хоуп с перерезанным горлом падает к ее ногам. Она точно кричит так, что стекла трескают. Она только что потеряла племянницу и подругу, которая всегда поддерживала ее. Что же наделала Хоуп Майклслон? Ведь с жизнью не никогда шутят? Решила поиграть в то, с чем играть запрещено? Что же погубило Хоуп Майклсон? Может то, что она признала, что отец алкоголик, а мать животное во плоти? Киллин видя всю эту бросается к Фреи, пытается сдержать ее, пока Элайджа пытается понять, что же происходит, а Клаус, кричит, срывая глотку, оказывается рядом с Хоуп, поднимает дочь с пола и пытается подползти на коленях к Фреи, словно моля сестру о помощи. Все как в тумане, только вот Кетрин не отпускает Винсента и у него нет другого варианта, как шептать заклинание и благо, что Адам не растерялся и стряхнув с себя осколки пытается повторить заклинание. Почему все происходит именно так? Почему стерва не предоставила ему выбора и ему пришлось убить не только Пустоту, но, возможно, и друга. Что он наделал? Почему именно его жизнь опять в сущий Ад? Да сейчас нужно спасать весь город и думать о людях живущих здесь. Сейчас Винсент понимает, что Кетрин говоря с ним, во время укуса была права, ведь такие расчетливые люди Она говорила, то, что у него есть выбор: позволить спасти весь город и позволить духам предков пленить Инаду благодаря жертве Хейли, направив на это всю магию Хоуп или же просто позволить магии Пустоте убить Хоуп и тогда уж точно месть Майклсонов будет хуже Ада. » Почему ты стала врачом Киллин? — продолжает давить внутри себя волчица прижима к себе Фрею. Может, потому что она одинока и не в восторге от этого мира, а где как не в больнице можно прочувствовать всю его несправедливость и затеряться в толпе? Где всегда сталкиваешься со смертью, тяжелыми случаями. Где всегда хуже, чем может быть. Где перестаешь страдать и жалеть себя, потому что видишь случаи куда хуже. Механизм уже запущен, и где-то в затылке появляется неприятное ощущение тяжести, будто Фрею саму хотят разорвать этой болью на мелкие частички. Киллин понимает, что должна защитить Фрею, как только видит синий свет и готова броситься под пули, только вот в этом нет необходимости, ведь больше этот свет никому не навредит. Больше Пустота не будет играть с ними и устанавливать свои правила игры. Правила нарушены. Теперь этот свет рассеется и все растворится, как ночной кошмар с наступлением рассвета. Все исчезнет. Боль утихнет, даже если в сердце останется дыра. Можно отрицать, но единственное, что есть у каждого — наше одиночество. И каждый в ярости не потому, что все обернулась именно так: и пламя еще не утихло, и кровь не засохла на лезвие ножа. Фрея все еще пытается бороться с Киллин. Клаус все еще на коленях. Кетрин гордо приподымает подбородок смотря на Элайджу, который наблюдал, как сгорает та, которой он доверил и отдал свое сердце. Молча наблюдает за тем, как Хейли обращается в пепел, но видимо так и заведено в этой семье: » Все, что мы любим, обращается в пепел.» Видимо это и есть величайшее проклятие семьи Майклсон. Он здесь и упал на колени, прямо на лестничную ступеньку. Он просил ее остаться, а она не осталась. Он молил, чтобы любовь не причиняла боль. Он молил, чтобы его сердце не вырвали из груди и не обратили в горстку пепла. Но она сделала это и сжимая руку в кулак Кетрин Пирс кажется, что в ее руках горстка пепла, что осталась от сердца Элайджи. Серый пепел. Карие глаза полные слез. Он не останется даже если на коленях теперь будет молить его, клясться в любви. В конце концов, если они и правда одинаковы, что мешает ему примерить на себя не только шкуру одинокой стервы, а ей первородного, который ценит семью и так редко открывает свое сердце для любви. Любовь не должна быть «милой». Любовь должна быть грубой, разрушительной. Любовь разрушила их. Любовь все обращает в пепел. Взгляд Элайджи не предвещает ничего хорошего для нее. Не простит. Такое не прощают. Не прощают, когда любовь обращают в пепел. Выпить бы сейчас стопок десять виски и отпустить тебя, чем смотреть в глаза Элайджи, когда из твоих собственных вот — вот польются слезы. Дальше врать, что без него ей хорошо, а самой тихо сходить с ума. Сбежать. Это тот тип страсти, который не подделать. Она ведь испытывала к нему все то, что не испытывала ни к одному другому. Только с ним желала быть в одной квартире, не сбегать с наступлением рассвета. Просто дне темные души, которые ненавидят одиночество. Они отпускали друг друга, ведь невозможно держать сердце в клетке, когда любишь. Пусть перед глазами все плывет, но она понимает, что Элайджа и лучше отпустить. Отпустить. Оставить. Просто оставить его наедине с лекарствами. Просто оставить его наедине с болью.