Малиновый закат рисует на земле. Наивно не пытайся достать, что давно осело на дне. Если ты ничего не знаешь обо мне (не знаешь обо мне). Макс Корж — Малиновый закат.
Они встретились вчера. Впервые столкнулись у спорт клуба. Девушка в черном спортивной костюме и сером бра, бредновых кроссовках. Парень с дорогими наушниками, но в простой синей майке и черных шортах до колена, дешевых изношенных кроссовках. Они столкнулись случайно, лоб в лоб, тот опаздывал на тренировку, а Хоуп ждал в машине Роман. Не случайно же именно в Лос-Анджелесе помешаны на спорте и красоте упрямо веря, что именно их заметит известный кинорежиссер. — Прости, — извинятся тот протягивая ей спортивную бутылку наполненную водой. — Крутой музыкальный вкус, но дерьмовый вид, — отвечает та протягивая ему наушник, даже слегка прикрывает глаза слыша знакомый мотив Nirvana и любимую песню Лендона. — Да это старье, как и музыка, но мне нравится, — улыбается тот сжимая в руках белый наушник. — Я Никки. Давно ты в Лос-Анджелесе? Я раньше не видел тебя в клубе. Новенькая? Парень ждет ответа, только она не отвечает, бросает спортивную сумку на заднее сиденье, запрыгивает на переднее синего кабриолета Mercedes slk 1990 cabrio. Интересно кто привил ей любовь к ретро автомобилем или это семейная черта. Майклсон вернулась в этот город желая помочь кузену, отвлечься от родного и вечно конфликтующего Нового Орлеана, ссор родителей, которые точно знают, что лучше для их малютки Хоуп. Она сама знает и за столько лет даже без силы ведьмы разорвала не одного врага семьи. Она же дочь Клауса Майклсона и должна оправдывать громкое имя отца. Только в городе ангелов она не обретет душевного покоя. Покупает букет белых лилий плетясь к одной из могил. Ее сердце похоронено под одной из плит на старом городском кладбище. Не могла не прийти в семнадцатую годовщину смерти Лендона Керби. Не могла не почтить его память сидя на пустынном пляже, сжимая в руках горсть теплого белого песка, смотря на отблеск черного кольца. Так и не решилась переступить черту мира мертвых и поговорить с ним. Босая, рядом открытая бутылка виски из коллекции Хенрика, которую тот собирал весьма избирательно, на протяжение долгих лет. Вздыхает смотря на это синее моря, голубые облака. Закрывает глаза слушая звуки морских волн дарующих успокоение и надежду. Ей лучше и проще не смотреть на ясное небо, палящее солнце, не думать, что приготовило для нее будущее. Раньше Хоуп Майклсон с радостью бы запечатлела эту прекрасную картину на холсте. Уже давно не рисует, не смешивает краски. Время изменило ее и научило тому, чему и отца — верить самому себе. С нее хватит боли и злобы, ненависти из-за фамилии. А сколько стоит жизнь бессмертной принцессы Хоуп Майклсон? Сколько раз она воскресала? Может Хоуп не желала так жить, но изменить ничего не может, не ищет оправдания: пролитой крови, своим ошибкам и своей семье. Вряд ли ее имя есть в списках на проход в Рай, но и в Ад Хоуп Майклсон не попадет на радость врагам, не дождутся и никогда этого не увидят, потому что и в Аду у нее связи, она лучше умрет, как герой и так уже наказана вечным одиночеством, потерями. Может ее семья самая величайшая, самые сильные существа в этом мире, но каждый из них сломлен по своему. Слышит дыхание за своей спиной, на рефлексах, смотрит боковым зрением, реагирует на движение, думает как лучше начать бой и ударить. Захватывает правой рукой левую руку противника выше запястья. Если напуганный парень ощущает только страх, то Хоуп во власти ненависти и выброса адреналина. На ее стороне госпожа удача, холодный расчёт и выдержка опытного бойца, не зря же ее отец учил драться. Бросилась на незнакомца, перед глазами мелькание тёмного и светлого фона. Даже лица противника не различает, хотя бьет по этому самому лицу. Сцепились. Рухнули на песок, взметая пыль. — Ты из ума выжила или пьяна, — пытается прохрипеть парень. Приоткрывает глаза, перед ней лицо того самого парня, которого несколько дней назад встретила у спорт клуба. Правда на его лице ссадины и кровь. — Что у тебя с глазами? — напуган, отползает от нее, как только Хоуп слезла с него. Часто моргает пытаясь восстановить привычный серый цвет глаз, а я золотисто-желтый оборотня. — Я могла убить тебя! — кричит не жалея голоса, пытается встать на ноги.- Как ты здесь оказался? Это закрытый пляж, который выкупила моя семья. — В Калифорнии пляжи не частная собственность, детка, — сплевывая на песок сгусток крови, подойдя к берегу опускается на колени, зачерпывает руками теплую воду, умывая лицо. — У тебя видимо очень крутой тренер. Дашь телефон? Пить с утра? Тебе восемнадцать есть? Почему Хоуп так тепло от этой картины? Обычный смешной паренек, который слишком быстро ворвался в ее мир, кажется таким знакомым. Уселась на теплый песок поджав под себя ноги. — Мой папочка оценил бы алкоголь вместо завтрака, — заходится смехом, опрокидывая голову назад. — Решил преследовать меня? — Я? Никогда не бегаю за девушками, — уверенно отвечает парень приподняв подбородок. — Тогда что привело тебя сюда? Явно не серфинг, — кривит губы. — Много лет назад здесь умер дорогой мне человек, поэтому никакая высокомерная и богатая семейка из Малибу не запретит мне приходить сюда, — говорит Ник садясь рядом с ней. — Мне жаль и я из Нового Орлеана, — выдавливает из себя Хоуп. — Вряд ли ты знаешь, каково это терять близких, — смотрит вдаль, на летающих в небесах чаек. — Я могла потерять семью, когда мне было пятнадцать, с тех пор я боюсь потерять родных, готова на все ради них, — переведя начинает девушка. — Легче не станет. Будут дни, когда скорбь одержит над тобой победу и весь мир будет казаться черным, блеклым, но если скрываться в хороших воспоминаниях, то уныние никогда не победит тебя. Именно в хорошем нужно искать спасение и силу. Не унывай и не скучай. — Может ты права, я навещал могилу и там были свежие цветы, а значит о нем помнят старые друзья, — утверждает юноша. Не могла остаться. Внутри его все сжалось, ведь еще секунду назад рядом с ним сидела симпатичная девушка, а сейчас, приоткрыв глаза, что-то внутри сжирает, боль душит, остались только следы на песке. Исчезла, как только парень отвернулся. Поклялась, много лет назад, не привязываться и не открываться никому. Может эта странная девушка-мечта всего лишь плод его больного воображения и тот лишаешься рассудка, ведь о его отце ходило много разных слухов.Ушла, оставив его в одиночестве, в минуту слабости с бутылкой виски. Спустя неделю в одном из элитных, закрытых клубов планируется пожалуй одна из самых шумных вечеринок, от которой содрогнутся стены. Принцесса Нового Орлеана празднует свой День Рождения. С утра перевернула шкаф в поисках идеально образа. Этот город принес ей не меньше боли, чем родной Новый Орлеан. Все же Хенрику удалось уговорить кузину на громкую и стильную вечеринку. Не будет же грустит вечно, скольких еще потеряет за вечность? Легче принять потери и отпустить, если любишь. Огни домов мигают, словно приветствуя только ее. Толпа с наполненными бокалами встречает хозяйку этого вечера, вверх подлетают салюты из бумажного золотистого конфети. Плевать, что не всем гостям есть двадцать один. Только Никки не пригашен, как и многие желающие этой ночью попасть в клуб, но разве это могло остановить глупца желавшего узнать о ней абсолютно все. Об этой закрытой вечеринке в городе говорили многие, а он узнал случайно, сидя в дешевом кафе с друзьями, который так желали переступить порог клуба, прикоснуться к желаемому и запретном. Никому не слова. Как же хорошо, что у него есть доступ к старому банковскому счету умершего отца, время купить подарок и бредовые вещи. Черная помада, белое платье, гладиаторы на каблуке, как же ей идет черная кожаная куртка отца и украшения матери. Определенно выглядит клево для представителя молодежи этого времени. Из последних сил улыбается собравшейся толпе, обнимает кузена, а после Кристи. Может вечеринка и вправду не помешает? — Я согласилась на маленькую вечеринку, — шипит та, когда Роман схватив ее за руку тащит ее в центр танцпола. — Я ненавижу этот день. — Ну это же Хенрик, — отвечает тот. — И ты должна открыть вечеринку. Отпусти все и веселись этой ночью. Это мое желание для тебя, любимая. — Похоже выхода у меня нет, — обвивает руками его шею, изгибается в ритм клубной музыке. — Люблю тебя. Может и неплохо отвлечься от всего и вечной семейной драмы.Я не хотела ехать в этот город, но ты меня уговорил. Эта поездка хорошо повлияла на наши отношения, Роман. — Да, только от семьи скрыться не удасться, — говорит тот оборачивая ее к барной стойки. Хоуп не может не заметить Кола с бокалом виски. Рядом кружат симпатичные девушки. Машет, увидев в толпе племянницу. — Давина убьет его, — хохочет та отстраняясь от Романа. — Я сейчас вернусь. Кол Майклсон всегда там, где веселье, да и нужен был кто-то, чтобы присматривать за молодыми подростками, но скорее за Хоуп. Не мог же Клаус оставить свою любимую дочь без присмотра или хуже было доверить Хоуп самому без башенному члену семьи? — Дядя Кол, — говорит та растолкав девушек. — Давине это не понравится. — Моя обожаемая жена на Бали вместе с Ребеккой и прилетят они только завтра, ты возвращаешься в Новый Орлеан с Ребеккой, — тянет тот осматривая Хоуп, встает со стула, — Сегодня у меня выходной, а у моей обожаемой племянницы День Рождения. Я пью за твою вечность. — Ненавижу вечность, — резко отвечает та. — За это тоже можно выпить, — подносит к губам граненый бокал. — Лучше идем танцевать, — предлагает та пытаясь отнять бокал. — Я же возвращаюсь в Новый Орлеан и вряд ли там меня ждет веселье. Кол соглашается, оставляет бокал на барной стойке, ведь не может отказать в такой малости племянницы, знает как ей тяжело было вернуться в этот город, бродить одинокой серой волчицей темной ночью, чтобы не помнить, что она оставила и потеряла в городе ангелов, что прошлое словно охотник будет преследовать эту волчицу. Хоуп же Майклсон, а значит не ангел, как и вся ее семья, только она существует слишком мало на этой планете и еще не в силах бороться с чувством вины. Только в ее желтых волчих глазах он видел решимость поставить всех врагов семьи на колени и в тоже время, что она рассыпается на части. Их танец прерывает симпатичный кудрявый, сероглазый юноша, который хлопает Хоуп по плечу. Для него в этом клубе все чужие, да и зачем вообще он пришел сюда? В первый раз оказался в ночном клубе, но хорошо, что ее ссадины затянулись, а раны зажили. И не лучше бы ему остаться дома, где комфорт и чай, а не это веселье, слепящие прожектора, музыка рвет в ушах. Все это время стоял у стены наблюдая за этой парой в центре танцпола: наивный взгляд глаз, явно не сливается с толпой в этом танце, разорвала оковы скованности, поднимает руки вверх выражая свои чувства и эмоции, двигает бедрами в такт музыке, встряхнет копной волос, впустила в себя свободу и этот бит, что бьется пульсом под кожей. Важнее, что этим танцем вечеринка официально открыта. — Я украду тебя у твоего парня, чтобы поздравить, — решительно говорит тот. — Надеюсь он не против? — Ты? — хмурется Майклсон. — Но как ты здесь оказался? Как узнал? Успел приодеться в бредновые шмотки. Тебе идет. — Порой несколько сотен баксов охраннику решают все, — улыбается тот, осматривая ее с ног до головы, в легком белом платье, черной кожаной куртки не по размеру, гладиаторы, украшения, губы скрывает черная помада, — Тебе идет эта куртка. — Парня, — смеется Кол. — Я хорошо сохранился, как оказалось. — Он идет со мной, — обернувшись к дяди сверкнув желтыми глазами. — Развлекайся, дорогуша, — с ухмылкой на лице отвечает Кол. — Идем отсюда, покажешь мне свое любимое место в городе? — после непродолжительной паузы говорит Хоуп, схватив его за запястье, ведя к выходу из клуба. Хоуп Майклсон видела много мест в городе ангелов, знает дорогие клубы и темные закоулки. Пара молча сидит на деревянной скамейке, напротив торгового центра. И почему-то из всех возможных мест Хоуп рассчитывала на парк, кафе, школьную территорию или пляж. Смотрит на яркий экран, по которому мелькает очередная раздражающая реклама. Это место кажется ей знакомым, может она уже присуствовала здесь, когда была в Лос-Анджелесе, с последнем визитом вместе с отцом, а возможно это чувство дежавю. Она не знает, но сжимает в руках пластиковый стаканчик с купленным имбирно-лимонным напитком. У них было только сегодня. — Фу, как это можно пить? — парень давится, надеясь проглотить этот горький напиток без последствий. — Чай горячий. — Подожди минут двадцать и поймешь, — спокойно говорит Хоуп поднося ко рту стаканчик, делая несколько глотков. — Этот напиток нужно пить горячим. Он согревает и полезен для организма. Моя тетя Фрея готовит такой, еще у нее выходит прекрасный чай с ромашкой, гранатом, календулой, малиной, смесью цитрусов, но я бездарна в этом деле сколько бы она не пыталась учить меня. — Девушка, которая не умеет заваривать чай, — хихикает тот. — Значит ты здесь в гостях у тети или первокурсница колледжа, решила просто круто отменить совершеннолетние? — Нет, моя тетя Фрея живет в Новом Орлеане, — поддерживает разговор Хоуп. — Я ненавижу свой День Рожденья, тем более говорить о семье, но в этом году меня уговорили на вечеринку. Я здесь пробыла все лето. — Почему? — хмурит брови. — На это есть веская причина, Никки, поверь, если в День твоего Рождения тебя пытались принести в жертву ведьмы, матери перерезали горло, отца ослабили, обманули, украли власть в городе и пытались убить, ты бы тоже относился иначе к этому дню, — спокойно, как будто это обыденность, даже не взглянула на его изумленное лицо. — Я не знал своего отца, — тихо выдавливает из себя. — Его убили в тот самый день, когда мать узнала о беременности. — Мне жаль, я тоже росла без отца и очень скучала по нему, думала, что никогда не прощу, за то, что он ушел, чтобы защитить меня, — говорит Хоуп. — Но ты его простила? — догадывается тот. — Он мой отец. Я люблю всю свою семью, — начинает Хоуп смотря ему в глаза. — Моя семья на все готова ради меня и моей безопасности, мы связаны кровными узами и это величайшая сила или разочарование, как говорит мой дядя Элайджа. Я думала уйти из дома, уехать из города, пыталась, но правда в том, что без меня станет все только хуже. Я люблю Новый Орлеан, не могу оставить отца, боюсь, что без меня ему станет хуже, он вернется к началу.Мой отец одинок и ненавидит это, любит меня сильнее всего в этом мире, да и я очень привязана к нему, поэтому редко уезжаю. Было время, когда он только вернулся может это странно, но я привыкала смотреть в глаза моего отца. — Так у девушки из Нового Орлеана есть имя? — интересуется парень. — Хоуп Андреа Майклсон. Дочь непобедимого первородного гибрида вампира и оборотня — Клауса Майклсона и альфы стаи Полумесяца — Хейли. Непревзойдённая принцесса Нового Орлеана. Единственный в своем роде тригибрид: вампира, оборотня и ведьмы. Победительница врагов семьи, глава совета фракций города. Уникальная ошибка природы, — встав со скамейке, склонившись перед ним в реверансе. — Вы все в Новом Орлеане чокнутые? — Ник явно не отреагировал на шутку Хоуп, только губы содрогнулись в еле заметной улыбке. — Хоуп. Зови меня Хоуп, — кивает девушка. — Знаешь, у моего отца была подруга с таким именем. Ее звали Хоуп Маршалл и она была тоже из Нового Орлеана, художница, но она умерла в семнадцать, автокатастрофа. Жаль.Отец часто навещал ее могилу, когда ездил в Новый Орлеан с рабочими визитами, если верить рассказам матери, — произносит тот встав со скамейке вслед за ней. — Честно, мне кажется он всегда любил ее, а не мою мать. Первая любовь, светлые чувства и все дела. Может это и была эпичная любовь, если такая существует? Я сын Лендона Керби. Ник или Никки сокращение от моего полного имени Никлаус Керби. Звучит странно, но я привык. Мать сказала, что мой отец так хотел. Она после его смерти окунулась в творчество и сейчас в мировом турне с презентацией ее новой книги, а я здесь ради академии полиции, живу со старшей сестрой Пейтон.Мой отец был окружным прокурором, его убили семнадцать лет назад, а здесь был тот самый полицейский участок. Я часто прихожу сюда, сижу и о многом думаю. Участок сгорел дотла, никто не выжил, что очень странно. Говорят, что здесь видели тень в капюшоне, но мне кажется это сказки. Если я стану детективом, тогда у меня будет доступ у делу и я узнаю, все, что захочу. Найду тех, кто убил его и… — Месть — верный путь в могилу, — громко говорит Хоуп не позволяя ему завершить фразу. — Я не знал отца из-за каких-то мразей и поверь, что окружного прокурора просто так не убивают, я бы смирился если бы отец просто ушел, его убил кто-нибудь из тех, кого он усадил за решетку, убили бы во время ведения опасного дела, да я бы даже смирился с глупой смертью от отравления или сердечного приступа. Его убили за правду и я имею право на месть, пусть умру, плевать, — быстро проговаривает тот отвернувшись от нее, сжав руки в кулак, ведь в данной ситуации — это единственный выход контролировать эмоции. — И почему я открылся тебе? Мы знакомы недавно… — Я не оцениваю подростковый суицид и глупые, опасные, импульсивные поступки, — пожимает плечами Хоуп. — Обними меня. — Что? — удивляет тот медленно оборачиваясь к ней, смотрит на нее такую спокойную, на фоне света рекламного экрана. Она кажется ему светом, яркой, русые волосы в свете кажутся подобными рассвету, наивной, той, что дарует покой, возможно пьяной. — У меня День Рождения. Я имею право на подарок? — требует Хоуп. — Обними и все поймешь. Просто обними. Хоуп знает, что лучше открыться. Лучше, если он все узнает о ней. Узнает, что рядом с ней смерть, что от нее нужно бежать, что с ней рядом нет любви и она просто погубит его, как когда-то погубила Лендона Керби. И как он мог отказать ей в такой ерунде, как объятья? Наивный, как дитя, думая, что этим желанием она просто надеялась успокоить его, ведь, что как не объятья даруют успокоение души, жизненное равновесие. Его глаза напротив ее. Замер, прежде чем сделать несколько шагов в ее сторону. Объятья очень значимы и ценны. Хоуп прикрывает глаза, когда одной рукой тот притягивает к себе, держит ниже шеи, а другая рука расположилась чуть выше копчика девушки. Руки Хоуп скользили по его спине. Без слов, без счета времени, на душе становится чуть легче, но лишь на время. Вспышка света видит перед глазами: шестнадцатилетнего парня и эту самую девушку танцующих под Nirvana на центральной городской площади, горящая машина, малиновый закат, им по двадцать и тот поцелуй в доках Нового Орлеана, ему тридцать четыре, Лендон выглядит иначе, а она все та же, снова касание губ, в последний раз и ее слова, что он забудет, что он никогда не влюблялся в нее, черные зрачки серых глаз сужаются и в следующую секунду расширяются, подвеска в виде птице на правой руки, в ушах, шумом, отражается ее крик на том самом пляже, жест прощания — вместе сложенные средний и указательный пальцы, стеклянные глаза — последнее ее воспоминание о лучшем друге, сигаретный дым наполняющий комнату ее красные заплаканные глаза, окровавленные ладони касаются черно-белых клавиш фортепиано, он слышит ее голос и знакомый мотив старой песни Nirvana. Так хотел увидеть отца, который давно обрел покой и Ник Керби нашел, что искал, увидел в воспоминаниях Хоуп. Она открылась ему, доверилась. Только все слишком быстро, а эта боль кажется ему реальной, как и все происходящее.Можно ли верить видя лицо монстра с янтарными глазами и черными набухшими венками прячущееся за черный капюшоном. Пришла за теми, кто пришел и отнял жизнь ее лучшего друга. Видит, как та, без сожаления и капли сомнения, острыми клыками пронзает шею мужчины в полицейской форме и не трудно понять, что это комиссар полиции или проще шеф полиции, которого лично назначает мер города. От нее никто не уйдет, собрана, скованна ломая шеи подоспевших полицейский, словно это тростинки, на губах свежая кровь, позади горящая здание, сама же бросила зажигалку и обрушала месть Майклсонов. Сделала свое дело, как полагается. Ведь эта семья все обращает все в пепел. Шатает, пытается посмотреть назад. Она думала ухватить его за запястье, только уперлась в локоть, которым парень попытался защититься, перед глазами все еще мелькая картина, как она сев в машину, снимает капюшон, не скрывает подступивших слез, улавливает мужской голос шепчущей “ — C'est La Vie “ Решила спасти его правдой и разрушиться вместе с ним. Видимо Вселенной забавно издеваться над нее. Сердце Хоуп и так давно мертвое, разъедено кислотой, разошедшееся на швы, которые невозможно сшить. — Черт! Что… Что это было?! — тяжело дыша пытается произнести до смерти напуганный парень, она же слышит, как бьется его сердце. — Я сказала тебе правду о себе. Я и есть та самая Хоуп. Маршалл фамилия моей матери. Счастливым придурком, именно таким я запомнила его. Я показала тебе свои воспоминания о лучшем друге Лендоне Керби и то что ты видел — только часть моих воспоминаний о нем. Он был моим единственным другом со школьных лет, тот, кого я подпустила к себе, но быть с ним никогда бы не посмела, потому что мое сердце отдано Роману, с которым я могу быть самой собой.Я отпустила Лендона, а он не ушел, остался и столько раз спасал мою жизнь. Я решила ему внушить забыть меня и всю боль, что пришла в его жизнь с моей семьей — вышло только хуже. Все, что я говорила правда. Я Хоуп Майклсон бессмертная принцесса Нового Орлеана, тригибрид. Моя семья — Первородные вампиры, а бабушка злая ведьма создавшая темную магию и монстров. Я тоже сделала из себя монстра, как и вся моя семья. Во всех историях злодеи, так было и будет всегда, без счастливого финала. Моя мать думала избавиться от меня, освободиться от всего этого выпив волчий аконит, который является ядом для оборотней, мог убить не только меня, но и ее. Мне страшно думать обо всем этом, узнала я об этом случайно, во время очередной ссоры родителей. Отец пытался это остановить, не хотел, чтобы я узнала и мне было так больно. Я против абортов, как и моя тетя Ребекка. Мои родители переспали на столе, по пьяне, и так появилась я — чудо или ошибка. Они ненавидят друг друга, спорят, как лучше для меня. Моя мать считает, что я стану еще худшей версией отца, а может я уже ею стала, говорит, что несмотря на все нужно проявлять доброту. Она влюблена в моего дядю Элайджу и спала с ним. Была замужем за Джексоном, который умер из-за моей семьи и ее самоуверенности. Она обращает свой страх в гнев, может быть слишком импульсивной, всегда получает что желает. Мне лгали, мною пользовались. Мне было два, когда семья впервые распалась на пять лет. Мне было семь, я рисовала и читала Шекспира, семья распалась, чтобы спасти меня от духа злобной ведьмы Инаду приняли ее на себя и ушли на семь лет. Мне было пятнадцать, когда я совершала столько глупостей, могла погубить всех, просто потому что скучала по отцу, семье. Моя семья губит все. Смертный приговор любить кого-то из моей семьи. Я навсегда останусь дочерью Клауса Майклсона, первородного гибрида, кровожадного и безжалостного убийцы, с тысячью врагов. Разве ты не понимаешь этого? Думаешь мне легко принимать все это? Улыбаться сидя за Рождественским столом или на праздниках, бояться что все может рухнуть, в городе вспыхнет война или что хуже разлад в семье. Многие разъехались, и так лучше: меньше опасности, врагов, смертей и остаются семейные праздники. Мама не может видеть, как счастлив дядя Элайджа и демонстративно выставляет, как счастлива с Декланом, что все забыла. Она верила в любовь и думала, что ближе всех к Элайджи, но оказалось, что это не так, он всегда выберет спасение семьи, искупление моего отца, возможно позволит впустить в свое сердце любовь, рядом с невыносимой стервой Кетрин, что всегда ждет и напоминает, что не нужно геройствовать иначе умрёшь. Скорее всего Небеса решили, что пора бы разорвать и окончательно склеить этих двоих. За пять веков пора бы уже. Отца не передать. Он навсегда поставит власть на первое место и корону, говорит, что каждому королю нужен наследник. Тетя Фрея не может уйти, у нее нет ничего кроме семьи и лавки трав во французском квартале. Тетя Ребекка добилась чего хотела и счастлива с Марселем, но в тоже время несчастна зная, что вряд ли между ним и моим отцом утихнет конфликт за обожаемый и проклятый Новый Орлеан. Только она может их оставить. Дядя Кол и Давина кажутся мне нормальными. Много всего ужасного происходило, а он всегда веселит меня. Они выбрали себя, любовь, солнце и теплые пески Калифорнии, а не вечную кровь и семейные передряги. Есть еще старший дядя Финн с Сейдж, но я очень редко вижу их, отец всегда считал его предателем и запрещает приближаться к Новому Орлеану, исключение праздники или просьба тети Фреи, для которой он любимый брат. Моя семья — угроза и мое либидо. Я была такой глупой и заразной, видела столько зла. Я так верила, что все будет хорошо, мечтала и просила о семье, нормальной жизни, но судьба жестока. Сегодня у меня есть все, а завтра я могу остаться совершенно одна, горе и война.Устала ждать… Устала верить в любовь. Зачем вообще эта любовь? Я не привязываюсь к людям, потому что они уходят и ославляют только боль! Поймешь, когда впервые потеряешь, того, кто был тебе дорог. Я не хочу уничтожить тебя, твое будущее. Ты не понимаешь меня?! Спасибо, что выслушал меня. Мне вправду было не с кем поговорить. Во мне столько всего накопилось. Три секунды, все смешалось и такая малость, что Хоуп Майклсон надломилась, тяжело дышать, сжалась грудь из которой вот-вот может выпорхнуть ее израненное сердце и душа. Как такое могло случиться и из тысячного населения она встретила именно его. Что с ним сейчас происходит не сложно предположить — шоковое состояние, дрожащие кончики пальцев в момент откровения Хоуп. У всех своя правда, а Ник слишком молод, только вступает во взрослую жизнь, не знает, как поступать правильно. Ответа Хоуп может не ждать, как не может поддаться слезам, в жилах впитана вековая тьма, яд Майклсонов, которую Хоуп пропустила через себя. Давно уже не милая малютка, на глазах же перегорела, обратилась в сильную и независимую, нет не принцессу, а королеву Нового Орлеана. Абонент Ник Керби временно недоступен и находится где-то за гранью разума. — Нельзя вечно сторониться людей, Хоуп. Ты боишься причинить боль другим, но губишь себя. Так нельзя… Так неправильно… — Идиот, я хочу спасти тебя! Уходи! Теперь ты все знаешь обо мне.А как? Как правильно? Лендон умер из-за моей ошибки, моя семья могла умереть из-за моей глупости. Я не впускаю людей в свою жизнь! Не зря мой отец считает любовь — величайшей слабостью. Я не смогла спасли Лендона, потому что мои силы рядом с ним не действовали, я была слабой. Бонус к месть кучки Новоорлеанских ведьм за то, что тот спас меня. Я узнала, кто спланировал убийство Лендона и отомстила всем. Прошло семнадцать лет и вряд ли тебе будет интересно знать имена всех причастных к этому. Все это время я винила себя во всем произошедшем. Поверь, мне было плевать на невинных людей, можешь осуждать меня и ненавидеть. Мне все равно. Я была зла и ведома местью, а в последних словах твой отец просил меня не мстить за его смерть. Я ненавижу быть слабой. Я не хочу совершать новые ошибки. Живи своей жизнью и цени каждый день. — Я не сделаю тебе больно. Я узнал правду об отце и может мы столкнулись неслучайно? Может это судьба? Я семнадцать лет жил виня себя, весь мир, пытался узнать правду.Спасибо.Ты освободила меня. — Ты считаешь правду освобождением? — Да.Если все это правда и о семье Первородных вампиров никто не должен знать, ты убьешь меня? — Нет… Я просто уйду.Так правильно — остановиться во время.Я могу доверить тебе свой секрет, с тобой мой мир в безопасности. Ты точно сын Лендона, глаза, волосы. Я уже начала забывать его… — Если я расскажу кому-нибудь, то очень быстро окажусь в психушке. Мне не поверят. Думаю, что звонить я могу? Только не говори, что у тебя нет телефона. — У меня есть идея получше телефона. Он и вправду не причинит ей боль. Прощает, но не обещает, что в его жизни не будет периода глупости. Давно пошла на дно, вместе со своей семьей, только сейчас рассказав правду и открывшись освободилась от этого камня. Прикосновение к ее руки вызывает у Хоуп только испуг. Заподня? Вдохнуть легкими холодный воздух.А что Хоуп Майклсон знает о любви? Для чего вообще дано это чувства? Ее мать не знала любви. Ее отец считает любовь величайшей слабостью, но не отказывал себе в желании. Как Хоуп может разбираться в этом чувстве, если у нее был такой ужасный пример родителей и семьи. Нику Керби всего семнадцать и в силу возраста ему позволено совершать ошибки. Пытается натянуть улыбку снимая с шеи мужское украшение с фамильным гербом, черными бусинами, которое надевает ему на шею, набрасывает на его плечи черную кожаную куртку отца. — Это неправильно. По этикету парень предлагает девушке куртку, если холодно. — А мне плевать на правила. Запомни, мне никогда не бывает холодно.Я могу кое-что сделать для тебя? Не знаю выйдет ли, учитывая, что я ведьма без сил, но заклинание утешение. Оно для разума и дарует душевный покой. Несколько подарков. Не снимай кулон, это герб моей семьи, тебя никто не тронет. Лучше общайся со сверстниками, стань тем, кем хотел и помни, что если будешь совершать необдуманные поступки, я найду тебя, где бы ты не был, и надеру твой прекрасный зад. Договорись? — Я не верил во всю эту сверхъестественную чушь, но кажется начал понимать злодеев Disney. Договорились. — Inlusio somnium. Складывает руки вместе так, что большие пальцы касаются друг друга. Некое подобие ярко-золотистой бабочки несколько секунд кружит над головой юноши. Касаясь губами его щеки оставляет след черной помады на прощание. Нет завтра. Обрела и потеряла, ждет пока тот уснет, ведь он же обычный человек и рано или поздно сон одержит победу, как и начнет действовать сонное заклинание. Согласилась посидеть с ним на этой скамейке, до наступления рассвета, просто не знала, как поступить. Но думает, что это хорошо, ему просто нужна была поддержка и правда. Пусть госпожа судьба и свела их сегодня, но пересекутся ли пути этих двоих вновь? Не знает, что его ждет завтра, куда занесет его лодка вечной жизни: к грозящим скалам или манящим спокойным берегам. Не посмела бы втянуть невинного в ее жизнь полной опасности, не подставила бы под удар. У Хоуп Майклсон для этого нет не времени, не желания. И может в эту бурю ей было суждено спасти его. Сегодня Хоуп жива, а завтра может гнить в гробу вместе с семьей, развеяться серым пеплом над любимым городом, сегодня ее семье грозят, страх забрался под кожу, а завтра невыносимая боль подкосит ее, после завтра покой и мир, празднование очередной победы в кругу семьи. А в конце она уйдет, по-английски, оставив покой и черный след на щеке. Нет «Всегда и навечно». — Хоуп, — реагирует на такой знакомый и пронзительный крик, который обычно вызывает только жуть. — Привет, пап, — тихо, оставив на скамейке стаканчик недопитого напитка.- Ты вернулся… — Кто это? Где Роман? Кол? — спрашивает Клаус. — Они в клубе, а я ушла. Это сын Лендона — Никки, как оказалось, и я все сделала правильно, увела его от кучки вампиров города и рассказа правду, — объясняет та сократив межу ними расстояние. — Он под заклинанием сна и утешения.Проснется с ужасной головной болью, подумает, что ему все приснилось, перепил на вечеринке. Вряд ли что-то вспомнит. — К тебе вернулась магия? — изумлен, проговаривает каждое слова. — Да, а это значит, что Предки ведьм Нового Орлеана вернулись, поправочка, озлобленные и мстительные Предки ведьм Нового Орлеана. Нужно возвращать, собрать всю семью, Марселя. Ты знаешь, что им нужно, а я знаю, как это прекратить. — Никогда. Мы найдем способ, но клинок Женевьев я тебе не отдам. — Я просто покажу ведьмам их место, заставлю страдать. Очередной испорченный праздник. Не мог не приехать в этот день и где бы не был Клаус Майклсон, он всегда будет думать о любимой и единственной дочери, а она будет думать о семье и спасении города. Вернулся из Сан-Дьего ради нее и ей не обязательно знать, какие дела заставили его быть в том городе, скольких он погубил. Говорят, что природа-мать держит ее верных слуг — ведьм, как ей нужно. В конце вернет к себе. У госпожи Вселенной свои законы и ничего не проходит бесследно. Валит с ног, словно тот смертельный выстрел в сердце Лендона Керби. Последний. Контрольный выстрел. И какой глупец сказал, что любовь окрыляет? Давно развалилась на куски. Всегда рядом, никогда не оставит дочь, подхватывает на руки, смотрит в глаза, Хоуп же отчаянно пытается скрыть свое лицо, утыкается в плечо отца, обвила руками его шею. Не простила бы себе если тот увидел бы ее такой слабой. — Я держу тебя.Нужно поспать. Возвращаемся домой прямо сейчас. Я оставил машину на ближайшей парковке. — Ты считал, что мне не нужны друзья и мне должны поклоняться. — Мое мнение не изменилось, любимая. Твоя мать против. — В этом вся она… Помнишь мне было семь… — Мама ждет нас дома. С Днем Рождения, мой маленький волчонок. Конечно же Клаус Майклсон помнит каждую минуту проведенную с дочерью. Счастливый финал есть только в сказках, только Хоуп Майклсон рассказывали другие сказки. Ее забирает ночь. Засыпает на заднем кожаном сиденье автомобиля, впереди дорога длиной в двадцать восемь часов. Только зря напугала отца потерей сознания. Пока бьется ее сердце он будет спокоен. Лучше было остановиться на этой ночи. Лучше было начать заново с холодным рассветом, новым днем. Вздрагивает слыша мужской голос: — Парень, ты выбрал неудачное место для сна. Медленно открывает глаза вдыхая полной грудью расправляя руки. Жаркое солнце Калифорнии уже палит, вошло над горизонтом, четко видит перед собой двоих мужчин и перепуганную сестру. Охранник торгового центра в строгом костюме и солнцезащитных очках, второй мужчина — лейтенант полиции, вздыхает с облегчением видя реакцию молодой девушки, которая сперва бьет парня кулаками в грудь, а после выдыхает, пытась успокоится. — Мы нашли его. Это ваш брат Никлаус Керби? — спрашивает мужчина у молодой девушки. — Да, лейтинант, этот придирок мой младший брат, — Пейтон не скрывает эмоций ударяя брата по затылку. — Больно! — возмущается тот встав со скамейке, пряча за ткань майки украшение висящее на шеи, берет в руки куртку. — У меня и так голова кругом. Я не собираюсь слушать твою лекцию, сестренка. — Идиот, сбежал и напился на вечеринке, тебе нет двадцати одного и если мать узнает о штрафе, том, что ты вытворил, будя месяц в Лос-Анджелесе, сляжет с сердечным приступом, а я не могу не сказать ей, у нее слабое сердце, после смерти отца нельзя волноваться, — причитает двадцати трехлетняя Пейтон. — Я сам разберусь со штрафом. Окей? — отвечает он подходя вплотную к лейтенанту полиции. — А вот гордость нашего города может работать и лучше. Что думаете, лейтенант? — Штраф будет выслан после составления протокола, вам следует последовать за мной в участок, — отвечает мужчина. — И как это интересно? С карты умершего отца? Даже не думай! Ей запрещено пользоваться.Ты и так нарушил этот запрет матери, — пытается говорит более спокойным тоном. — Буду играть на гитаре, прямо здесь, я всегда мечтал стать музыкантом, — спокойно отвечает парень. — Ты всегда мечтал стать детективом, о полицейской академии, — возражает Пейтон. — Решил пропустить учебный год? Браво! — Просто не мог понять свое место в этом мире, до вчерашнего. Пейтон, мы в Голливуде, здесь каждые две минуту создается новая музыкальная группа, — обнимает сестру сзади. — Я уже придумать название первой песни, мотив, осталось достать старую гитару и все записать. «A song about Hope». — Песня о надежде? — удивляется девушка. — Hope — это имя, девушки, — возражает Ник. — Девушки? Она реальна или твой пьяный глюк? — пожимает плечами. — Реальна, — отвечает, оборачиваясь назад, к скамейке на которой остались стоять два бумажных стаканчика. Восходящее, пламенное солнце освещает пустую скамейку. Лучи падают на черные бумажные стаканчики. Наличие двух стаканчиков и глупая улыбка на лице парня одно из доказательств, что все это реально, не фантазия или пьяный бред, сон, что та девушка с серыми глазами морского шторма, мудростью и рассудительностью, силой и духом война, странным именем Хоуп реальна. Он помнит ее такой: собранной, спокойной, на фоне заката. Он еще увидит ее, спустя несколько месяцев, играя на старой гитаре отца, написанную для нее песню, вечером у этого самого торгового центра. Столкнется взглядом, кивнет в знак благодарности, когда та бросит в чехол под гитару купюру. Запомнит, как девушку со стодолларовой купюрой в ломанных лучах малинового заката, сумел рассмотреть ее черты лица, волнистые распущенные волосы, грусные, усталые серые глаза. Пламенный рассвет всегда наступает после малинового заката. Знает о ней абсолютно все. Знает о нем, больше, чем тот думает. Все будет по-новому, правильно. Так лучше…Знаешь обо мне…
Всегда уходит, чтобы возвращаться домой. Хоуп просыпается за несколько часов до прибытия в город, в отражении лобового зеркала видит улыбку отца, молчит, но не отказывается от купленного на заправке кофе и звонка Колу, должна же объяснить дяди и Роману, что ее скорый отъезд был необходим. Дом — особое место для каждого и не всегда это город, квартира. Дом — спокойствие и родные объятья. Машина паркуется у входа в старинный особняк. Улавливает, благодаря вампирскому обонянию, доносящиеся запахи с кухни. Застыла у черной деревянной двери, стекла которой закрыты плотными белыми шторами. — Деклан здесь, — с неким облегчением говорит Хоуп. — Глупо было доверить город твоей матери, — бурчит Клаус скрестив руки на груди. — Во что она превратила дом нашей семьи? В пристанище для оборотней? Я не благотворительный фонд для очередного любовника твой матери. Лучше бы сдал город, поклонился Марселю. Меня не было всего месяц.М-е-с-я-ц… — Не срывайся на бедного повара, — оставляя краткий поцелуй на его не выбритой щеке, не отпуская руки отца, открыв входную дверь, проводит его в кухню. — Мы живы, а значит все не так плохо. Деклан не сразу обратил внимание на двух вошедших в кухню, ведь его больше интересовало приготовление завтрака и гарнира. Клаус не пожелал остаться, да и в его стиле похоронить себя в своей комнате, быстро ответив дочери, что уходит в свою комнату и проблему с Предками они решат позже. Хоуп же кружится, ведь ей так хорошо вновь быть дома, в месте где родные и близкие, доме с которым у нее связано столько разных воспоминаний, пытается схватить со сковороды оладью, только получает удар по руке, деревянной лопаточкой. — Я думала ты рад меня видеть, — проговаривает та поднося ко рту свежую, горячую выпечку. — Дождемся всех для завтрака, — спокойно отвечает Деклан. — С каких пор ты воруешь оладьи? — Эй, я ничего не ела больше двадцати часов и в свое оправдание скажу, что кофе на заправке был дерьмовый, — разочарованно вздыхает Майклсон. — Как мама? Все так же? Если ты надеешься, что мой отец спустится на завтрак, то он скорее переживет очередное нападение врагов, возвращение моего дедушки Майкла или подавится пеплом белого дуба, чем сядет завтракать за один стол со всеми. — Иного я не ожидал, — отвечает вампир отворачиваясь к газовой плите. — Хейли спит. Ей лучше и она не пьет, не срывается, занялась стаей, вернулась к тренировкам и разговорам с Марселем, ей это очень помогает, как оказалось, не говорит о нем. Мы переехали сюда две недели назад. Мою квартиру затопило. — Отъезд пошел всем на пользу, но дядя Элайджа обещал приехать на Рождество, а я дала слова сыграть с ним на фортепиано. Нужно только пережить несколько недель и семейный праздник.Ты хотя бы не живешь в доме с кинжалами и гробами в подвале, а у входа в комнату стоит охрана, — произносит Хоуп. — В городе ничего странного не происходило? — Не весело, наверное, — подтверждает Деклан. — Ты всегда можешь прийти к нам, конечно когда закончится ремонт.Нет, в городе все тихо. — Жить в бассейне наверное весело, — пытается шутить Хоуп, а слова вампира успокоили ее, все же успела и еще может остановить непоправимое. — Мне нужна твоя помощь. — Да, я сделал, как ты просила, пакеты с печеньем собраны, — одобрительно кивает Деклан, переворачивая деревянной лопаткой оладью. — Спасибо, но мне нужно, чтобы ты заменил моего дядю Элайджу, представил фракцию вампиров на собрании в церкви святой Анны, — твердит девушка. — Что? Ты же знаешь, как я далек от этого. Я обычный ирланский повар- вампир не вмешивающей в дела города, — отвечает он. — Может Ребекка или Фрея? — Я не хочу все испортить, понимаешь, а слишком много Майклсонов явно не обрадуют всех, — на выдохе. — Не переживай так из-за собрания, я буду там, как представитель вампиров в этом году, все пройдет, как всегда и надеюсь без потерь, — сглатывает подступивший ком, когда Хоуп кладет голову ему на плечо. — Ты всегда был так добр ко мне, — нашептывает Хоуп.Наслаждайся своими победами, Говори, разгоняй, что ты слабая, Не лечи меня, детка, советами, Расскажи, расскажи, что ты самая. Звери — Говори.
Клаус Майклсон не изменился, за столько лет после появления на свет любимой дочери, хмурый, погруженный в свои мысли поднимается по лестнице ведущей на второй этаж. Послал бы все и всех к черту. Вольный одинокий волк с безмерной тягой к жизни. Майклсон в последние дни натянут подобно струнам старинной скрипке, той, что пылиться в чехле, в комнате Элайджи рядом с ненужным хламьем в сундуках, обессилен встречаясь взглядом с каре-серыми глазами Маршалл. Выглядит не лучшим образом: несвежая одежда, пыльные черные брюки, оброс светлой щетиной. Помятый, устал, кажется, что судорога не отпускает ноги, вымотан после дальней дороги. Молча наблюдает за вышедшей из комнаты Хейли.Щурится спросонья ступая вперед. Сегодня на ней лишь короткий, шёлковый спальный комбинезон цвета аметист украшенный изысканным белым французским кружевом, пытается поправить тонкую бретель. Гордая и смелая волчица. Хейли изменилась за это время.Клаус понимает ее и принимает этот факт, почему она стала именно такой, столько раз ломалась, не удивляет, что та наслаждается своими победами, ее взгляд полон ненависти, передает что-то типа: «Когда ты исчезнешь, Клаус Майклсон или Иди ты к черту, гори в Аду, заколебал». Внутри его что-то скребет, под каждой из двухсот шести костей, прямиком к мертвому сердцу. Когда это закончится? Маршалл задевает его плечом, ухмыляется, ступает на ступеньку ниже, не надеялась, что тот уступит дорогу, не ожидала увидеть его сегодня, как не желала говорить. Не простила после всего и тех правдивых, обидных, слов. Да в их совместной жизни, если так можно сказать, жизни было много сломанных костей, криков, крови, проклятий, смертей. И как в нем хватает терпения? Из наград Клаус Майклсон удостоился, пожалуйста, только одиночества. Сконцентрироваться на доносящейся из квартала мелодии, точнее отрепетированном похоронном марше. За столько веков существование привык к этой протяжной и грустной мелодии, откровенно желает услышать данный марш в честь Хейли Маршалл, его удовлетворит если та уйдет волчицей бродить, потонет в новоорлеановских болотах. Тогда бы в его списке было на одну проблему меньше. Скольких уже проводил под этот марш и траурную процессию, с цветами, в идеальном черном костюме.Скольких глупых, провожал в чёрном, под зонтом уже и не вспомнит. Глубоко дышит, в какой момент Клаус Майклсон сорвется, пожелает, любимый, проклятый Новый Орлеан сжечь дотла, разнести, разобрать до основания, по кирпичам, ну, а пока, в городе достаточно людишек, для него, просто мяса, мешков с кровью, которым можно разрывать глотки. Дисбаланс. Хейли же наплевать, сама натворила столько глупых ошибок за свою незначительную жизнь. Начиная с Мистик Фоллс, продолжила той пьяной ночью с Клаусом, аконитом и желанием избавится от ребенка, могла бы так и завершить эту историю, заканчивая новоприобретёнными замашками королевы оборотней. Зря не прислушалась к словам Пирс, что карма даже плюс и хороший поступок сведет к нулю, припомнит все плохое, что Маршалл не больше, чем шавка и бывшая на ночь. Хейли упорно продолжает настаивать на том, что по своей воли никогда бы не выбрала чокнутую семью Майклсонов и ее дочь достойна лучшего. Эта семейка только рушит, плюет на совесть и переступает всякую мораль. Клаус ломая ей руку, пиная в ребра, шипит, доказывает, что болотные волки не семья Хоуп. Майклсоны семья его дочери и так будет « Всегда и Навечно». Пусть только попробует настроить дочь против его. Майклсон с радостью припомнит проклятие полумесяца и последуют все волки города бродить, по болотам, лесам, вслед за коронованной Маршалл, как когда-то. Хейли не слабая, ей все равно, что спустя столько лет Клаус вновь закрывается от внешнего мира и себя, на сколько ему плохо. Тьма медленно поглощает его, затягивает в алое море крови. Тьма паранойи, упрямства, глупых домыслов. Упереться лбом в холодную кирпичную стену своей комнаты, закричать, во весь голос, на весь французский квартал, зная, что никто не услышит. — Нашел нового психолога? Судя по твоему виду — нет, — Клаус даже морщится от ее взгляда, который напоминает, что она все в этом доме может все перевернуть вверх дном, спалить в камине его драгоценные шахматные фигурки. Знал бы, что впустить Хейли Маршалл в свой дом равносильно подарку в виде кучи лишних проблем. — Психолог нужен тебе, волчонок, — четко, давя на каждое слова. Волчица предпочитает скрыть эмоции за строгим лицом, гордость свою выплюнет глядя в глаза, словно он монстр. Для нее — это ответ на все случаи жизни. У них много общего, как подметил Клаус. Глупая, верила, что после рождения дочери выйдет дрессировать самого Клауса Майклсона, манипулировать с помощью дочери, как планировала, не вышло. Оказался слишком крепким и не сладким орешком, да в добавок, с черной гнилью внутри. Брюнетка сама не сладкая конфета, горькая, с добавкой жгучего красного перца. Привык, что искать в нём вину, сострадание милосердие могут только старший брат и любимая дочь. Хейли Маршалл давно никому не нужная. Противная для него, даже как художника, семейные картины и пейзажи рисует Хоуп, а та с наслаждением, волчьими когтями разорвет холсты, деревянные рамки, сожжёт в ярко-оранжевом пламени нарисованные Клаусом. В палитре Клауса Майклсона темные цвета вперемешку с алой кровью врагов. Блеклая, смелая, взрывная, на фоне этой семейке, не нуждается в советах королевы Ада, которой тоже стала скучна, той сейчас важнее покой и Элайджа рядом. За столько лет предвзятое отношение ко всему «семейству Майклсонов"стало обыденным, обрела устойчивый иммунитет к мелким ссорам и бьющемуся стеклу.Клаус привык к ее невыносим выходкам, вечным пьянкам в баре, подальше от глаз Хоуп, к очередному правильному любовнику Деклану, крикам и требованием территории для ее народа, во время собрания фракций в церкви святой Анны, на что тот демонстративно закатывал глаза, и дальше по списку. На двоих. Возможно, в четырнадцать Маршалл воображала счастливую и безбедную жизнь рисовала в голове перед сном, в дешевом мотеле. Пересмотрела мультиков с маленькой дочерью, что теперь тошнит от подобных детских и счастливых соплей. Терпения. Вышло иначе. Вывели из нее все светлое и доброе, в вены ввели тьму, вязкую, черную. Плюсом этих двоих является скверный характер. Отыгрывается толкая ее, спускаясь вниз на несколько ступенек, что Маршалл вынуждена удержаться за перила, в мыслях проклинает в тысячный раз, бесит до чёртиков, надоел. — Доброе утро, Марсель, чем обязан раннему визиту? Как видишь, здесь нет моей шлюхи сестры, но посоветую весьма интересный трофей и замену — Хейли Маршалл, волкошлюшка, — разводит руками, указывая на брюнетку стоящую на две ступеньке выше его. — При заинтересованности могу подробнее рассказать, что лично опробовал то восхитительное, что она может предложить, можем обсудить почасовую оплату. Или ты падок только на блондинок? — Типичное утро у Майклсонов, — спокойно говорит стоявший внизу Жерард, отвернувшись, как говорится из жеста этикета и вежливости в сторону Хейли. Марселю не привыкать к подробным сценам и выходкам в этом доме, да и не такое видели эти кирпичные, разваливающиеся стены, не все дыры можно скрыть картинами. Маршалл только отрицательно кивнет, в отличие от Деклана, который все слышал, посчитал нужным защитить свою возлюбленную, вышел из кухни вслед за Хоуп. — Не смей говорить такие вещи о Хейли! Прекрати! — выкрикивает Деклан, направляя на Клауса кухонную деревянную лопатку. — Браво! Мне впервые за тысячу лет, угрожают деревянной лопаточкой, — заходится смехом, хлопает в ладоши, — Марсель, посмотри на этот цирк! Может поведаешь и передашь храброму Деклану, что против меня он жалок, преподашь урок, чем следует угрожать, вместо этой кухонной деревяшки. — Хватит! Не с самого утра, пожалуйста, — вмешивается Хоуп. — И привет, мам. — Привет, солнышко, — отвечает Хейли спустившись вниз, — Думаю, мне следует одеться. — Злобный гибрид хотел бы узнать, что за собрание здесь проходит? Очередной заговор? — интересуется Майклсон. — Марселю позвонила я, еще неделю назад, сегодня акция помощи детям, если вы не видели листовки, Деклан приготовил печенье, — отзывается Хоуп подходя к отцу, протягивая руку. — Надеюсь ты не вздумала вписать мое имя? — поднимает одну бровь, — Как ты себе это представляешь? Я, дети и печенье. Определенно нет. — Никак, поэтому вписала имя мамы. Сегодня Марсель главный благотворитель, мы едем раздавать печенье, после больница, я обещала навестить стаю, но ты можешь присоединиться к нам или дай мне ключи от своей машины, — просит девушка. — Определенно нет, — пожимает плечами. — Я не доверяю тебе. Мы только вернулись в город, а тебя волнует печенье и дети. — Тогда ключи от машины дяди Элайджи, которая год пылиться в гараже, — настаивает Хоуп. — Если нет, я еду с Марселем. Не могу упустить возможность покататься на крутом, дорогом немецком спорткаре, — ухмыляется Хоуп смотря на Марселя, который кивает ей, знает, что это означает и все получилось. — Я переоденусь и присоединюсь к вам чуть позже, — Хейли инстинктивно прижимает к себе дочь видя клубья дыма. Спор собравшихся прерывает запах гари, серый дым вперемешку с тягучим запахом. Этот едкий и противный запах, черные угли испорченной пищи. Во всей этой суматохе Деклан позабыл о включённой сковороде с оладьями. С каждой секундой Клаус отдаляется, решает что наконец-то у него выйдет скрыться ото всех на втором этаже, не вмешивается, внутри и так раскалённые угли еще полыхают, какое дело ему до кухни, пусть горит огнем, да хоть весь особняк сгорит дотла. Плевать. Одно и то же, повторялось день ото дня, год из года, ссора — ритуал, разгром комнаты — традиция. Может подгорает не только сковорода, но и терпение? А что в данный момент полыхает сильнее? Что важнее потушить? Кухня? Кровь в венах Хейли Маршалл от злобы? Спустя секунду, Хейли и Деклан оказываются на кухне. Маршалл кашляя открывает окно, пока вампир опускает сковороду в мойку, включает холодную воду. Терпение Клауса Майклсона? Предпочтет все тушить, всех внутренних демонов изгонять, крепким алкоголем закрывшись в своей комнате до наступление ночи. Хоуп? Которая устала от подобных сцен родителей, надрывисто кашляет, отдав Марселю бумажные пакеты, последует вслед за ним к выходу.Хотя бы в чем-то почувствует себя полезной, с Марселем ее объединят тяга к детям, желание защитить их от всех бед, добиться мира в городе. Дым видели все. Уже в машине Хоуп отбрасывает голову на кожаное сиденье, сжимая в руках переданный Марселем клинок, который тот удачно выкрал и все это время прятал под майкой цвета моренго. За столько лет не изменил привычному стилю: черные джинсы, кожаные ботинки, мужское украшение, кожаный браслет на руке.Понимает, что должен беречь Хоуп, как зеницу ока иначе неизбежно столкновение с Ещё один прожитый день для Хоуп Майклсон не отличается от остальных. Ещё двадцать четыре часа в этом городе полным мук и страданий.Мало кто захотел бы оказаться на месте дочери Клауса Майклсона. Тяжело дышит смотря на дорогу, реагирует только когда Марсель сжимает ее ладонь в своей. — У них всегда так. Не обращай внимание, не переживай. — Я привыкла, Марсель. За столько лет… Давина передавала тебе привет. У них с Колом все хорошо. Обещали приехать в ноября вместе с Хенриком. Я сильно напугала тебя? Спасибо, что помог и главное, что все купились. Я знаю, как опасно было просить тебя украсть клинок, идти против моего отца. Даже знать не хочу, где он его прятал. Скучаешь по тети Ребекки? Она только и говорила о тебе по видеосвязи. — Безумно скучаю по любви всех своих жизней, да, мы разговариваем по несколько часов. В следующий раз сообщение можно передать гораздо проще, нежели ночными кошмарами. Как я понял к тебе вернулась магия. Зачем тебе этот клинок? Если с тобой что-нибудь случиться твой отец разорвет мои конечности и разбросает по городу. Резкое торможение у кладбище. Хоуп улыбается несмотря на то, что ее отбросило назад. Марсель растерян видя технику и рабочих в форме. Все готово к следующему шагу. — Прекрасно, нас уже ждут. Оставайся здесь Марсель или можешь сходить в ближайшей магазин, купить алкоголь и наблюдать за шоу. Предки вернулись и я боюсь, что они могут навредить тем, кто мне дорог, городу, заставить тебя или ведьм пойти против моей семьи. — И ты молчала? — Ты мне, как старший брат Марсель.Я доверяю тебе. Я могу решить эту проблему сама, мой отец знает, но как всегда, предпочтет ждать удара и действовать по обстоятельствам, присматривать за мамой и семьей. Я не говорила, чтобы избежать паники в городе, реакции мамы, ковенов.Я предпочитаю не запускать ситуацию, предложу Предкам сделку или разнесу это место, добьюсь цели и верну контроль. Они не могут навредить обычным людям, по закону глупой Вселенной. Со мной все будет хорошо. Оставайся здесь. — Видимо из меня вышел ужасный король, если я раньше не додумался контролировать ведьм уничтожив их логово и сердце. Снимает ботинки, выйдя из машины, бросит взгляд на стоящего Марселя сжимающим в руках ее обувь. Разнесет это место до основания, если будет необходимость. Сама или с помощью людей и техники, нет разницы. Некуда бежать. Любуется солнечными лучами падающими на одну из старинных каменных статуй. На коленях перед надгробной плитой, острое лезвие клинка ранет запястье, губы шепчат заученное заклинание. Сегодня Хоуп Майклсон не одна. Ведьмы легко обращают свое благословение в вечное проклятие и наказание, а вместо того, чтобы милосердно обрести покой, мстят, продлят муки на долгие годы. Любимый город Хоуп не тронет, но это проклятое место разнесет. Клинок окропленной кровью в земле. Поднимает взгляд на стоящую рядом высокую рыжеволосую женщину облачённую в белое кружевное платье, серыми глазами, кровавое пятно в области живота. — Я могу поговорить с кем-то старше сорока? — хмыкает женщина осматривая девушку. — Та самая Женевьев, очередная бывшая моего отца, ведьма, что желала убить меня, — говорит Хоуп. — Я не хотела убивать. Это был приказ Предков. Я хотела жить, — пытается объяснится женщина. — Меня убила твоя мать. Вряд ли она передала мои последние слова Клаусу. — Понимаю, но ты мертва, а я жива, — кивок головой, сокращает расстояние между ними. — Я Хоуп. Слушай меня внимательно. Я хочу, чтобы ты передала мое послание Предкам, если они не согласятся на мои условия, я прямо сейчас сровняю это место с землей, лишу их связи с этим миром. У входа стоит техника и люди. Все ждут только моего приказа. — Они не особо рады меня видеть и жалуют, — выдержав паузу. — Ты одна. На территории ведьм. Призвала меня. Не боишься? — А разве я не занимаюсь тем, чем занимаются ведьмы? Хожу на кладбище, травы готовлю, жгу, изучаю заклинания. К примеру, могу с помощью клинка папы Тунды сделать из любого своего родственника или Марселя бесконечную ботарейку и источник силы. Подчинить, воспользоваться силой Эстер, Далии, Майкла, любого ведьмака или ведьмы, что покоятся здесь, — заявляет Майклсон. — Я могу подчинить всех, но предлагаю сделку. Моя часть сделки в том, что я буду подпитывать силы Предков этим ритуалом и своей кровью. Так они смогут получить желаемое — часть моей силы в их власти, как положено законами Природы. Если нет, я уничтожу все. Я знаю, что Предки слышат меня и жду их ответа. Не страшно. Не прогнется, не станет умолять, а лучше умрет. Примет любой исход, как неизбежное. На глазах выступает алая кровь, сжимает руки в кулаки опуская их плиту, вскрикивает. Здесь мертвые разгуливают по аллеям, веет холодом и смертью. Туман сгущается над склепами. Окровавленной ладонью касается одно из старинных кирпичных склепов. Взывывает ветер. Остается только разруха. Обломки кирпичей ранят пятки. Майклсоны не привыкли ждать слишком долго, не разбрасываются пустыми словами и угрозами. Успокоится только когда ее семью оставят в покое и кому, как не Женевьев знать это. Разнесет здесь все стены склепов и такие ценные человеческие останки, могильные плиты, цветам повелит увянуть, кусты подождет взглядом, да в добавок, с наслаждением будет наблюдать за всем огнем и разрухой, с ядовитой ухмылкой на лице. — У тебя глаза отца, — ведьма протягивает ей руки, помогает подняться. — Они согласны. Хоуп и не сомневалась на такой исход. Кровь и пыль. Видит за Женевьем толпу теней умерших. Вздрагивает от прикосновения к ее плечу. Не осталась одна, выдыхает, глаза верят в то, что рядом с ней стоит Винсент Гриффет. Он бы точно одобрил ее поступок, как и русоволосая женщина — Эстер. В этой битве у собравшихся за спиной Хоуп Майклсон: вампиров, оборотней, вампиров, одна цель — мир и покой. Не в силах пошевелиться, на несколько секунд покрывается серыми венками. — Что ты хотела сказать моему отцу, — последнее, что спросит у Женевьев обессиленная Хоуп, прежде чем упасть на землю. — Что мне жаль, — произнося ответ женщина улыбнется. Марсель Жерард перепуган, давно бросил ее обув в сторону, не знал куда себя деть, бьет кулаками куда-то в магический барьер не подпускающий его к входу. В отчаянье. Зубы сжимает, сердце колет при виде Хоуп. Ее кровь засохла на лице, в руках клинок, еле передвигает ноги, в голове все смешалось, не помнит, как очнулась в холодном поту, у могильного камня с ее именем. Бросается к Хоуп, говорит и говорит, что та не вслушивается в его слова, предложения. Ей бы побольше воздуха в легкие набрать, не потерять сознание. Боль можно перетерпеть, особенно ради победы. Глупой была или нет, не слушая родителей и Марселя, упрямство и упорство отца сейчас не важно. Все уходит: мертвые прятаться в мире предков не нарушая границ мира живых, люди, чье сердца еще бьются в груди, разворачиваются, отгоняют технику, после приказа Марселя, не правильно это переступать грань и тревожить покой мертвых. Туман над кладбищем рассеивается. — Я в порядке, — наконец-то говорит та. — Они согласились, меня не тронули, у меня была защита. Я видела Винсента. Теперь в городе будет мир. Я же ведьма Майклсон и ничего не боюсь. — Тогда тебе было семь, а сейчас все серьезнее, Хоуп, это опасные игры, — причитает тот. — Моя семья всегда получает желаемое, — прикусив засохшую губу. — Тебе нужно привести себя в порядок, в машине есть салфетки, вода, — предлагает он. — Я помогу. — Да, если помнишь, нас все еще ждут дети, - проговаривает она. — Предлагаю отпраздновать, что все живы, караоки батл, что думаешь? - склонив голову, подняв ее обувь с земли. — Черт, я точно проиграю, - закрывает лицо руками.Эта ночь никогда не закончится, И тебе не хватает терпения, Я дарю тебе одиночество, На стекле в твоем отражении. Звери — Говори.
Вечером ужин, традиционная история для Хоуп перед сном, за что Хейли еще больше ненавидит долгие и унылые вечера в этом доме, но хотя бы Клаус привел себя в порядок, умылся и переоделся, перебил запах алкоголя мятой, терпким мужским одеколоном. Хоуп сложно привыкнуть к дыму, тусклому свету плавящихся свечей. В ее комнате мало что изменилось, с момента ее рождения, только добавились семейные фотографии на полке, косметика на туалетном столике рядом с веточкой шалфея и лаванды, на зеркале висят бусы, что та собирала после каждого Марди Гра, несколько ритуальных ножей, французское окно в пол, рядом белая, стеклянная входная на балкон. Хейли, сидя на краю постели дочери, пытается распросить о поездке в Лос-Анджелес, о праздновании Дня Рождения, пусть они и провели полдня вместе, будя занятыми раздачей печенья, стаей, но Маршалл интересует абсолютно все, что связано с любимой дочерью, никаких секретов, на что Хоуп отвечает, что Давина заботилась о ней, что из страностей у нее была красная ванная, что вечеринка была шумной и веселой, Роман вернется уже завтра вместе с Ребеккой и она будет рада видеть их в городе, называемом домом, с радостью выслушает мнение тети, о том идет ли ей черная помада, обменивается хитрой улыбкой и взглядом с сидящем у ее постели отцом, на деревянном, резном, пошарпанном стуле восемнадцатого столетия, который, как кажется Хоуп, может сломаться, рассыпаться в любую секунду.Майклсон сжимает руки в замок, на несколько секунд отворачивается к французскому окну смотря на свое отражение. У него нет планов, на ближайшие месяца черыре. Марсель не смог не рассказать ему о прездке на кладбище, поступке Хоуп, украденном клинке, ритуале. Клаус Майклсон заслужил право знать правду. Привык к подобным, импульсивным, но в тоже время, правильным поступкам дочери, ведь она, как и он, пойдет на все ради семьи, спасения города. Верно доносят слухи «Дочь своего отца». У дочери и отца может быть пару тройку секретов во благо и спокойствия Хейли, избежания очередного скандала и разгрома гостиной, битья рамок с семейными фотографиями. Ему может рассказать то, что скрывает, тот в отличает от матери, не наорет, не закроет под замком, не будет срываться на каждый шорох и летящую мошку, а просто будет рядом при любом исходе событий. Не расскажет матери, что встретила взрослого сына давно умершего друга Лендона Керби, не сунется в штат Калифорния, как минимум в ближайшие лет тридцать, почему раньше вернулась в город, что обманула мать, отца, Марсель выкрал клинок Женевьев и она точно знала, что делала на кладбище Лафайетт. Одержала очередную победу, без весомых потерь. Просто и несложно обмануть, все ведь так поступают. Хоуп Майклсон — не пример правильных девочек, но пример борца с сердцем война. Избавиться от семейных оков не может до сих пор. Интересно, а что мир ожидал от дочери легенды Клауса Майклсона, про детство которого лучше не говорить, во избежание очередного кровопролития. Хейли Маршалл, которая убила в тринадцать, сбежала из дома, подросток выросшей на улицах, воспитанная законами выживания жестоких улиц, где каждый за себя. Прошло столько времени, но именно эта традиция кажется Хоуп милой, взрослая, как в детстве прижимает к себе белого игрушечного кролика подареного Элайджей в день ее рождения. Вдали ото всех можно почувствовать себя маленькой семилетней девчушкой. — Пап, ты обещал поискать карту семнадцатого столетия, чтобы закрыть ту дырку в стене, — говорит, желая прервать распросы матери, выматалась за день, прикрывает глаза. — Нужно поискать в ненужном старье твоего дяди Элайджи, — отвечает мужчина. — Отлично, мам, я видела в стаи новеньких, думаю им нужна наша помощь, — шепчет девушка. — Конечно, мы вместе поможем справиться с первым полнолунием. Уже планируешь следующую поездку? Италия? Испания? Может Куба? Планы на год? — перебивает Хейли. — М-м-м… Я только вернулась домой, а меня выгоняют? Думала о небесно голубом городе в Марокко — Шавен, видела фотографии в интернете, Фес, Мараккеш, Касабланка, тетя Фрея предлагала Израиль несколько месяцев назад, но меня тянет в Марокко. После Марди Гра уеду. Планы, дай пять минут на раздумья. Возможно, изучение древней японской магии, арабского языка, организация всех семейный праздников и приемов, выбросить пару тройку вещей из старых коллекций, к величайшему счастью тети Ребекки, завтра утром встретить тетю Фрею у ее лавки. Для нее будет сюрпризом, что я вернулась домой раньше. Проиграть Марселю в караоке батле на выходных. Извиниться перед своим парнем за «побег». Роман привык, за столько лет. Понимает меня. — Благодаря дочери в моей голове родилась прекрасная идея, — ведет беседу Клаус. — Интересно, как быстро Элайджа отыщет свою драгоценную Катерину, если я прикажу ее живьем закопать в песках Сахары? — Скажи, что это шутка, — возмущается Хоуп, отбрасывая голову на подушку. — Уверяю, ей будет комфортно, там температура, как в Аду, — на лице проскальзывает усмешка, можно рассмотреть ямочки на щеках. — Нужно добавить в пометках «Идеальные пытки». — Ты был в Марокко? Видел красильни Шуара? — спрашивает Хоуп. — Сверху кажется, что это акварели великана-гиганта.Цветочная пудра, мимоза — желтый, цветок мака- красный, мята — зеленый, кедровое дерево — коричневый, индигофера красильная — голубой, хна — оранжевый. Все это натуральный краски. Запах крови и сотни разлагающихся трупов животных, птичий помет. Навсегда запомнил тот запах, как тысячу лет назад. Там ничего не поменялось.Даже мне не помогла мята, я вправду был готов, что меня стошнит, как будто заперли в маленьком помещении с тысячью разлагающихся трупов вперемешку с терпкой мимозой и пометом. — Отличный разговор с взрослой дочерью перед сном, Клаус, — тянет Маршалл. — Приму к сведенью, думаю экскурсия по Медине заменит красильни, в худшем случае, — отвечает Хоуп отворачиваясь к стене, натягивая одеяло. — Спокойной ночи. — Сладких снов, я потушу свечи, — Хейли говорит после прочтения сообщения на мобильном, встает с постели, подходит к окну, по ее наивной, детской, глупой, влюбленной улыбке Майклсон понимает, что скорее всего ее обожаемый ирландец закрыл кафе, ждет ее в квартале. Ведет себя точно так же, как вела себя отношениях с покорным и ныне покойном Джексоном. Эта длинная ночь закончится? Хейли разглядывает огни фонарей и цветных вывесок, проходящих мило людей, дрожит, сердце в груди колотится, видя отражение Майклсона в стекле, опускает руку к области сердца, навис над ней словно дождевая грозовая туча.Не уйдет пока дочь не уснет. В мыслях всплывает тот момент, когда Клаус впервые привел ее в детскую, блики висящих над детской кроваткой хрустальных камней, говорил и обещал, что вправду желает, чтобы Хейли жила здесь, что у ребенка должны быть родители и родной дом. Ее не удивляет, что сегодня Клаус просидит у постели дочери всю ночь лишив себя сна, при необходимости разорвёт любого, кто приблизится к дому. Переживает, но доверят словам Хоуп, что все будет хорошо и то был просто ритуал, чтобы заткнуть пресловутых предков ведьм Нового Орлеана. В глазах напротив пляшут те самые демонята, которые ей не собираются подчиняться, губы расплываются в ехидной ухмылке. Как он вообще посмел подойти к ней? Фыркает, вытягивает руку, разорвать его может на мелкие кусочки флага, все равно все раны залечатся, внутри безумная ненависть к его эгоизму и самолюбию, этой ухмылке и ямочкам на щеках. — Мне пора… Деклан ждет. Не смей открывать дверь балкона в комнату нашей дочери, как поняла завтра моя очередь дежуреть. Случайно услышала, от кучки ведьм, что Предки вернулись. Я не хотела говорить Хоуп. Это правда? Как всегда, меня не посвятили в происходящее. — Волчонок, данная проблема уже решена. Они не опасны. Все хорошо. Доверься мне. Опасно? Пока я здесь? Что еще опасно для нашей дочери? Если она съест слишком много любимого десерта и шоколода? Ваниль? Свежий воздух? Зубная щетка? Расческа? Духи? Не посмеет сказать банальное «Не уходи». Не в его стиле признавать поражение. Сколько столетий бежал, прятался за пафосным: «Я убью тебя и всех, кого ты знаешь», обнажал клыки, развлекался. А сейчас? Сейчас рухнуть готов под проклятиям вечного одиночества. Не посмеет сказать:"Этому миру нужно необходимое зло. Без тебя в городе не то.Ты нужен.» Прекрасно помнит, как тот заявил ведьмам : " — Убейте её и ребёнка. Мне плевать». Никогда не признает, что нужен он ей и дочери, пусть за тысячи километров, но живым, вдыхающим необходимый кислород, каждую секунду. Одна не справится, не вытянет все проблемы города, даже с помощью всесильного и контролирующего Марселя. Только такая побитая, пустая и убитая жизнью, отчаянием, болью могла привязаться к Майклсонам, готовая всегда сражаться, в любой момент жизнь отдать за семью. Если город слишком переоценил королеву оборотней? Видела, как преклонялись перед ней, как готовы идти за ней в любой бой. Даже тот встал на колени перед Люсьеном Каслом ради нее, вот еще одна победа в копилку Хейли. Руку опускает на плечо, а в глазах Хейли теплится тепло. — Верь мне или нет, Хейли, я хотел, чтобы ты была счастлива. Помнит, что та не пленница в этом доме, уйдет когда пожелает, убрав его руку с плеча, захлопнув за собой белую деревянную дверь. Не знает, что дышит она только ради дочери, возможно его, ведь Хоуп нужен отец. Никто не посмеет навредить волчице, даже прикоснуться, ведь Хоуп без матери вряд ли сможет жить, отца начнет винить, уйдет, проклянет, возненавидит, лично закроет его в гробу, если случиться что-то нибудь с альфой Полумесяца. Семья? Жить мирно под одной крышей, у этих двоих вряд ли выйдет. Продержатся неделю и все заново, на репиде, словно мантра, опера, дешевая мелодрама, что каждый вечер смотрят домохозяйки по телевизору: «Сдохни Клаус», после «Ненавижу тебя, Хейли Маршалл». Этим двоим сталкиваться, словно полюс к плюсу, минус на минус — противопоказано. Пока эти двое грызутся, плются ядом, целая вселенная может самоуничтожиться, города обратиться в серый пепел. [Не малютка]Хоуп окончательно сбилась не зная, что с этим всем делать. Понятия не имеет, то ли смириться, уехать куда подальше, когда станет невыносимо и паршиво, попытаться восстановить душевный покой, сорваться, издалека наблюдать за Ником Керби, у которого нормальная жизнь, то ли лично заткнуть родителей с помощью заклинание, запереть в гробах, что пустые стоят в подвале, то ли прятаться за:"Все хорошо.Я счастлива, дома, в любимом городе. Люблю родителей одинаково». Город давно привык, что король Клаус Майклсон и королева Хейли Маршалл не ходят взявшись за ручку по кварталу, не признаются в любви сидя на скамейке в парке, под полной луной. Для этих двоих крики самая сладостная из песен. Для этих двоих звон бьеющегося стекла услада для ушей. Наслаждается прохладным ночным воздухом, выйдя на балкон, опускает руки на железные перила. Изможден, взгляд тяжелый, глаза то и дело закрываются. Бессонная ночь рано или поздно заканчивается. Самый прекрасный рассвет наступает после самой темной, черной ночи, если память не изменят Майклсону, эти слова сказал Пауло Коэльо. Вот уже виднеются неясные очертания домов, солнце поднимается над горизонтом, озаряет Планету розовым, слышатся гудки и шум машин, суета рабочих с метлами в руках, спешат убрать мусор, пустые бутылки, мишуру, после шумных вечеринок знаменитого квартала. Отражения двоих в оконном стекле, врежется в память Клауса не на одно столетия. А как же пресловутая традиция, история о великой любви князя Алексея Романова, последовавший прямиком в Новый Орлеан, за своей возлюбленной, актрисой Лидией Томпсон. Так и появилась традиция: шествие Марди Гра возглавляют король и королева в масках, едут на огромной платформе, а толпа только и требует одарить их чем-нибудь, и счастливая чата щедро осыпает толпу разными безделушками. Король следует за своей королевой. Кому, как не Клаусу Майклсону знать, что все это красивая, выдуманная журналистами чушь, а на русского князя смотрели, словно тот обезьяна, музейный экспонат.Дожить бы до Марди Гра.