***
В руках железные оковы, но почему-то он так и не рискует переступить огненную черту отделяющую его от любимой дочери. Он слышит ее бешеный пульс, вот только их сердца бьются не в унисон. Клаус смотрит на дочь, словно во тьму или пустоту. Где милые глаза его дочери? Хоуп Майклсон ведет себя не как всегда, потому что ее мать мертва и она скорбит, еще В воде вовсе не вино, а кровь. И доверять никому нельзя, но Клаус вынужден дышать глубоко и сконцентрироваться на спасении не только дочери, но и всего города. Он просто обязан рискнуть. Хотела бы Хоуп забыть обо всем, но не может. Хоуп запуталась, но сегодня Клаус должен остановить свою дочь и да, он ощущает вину перед Хоуп, но не сможет он просто стоять и смотреть, как дочь разрушает не только город, но и себя. Сегодня Хоуп Майклсон одна и обращает рассвет в закат. Сегодня он должен заковать ее в оковы ради ее же благо. — Уходи! — Милая, прослушай меня. Мы вернем твою мать домой. — Нет! Дядя Элайджа умер и легко ли тебе было отпустить того, кто всегда был рядом тысячу лет? — Не легко, Хоуп. Отпускать всегда не легко, но он выбрал любовь. Я научился уважать его выбор и уверен, что Фрея найдет способ вернуть и его тоже. Доверься мне… — Ты лжешь! Тебя тяжело без него. Тяжело без того, кто всегда был рядом. Я уничтожу этот город! Меня никто не остановит! Сопротивляться бесполезно, но внутри Хоуп нет: ни хороших мыслей, ни слов, ни поступков. Сегодня у Клауса Майклсона нет другого выбора, как переступить огненную черту и заковать дочь в оковы, схватить на руки, несмотря на крики и сопротивление. Хоуп запуталась и одна, а сейчас вдобавок ко всему еще и бьет отца кулаками в спину. Предупреждала его Фрея с Ребеккой, что так и будет. Но был ли у него выбор? Хотел бы Клаус Майклсон забыть и отпустить тот разговор с сестрами, но не может. Перед глазами тьма и он знает, что не должен останавливаться ради Хоуп. Он знает, что городу грозит куда большая опасность. Он помнит полные слез глаза Фреи и тепло руки младшей сестры. — Мы придумаем, как остановить ее и вернуть Элайджу. — Я соберу прах Элайджи и мы сможем попрощаться. А дочь этой пусть проваливает, пока я не выдавил ее глазные яблоки или лучше содрать кожу? Хотя лучшее наказание — сгореть на солнце. — Это был его выбор, Клаус и он просил тебе сказать это. — Ты могла спасти его! — Или бы пламя уничтожило весь город! Я нашла это заклинание и есть свои последствия. -Какие? То, что наш брат мертв, а моя дочь потеряла мать и сбежала. Хуже этого нет… — Не злись на нее, Ник. Ей больно. Я пойду с тобой. — Не вмешивайся, Ребекка! Ты выбрала Марселя! — Я еще не ответила ему. — Но я знаю каким будет твой ответ и теперь мы не обремены жить вдали друг от друга. Ты всегда желала семья, а я напьюсь и испорчу вашу свадебную церемонию. Желаю счастья. — Такой ты мне противен! Мы все скорбим! Нам всем больно. Я тоже не могу принять смерть Элайджи и Хейли. — Просто Элайджи нет и я теперь буду действовать, как желаю и если потребуется, то за волосы притащу сюда Хоуп. — Ты всегда был еще тем ублюдком. — Спасибо за комплемент, сестра. — Ей всего пятнадцать и она потеряла мать… — Думай как воскресить Элайджу, Фрея. У Давины вышло однажды вернуть Коула и мы можем попробовать. — Он застрял в Аду. Если она не пожелает, то он не вернется. Понимаешь? Темное измерение всегда подпитывала самая темная душа, которая решает какое наказание должны пройти другие. Можно заключить сделку и стать слугой в обмен на свободу и конец мучением. Сбежать из Ада невозможно. Мы можем попытаться разрушить измерение и тогда Элайджа обретет покой, но не сможет вернуться. Еще мы можем попытаться заздробить его душу на часть и когда они соединятся, то попытаемся вернуть. — Став Королевой Ада сучка отомстила мне забав брата. Умно… Я испортил ей жизнь и неудивительно, что она не забыла, потому что я убил всю ее семью. — Она хотела, чтобы Элайджа жил. — Хватит этой лжи! — Сейчас важнее последствия заточения Пустой. — Мне плевать. — Пророчество Софи… — Что моя дочь принесет погибель ведьмам. Я полюбил своего ребенка еще больше. — Не только это, Ник. Клаус прекрасно изучил свою сестру и видит, что та не просто волнуется, прикусывая губу, а должна сказать что-то важное и глубоко дышит, чтобы решиться, ведь Ребекка знает, что ее слова уничтожат ее брата. Иногда слова ранят куда больнее самого острого дождя. Глаза в глаза, ведь они никогда не солгут и поэтому Клаусу всегда всегда устанавливал зрительный контакт. — Говори Ребекка! Знает, что будет больно. Ребекка опускает взгляд выдыхает и быстро произносит. — Новый Орлен ждет десять казней и последняя — смерть всех первенцев. Чем больше мы находимся здесь, тем хуже… Хуже для Хоуп. Для него словно обставились стрелки часов и все переломилось, после слов сестры. — Это бред! Я не верю! Я не смогу коснуться своей дочери? Видеть, как она растет, становится прекрасной женщиной? Нет… — Пророчество уже сбывается. Змеи, град, кровь, гибель скота. Пустота все же оставила свой след. Если город выстоит и при этом исполнится пророчество, то и я умру, брат. Дальше тьма. — Хенрик умрет. Сын Максим — Адам. Многие погибнут, ведь дар наследуется первенцем ведьмы или ведьмака. Я не желаю такой страшной участи ни одному из нас. Мы уезжаем. — Принеси сюда Хоуп и попрощайся. Кэролайн увезет ее. Может ей лучше пойти с тобой? Блондинки положительно на тебя действуют. — Со своей дочерью я разберусь сам. И может Клаус Майклсон может разобраться с врагами, подчинить своей воли дочь, но вряд ли он сможет избежать пророчества и это бессилие бесчеловечно. Сейчас смотря на дочь Клаус поймает, что вместе навсегда они уже никогда не будут, вдыхает ее запах, чтобы запомнить, убирает прядь ее волос и улыбается. Он ведь мечтал быть всегда с его плотью и кровью, не упускать ни один момент из ее жизни, учить рисовать, рассказывать сказки, кормить сладким или сидеть в тишине. Но прошое не вернуть и бег стрелок не остановить. С появленим дочери он сломался. Быстро, даже не чувствуя как ломается каждая из двухсот шести костей. В тот момент, когда она впервые посмотрела на его и коснулась своей маленькой ручкой его черствый и эгоцентричный Клаус Майклсон впервые поучаствовал что-то теплое, то, что называют любовью. Он не боялся, что ему будет больно, ведь важнее, чтобы его дочери никто не причинил боль. Для Хоуп он навсегда любимый отец и сказочный принц. Она ведь заучила его шаги наизусть и не боится. Для нее он любимый отец и плевать если его руки в крови. Ей плевать, потому что уже не больно. Для нее он тот, кто никогда не отпустить и чья любовь не обманет. Для нее он тот, кто навсегда рядом, в сердце. Клаус не верит, что смотрит на свою дочь в последний раз, а она ведь так хотела семью, а сейчас он шагает вперед, навстречу Фреи, которая выбежала навстречу им, чтобы забрать племянницу. Сейчас он передаст дочь старшей сестре и дороги вновь разведут его с дочерью. Мечта быть с дочерью оказалась пустой. Тишина убивает. Вдыхает этот прохладный ночной воздух, который сегодня не дарует покой, а убивает. Больно. С неба падает вовсе не вода, а град. Клаус слышит раскаты грома и видит вспышки молнии. Весь Новый Орлеан окутала густая, непроницаемая мгла. — Фрея! Сестра! Что происходит! — пытается покричать Майлксон идя вперед. Ему кажется, что это конец ведь в этой тьме он не видит даже света в окне дома и лучше бы подождать. — Я здесь, быстрее, ее нужно увозить, Керолайн ждет в машине, у нас нет времени брат, — выкрикнула Фрея после прочтения заклилнания и теперь он мог видеть сессту иди на это магический свет, который с угасал с каждой секундой. — Черт! Что происходит! — сегодня Надя позволяет выругаться, ведь в добавок она упала и порвала брюки! Навсегда ничего ведь не бывает и кладя дочь на заднее сиденье автомобиля за рулем которого сидела Керолайн, он понимает что вряд ли увидит ее вновь и это сводит с ума, но он хлопает дверью, отворачивается, и прислушивается к звуку работающего мотора. Керолайн ждем на педаль газа ведь знает, что действовать нужно быстро, а Клаус Майклсон ненавидит прощаться. Даже такому монстру бывает больно и с его глаз капает вовсе не вода. — Все будет хорошо. Я остановлю это. Клаус молчит, не реагирует на объятья сестры и даже не замечает, что та побледнела и из последних сил пытается устоять на ногах. Все это сводит с ума, а услышав голос Петровой он решает появиться перед вампиршей, ведь так просто уйти он ей не позволит. Клаус Майклсон не прощает. — Куда-то собралась, дорогуша? — начинает тот. — Отвали! — высказывается Петрова, задевая его плечом и характер у нее явно от матери. — Я уезжаю и меня ничего здесь не держит. Прощай, Клаус. — Я так просто не отпускаю и ты уйдешь, как только я повзолю, — внезапно хватает за руку, что Нади кажется, что еще секунда и он сломает ей руку. Не боится посмотреть в глаза и сказать, что никто не вправе решает за нее, только ему плевать и сжимая руки на ее тонкой шеи он готов сломать ей шею и покончить с этим. Заточить в подвал и дальше уже решить, как быть дальше. Только в этом нет необходимости, ведь Надя теряет сознание, бледнее и гибрид удерживает ее от падения подхватив на руки. Десятая казнь неизбежна. Десятая казнь — смерть первенцев близка. От этого не сбежать и все скоро закончится, а он впервые бессилен и боится не успеть спасти дочь и сестру. Понял ведь, что тело Фреи валяется сейчас на заднем дворе. Понял, когда услышал дикий, пропитанный болью и отчаяньем крик Киллен, которая решила последовать за своей возлюбленной, желав поддержать ее в такой непростой и сложной ситуации. Но нужны ли были Фреи ее слова? Сейчас этого уже не узнать. Сегодня ему не нужно стучать в дверь особняка, ведь она открыта. Сегодня ему придется испить чашу боли до дна и шагнуть через край. Керолайн Форбс не вступила бы дважды в одну и ту же реку под названием — Клаус Майклсон. Но, тьма всегда притягивает даже самые чистые сердца. Только вот тьма соблазнительна и у нее остались только вопросы после короткого разговора с Коаусом, который положив спящую дочь, как тогда ей показалось, на заднее сиденье ее автомобиля, ославил свой влажный поцелуй на ее щеке и прошептал, чтобы она бежала не останавливаясь. Бежала от него и этой тьмы. Только вот Керолай Форбс остановилась, когда дорогу ей преградил голубой свет. Жать на тормоз, а не на газ. Только она теряет управление и машина вылетает на обочину и повезло, что ей удалось избежать лобового столкновения с деревом. — Хоуп! Все хорошо! Хоуп! Только слыша молчание и видя перед собой густую тьму Керолайн понимает, что все не хорошо и Хоуп потеряла сознание не просто так. Снова звонить тому, чей голос не желает слышать, но выбора у нее нет. У Клауса Майклсона нет другого выбора, как ответить на телефонный звонок. Они попались в эти сети. Керолайн возвращается к машине, что-то кричит. — Медленнее, любовь моя. — Я видела голубой свет, а потом тьма. Сейчас саранча! Рядом с моей машиной кружит саранча! Черт! Твоя дочь потеряла сознание и я не знаю, что делать! Скажи что-нибудь! Ты нужен ей! Сейчас же, Клаус! — Она умирает, Керолайн и поэтому ты должна была уехать. Ей было нельзя находится рядом со мной и последовали десять казней Египетских. — Как в Библии? Это же бред… Она не может… Нет… — Не знаешь, что сказать… Молчи… Десятой казней была смерть всех первенцев. Пустота добилась своего. — Ты должен быть рядом с ней… Она твоя дочь. Ты должен сказать, что любишь ее. — Мое присутствие не залечит ее раны. Позаботься о ней и Марсель поможет вам. Напиши координаты смс. — Должен быть выход! Выход есть всегда. — Выхода нет только из гроба… — Но ты опровергаешь и это. Выход есть даже из гроба и вы, Майклсоны всегда доказывали это и свое превосходство. Соберись и спаси ее! Сколько у есть времени? Я бы даже с Дьяволом сделку заключила, чтобы спасти своих детей! Ты сам можешь быть хуже Дьявола, когда это нужно. — Три часа до полуночи и ты права, нам нужен Дьявол. Я уже говорил, как сильно люблю тебя, милая. — Миллион раз. — Жди Марселя, а я сообщу новости. Береги себя и Хоуп и не вздумай снимать оковы. Сила может обернуться против Хоуп. — Мне страшно подумать, что Лиззи и Джизи в опасности. Сделай все правильно. Ради дочери и всех. — Я сделаю это и прощай Керолайн. Я был счастлив, что заметил тебя, твою красоту, которая свела меня с ума, твои глаза, вдыхал твой запах. Я рад был открыть свое сердце для тебя. Больно не будет. Доверься мне… — Клаус я тоже чувствовала все это и сейчас не боюсь принять и признать эту любовь. Я любила. Клаус Майклсон сделает все, чтобы спасти свою единственную дочь и он услышал признание, а значит — это и есть любовь и может не поздно еще все вернуть. Может Клаус Майклсон недостаточно силен, чтобы справиться со всем этим. Может сложнее держать за руку умирающую сестру, которая оставила подсказку о спасении передав ему записку. Даже на смертной одре Фрея думает о спасении семьи и это вправду достойно. Терпение лопнуло. Душа разорвана в клочья. Сейчас ему было бы легче крушить все вокруг и пить виски, ненавидеть весь мир. Может сложнее принять решение во благо спасение жизни. Может сложнее заставить вампиров притащить перепуганого Деклана в церковь Святой Анный и убедить его позвонить в колокол. Так ведь можно призвать Дьявола. Сейчас ему нужно собраться и столкнуться с Дьяволом во плоти.*** Час назад. *** Они мертвы и похоже Элайджа Майклсон вынужден смириться с тем, что вечность ему продеться провести в тишине и этом вечном доме. Элайджа смирился с тем, что в этом мире ему все придеться делить на двоих и любовь — это жертвовать. Они и так пожертвовали многим. Она бы с радостью забыла о многом. А отличается ли их история любви от тех историй со счастливым финалом? История любви которая закончилась Адом. Их история любви черная. Теперь они официально мертвы, но обрели покой. Элайджа думает, что это не самый худший конец для такого монстра, как он. Сейчас он не боится принять ее тьму. Сейчас она не боится его света. Сейчас им не просто и у нее есть вопросы, но куда проще сидеть на против него за обеденным столом. Если Элайджа и может залечить ее раны, то она не может спасти его пропасти в сердце, которую раньше заполняла семья. Элайджа всегда был предан семье и да ему сложно без семьи и она понимает это. Он отрекся от семьи выбрал любовь и этот поступок она оценила. С ним рядом порочная и эгоистичная женщина, но она его выбор. Ее взгляд сосредоточен на нем и как Элайджи принять то, что напротив него сидит Дьявол в обличии любимой женщины. Но у всех ведь есть светлая и темная сторона. — Не пора бы нам выйти в сад? — Пирс откидывает со лба темные пряди, и даже не смотрит ему в глаза. — Нет, Катерина, прости. — вздыхает Майклсон и Пирс не перечет, ведь ему тяжело. Она закусывает нижнюю губу, встает из-за стола и просто покидает комнату, стараясь скрыть скопившуюся злобу. Но знает ведь, что семья значит для него, а сейчас он оставил своих братьев и сестер. Знает, какой этот выбор был сложным для него и за это время Кетрин Пирс научилась уважать это. Научилась прислушиваться к своему сердцу. Наказание Элайджи Майклсона — вина и одиночество. От Дьявола и любимой женщины скрыть что-либо сложно, да и невозможно. Она все чувствует и неважно каким-то внутренним чутьем или сердцем. Тогда, пять веков назад, Катерина была другой. Она носила косички и платья из бархата, улыбалась и с избегала встреч взглядом с ним. Она слушала его и Элайджа уже и не вспомнит, в какой момент она завладела его сердцем и разумом.Пять веков Катерина потеряла все и обрела еще больше став Кетрин Пирс. Только вот Элайджа Майклсон продолжал верить в чудо, молиться и сражаться за то, чтобы однажды Катерина вернулась. Сейчас она другая и предпочитает черные тона в одежде, от нее пахнет крепким виски и кофе, кожаные куртки, высокие каблуки, яркий макияж и брендовые сумочки. Сейчас она Кетрин Пирс. Без раздумий, без страха она оставила его без любви и света и в конце концов он смирился с этой участью. Пять веков назад Элайджа был уверен в том, что они не должны были больше пересечься, но нити любви сплели их судьбы куда плотнее, чем они могли подумать и сейчас он согласился провести с ней вечность. Уходить лучше без лишних слов и новых ран. Она ушла, но Элайджа знает, что она вернется и опять будет стоять на этом пороге. Непонятно как, но только Кетрин видит перед собой Хейли Маршалл. Ей сейчас точно не до нее и в этом измерении Маршалл чужак и незачем ей быть здесь. Но она здесь, а значит тонкая завеса разорвана. Кетрин понимает, что кто-то нарушил баланс и может Элайджа был прав, говоря, что его семья не успокоится, пока не вернет его. — На твоем месте я бы бежала и как можно дальше, маленький волчонок, . — закатила глаза Пирс. — Я Дьявол и не упущу возможности забрать твою душу себе. Уходи. — Он уже сожалеет о своем выборе?. — пожимает плечами Маршалл, а Пирс, в это время, обходит ее, стуча каблучками, оставляет после запах кофе. Хейли никогда не любила запах цветов или трав, ненавидела платья, каблуки и кофе, презирала балет и искусство. Но Кетрин Пирс другая и спокойно ходит на высоких каблуках, носит откровенные платья и выгодно подчеркивает свою сексуальность. Однажды ей кто-то говорил, что противоположности притягиваются. И сейчас эти противоположности приткнусь и на то есть веская причина. — Элайджа, дорогой, нам нужны лишние ложки, — пытается выкрикнуть Пирс, только вот у нее это не выходит, ведь Маршалл закрывает ее рот рукой и прижимает к стене. — Заткнись! — шипит Маршалл. — Какого черта ты делаешь в моем доме? В Аду? И здесь решила подпортить мне существование или соскучилась? — Пирс сжимает руку на горле Маршалл и та ведь знала, что это безумие прийти сюда. — Кетрин, заткнись и послушай! Элайджа не должен знать, что я здесь. Хоуп грозит опасность, как и всем перворожденным, потому что Пустота не ушла так просто, — задыхаясь, пытается проговорить брюнетка. — У меня мало времени. — Отлично, но мне плевать, — хмыкает в ответ та. — А теперь убирайся! — Значит на свою дочь тебе наплевать, хотя, в том что ты дрянь, я и не сомневалась, — смело заявляет Хейли. — И что? Я еще хуже, чем ты думаешь, — ухмыляется та. — Могу сказать, что Клаус придет к тебе, а Хоуп подвергла весь Новый Орлеан опасности создав CHAMBRE DE CHASSE, чтобы удержать мою душу, — объясняет брюнетка. — Я не смогла ее отговорить от затеи вернуть меня к жизни и сейчас она умирает. — Боже, это так трогательно, — с некой издёвкой произносит Пирс. — И что ты предлагаешь? — Свою душу в обмен на помощь и свободу души Клаусу, — на выходе, опустив голову. — Если ты не сможешь выбраться отсюда, то у тебя будет новая игрушка. — Я и не знала, что ты можешь быть такой умной, — спокойным тоном говорит Кетрин. — Ты и вправду думаешь, что я желаю отомстить Клаусу за смерть своей семьи? Если бы хотела, то сразу же пришла бы за ним, как получила бессмертие. Мне плевать на него. Время все расставило на свои места и если я пойду против него, то потеряю Элайджу. — А разве Элайджа важен для тебя? Я думала, что ты просто невыносимая сучка. Но видимо Элайджа так не думает. Клаус предложит себя в обмен на помощь и спасение нашей дочери, — объясняет волчица. — И на что ты надеешься? Элайджа для меня значит больше, чем ты думаешь, волчонок, — прямо спрашивает Пирс. — Я же сказала, — ухмыляется Хейли. — Я надеюсь на дружеские отношения и понимание. — А ты и вправду всем готова пожертвовать ради дочери, — Кетрин смотрит прямо в глаза и от подобного взгляда Маршалл хочется скрыться. — Покажи мне, Хейли, куда убежать. Где я могу спрятаться от этой боли, которая жжет меня изнутри? От боли невозможно спрятаться и обещаю, что очень скора ты познаешь настоящую боль. Кетрин Пирс мстительная стерва и ее слова режут хуже ножа, но сопротивляться и бежать сегодня Хейли Маршалл не может. Кетрин Пирс из тех, кто побеждает любой ценой. Хейли Маршалл исчезает и даже не подозревает о том, что сучка разбирается в жизни и людях куда лучшем, чем она может себе вообразить.
*** Клаус Майклсон должен довериться самому Дьяволу, но время близиться к полуночи и выхода у него нет. Он слышит стук ее каблуков после одиннадцатого удара в колокол. Он видит ее перед собой, как всегда в черном. Привык к тому, что она любит эффектные появление и удивлен, что она просто появляется из тумана, а не устраивает шоу с огнем или воронами, к примеру. Он смотрит только в глаза, ведь Клаусу Майклсону важно видеть глаза врага и так куда проще вести игру. Она стоит перед ним улыбается и не боится встретиться с ним взглядом, потому что привыкла играть на равных, а он сдерживается чтобы не размазать ее внутренности по этой стенке. Прошлых врагов не бывает. Все не так просто и оба понимают это. У нее не осталось для Клауса Майклсона ни хороших слов, ни мыслей. Клаус Майклсон запутался. — Ты отвлек меня от прогулки в саду с Элайджей и как думаешь, что я с тобой сделаю? — Не знал, что такое есть в Аду. Я думал там только котлы с раскалённой лавой. — Видимо, ты желаешь узнать, каково в Аду? — Очень интересно, как вы там. Не жарко? Могу одолжить солнцезащитный крем. — Я могу устроить тебе экскурсию в Ад и размазать крем по твоей спине, чтобы ты не сгорел раньше времени, от Адского пламени. — Иди к черту, Кетрин! — Ты же сам позвал меня и видимо дело серьезное. Я очень надеялась, что ты принесешь виски из своей коллекции. В горле пересохло, милый. — Я предлагаю свою душу в обмен на твою помощь. — Это уже интересно. Сам Клаус Майклсон просит о помощи и готов встать на колени. — Интереснее тебе станет, когда ты узнаешь, что твоей дочери осталось жить несколько часов и виной тому проклятие Пустоты. — Так причем здесь я? Я фактически труп и с радостью воссоединюсь с Надей. Нужно комнату подготовить и Элайджа будет рад видеть ее вновь. Они хорошо ладят. — Сейчас мы все в ловушке и все из-за Хоуп. Она пыталась вернуть мать и спровоцировала все это. Я сам не знаю мертв я или жив… — Что требуется от меня? — Пустота придет за силой Хоуп, а ты единственная. — Кого нельзя убить. — И возможно вы мило поболтаете. Я предлагаю тебе свою душу в обмен на спасение от проклятие и свободу Элайджи. Ты принимаешь сделку? — Я согласна, а сейчас отведи меня к Нади. У нас мало времени и кажется, мы поладим в этот раз, ведь не зря говорят, что Клаус Майкосон может самого Дьявола уболтать.