Реванш

      Если свою колесистую жаркую задницу на небе помещало солнце, то она всегда выходила из особняка в белых перчатках и того же цвета штанах. Неизменный, как лошадиный навоз, Мерлан нёс тканевый зонт над её небольшой головой, окутанной платком или широкополой шляпой. Если же остров погружался в объятия ночи, то Доминик щеголяла короткими шортами и прозрачными майками.       Но когда бы она ни выныривала из своего убежища, её выходы неизменно сопровождались поездками Вальтера к причалам, где в это время выгружался или погружался тот или иной вид товара.       О его маниакальном желании везде таскать жену с собой уже ходили легенды. Поговаривали, что он заставляет её сидеть рядом даже тогда, когда занят подсчётом расходов. Хотя вряд ли бы нашёлся хоть один везунчик, который бы видел, где и как происходят эти подсчёты. Ни накладных в бумажном виде, ни носителей с информацией никто не наблюдал. Но работа кипела, поставки продолжали течь рекой и убывать с острова так, точно эта часть архипелага была большим автоматизированным заводом. Охранники которого, принадлежащие к разным цехам, не совсем ладили друг с другом.       За тем, как девушка под тенью зонта ныряет в автомобиль, Чилим наблюдал осторожно и сосредоточенно. Сейчас колеса прошуршат по грунту и выведут машину за ворота. Пока верхи правления в лице психованного Вальтера и отмороженного Мерлана будут заняты делом, наёмник тоже разберется с одним дельцем, которое давно требует встряски.       Чилим был относительно неглупым мужчиной почти пятидесяти лет, тридцать шесть из которых являлся бандитом. Он любил получать похвалы за лишние отрубленные головы и отстрелянные конечности, но больше всего в нём ценили то, что он умел ставить на место тех, кто с положенного места пересел на чужое. Пересел по мнению Чилима.       – Это ты у нас Ваас? – мужчина с бандитским стажем даже не счёл нужным скрыть презрение в голосе. – Слышь, гондон, я к тебе обращаюсь.       Но Монтенегро, неподвижно сидящий на огромном железном ящике, только медленно перевел пустой взгляд в сторону говорящего. На его лице маской застыло задумчиво-серьезное выражение, будто мышцы самостоятельно решали, какую эмоцию им сейчас нужно отработать. Ваас крепко прижимал ноги к той вертикальной стенке, которая служила крышкой, а руки расставил по обе стороны от себя. Складывалось впечатление, что ему нужна именно такая опора, дабы не свалиться с широко ящика.       – Эй, хуила! – продолжил Чилим, не обращая внимания на странный скрип, донесшийся со стороны главаря пиратов. – Какого хера ты строишь из себя здесь? Подбери своё бухое говно и уебывай в свои сраные джунгли, маугли херов. Ты нервируешь ребят, блядь. Работать им мешаешь своими долбоебскими выходками. Сечешь?       Вокруг стало непривычно тихо. Наёмники, до этого собравшиеся поглазеть на шоу и делающие ставки, замерли в тревожном ожидании. Обгоревшие чернорабочие, казалось, перестали постукивать молотками по кирпичу. И только пираты продолжили как ни в чем не бывало резаться в карты.       – Когда мне вчера вечером, – внезапно заговорил Ваас, – парни сказали об этом, я даже не поверил. Я, блядь, не поверил. Не поверил, – он качнул головой и тихо засмеялся. – А вот оно как, блядь, бывает! Думаешь: всё, друг на хуй потерян, навсегда. Но нет. Нет же. Вот он, живой и здоровый, охуеть, я тебе скажу, какой здоровый.       – Конченый урод! – Чилим с ненавистью сплюнул на землю.       – Ты такой злой мудак, потому что у тебя нет друзей.       Монтенегро вдруг ожил и сразу как будто бы весь. Он резко подтянулся на руках, чтобы поставить ноги на верх и выпрямиться в полный рост. В тот же момент гримаса на его лице отразила всё буйство мыслей, от чего черты стали острее, опаснее.       – А у меня есть Настенька! – Ваас подпрыгнул на железном ящике, производя сильный грохот и заставляя крышку упасть на землю. Сначала все недоумённо таращились в тёмные прямоугольные недра, затем с подозрением глядели на Вааса, пока тот, нахмурившись, не заорал:       – Настя, ебаный ты в рот, не ломайся!       Раздался нелепый, неуклюжий звук, почти похожий на урчание, но тут же он повторился громким рёвом, и на глазеющих наёмников выскочил огромный бурый медведь.       Мало кто знал, что он с трудом понимал только две команды: «не ломайся» и «кто там?», первая из которых означала «взять», а вторая – «домой».       Пару лет назад клиент Хойта отказался платить за дикого медвежонка, по накладной значившегося под странным русским именем. И Волкер, не большой любитель живности, отдал его главарю пиратов со словами «делай, что хочешь». Ваас не преминул воспользоваться советом и создал грозу местной фауны, которая, повзрослев, вообще перестала контролировать свою ярость. Робела медведица только перед мужчиной всей её жизни. Он всегда мог угостить пивом, человечиной и крепким ругательством.       Под пронзительный свист и звонкие хлопки Вааса Настенька распугала всех наёмников и с упорством мчащегося к обрыву поезда набросилась на Чилима. Он едва успел вытащить пистолет, но выстрелить так и не смог, потому что разорванная рука безжизненным ошмётком повисла на плече. Его громкие крики почти сразу же перешли в задыхающиеся хрипы. Медведица вцепилась в горло и не отпустила до того момента, пока пасть её не стала багровой от плещущей во все стороны крови, а в челюстях не начали лопаться хрящи и шейные позвонки.       В разъяренного зверя пытались стрелять, но каждый, кто направлял дуло пистолета в сторону медведицы, получал слабое ранение в какую-нибудь часть тела. С приветом от пиратов.       Среди суматохи, наполненной рычанием, радостными возгласами и звуками общей паники, вдруг раздался истошный женский вопль. Настенька, от природы любопытное создание, резко вскинула морду, по глаза заляпанную багровыми комками, и что-то для себя открыла. Это что-то привлекло её на столько, что она оставила ещё теплый труп и бросилась навстречу новой жертве.       – Форс-мажор! – Монтенегро спустился со своего железного постамента и в попытке прихрамывать быстрее направился вслед за медведицей. – Настя, блядь, кто там? Кто там, Настя!       Команда дошла до животного как раз в тот момент, когда мощные челюсти уже смыкались над чужим горлом, а когти успели потянуть за собой загорелую кожу ног, оставляя глубокие сочащиеся кровью линии.       – Съебывай давай! Кто там! – с криком Ваас отпихивал клокочущую медведицу от распростертого на дороге тела. Настенька ворчала, пыталась стукнуть мужчину лапой, но после очередного пинка сильно обиделась и с тихим бурчанием потрусила обратно в ящик.       Большими глотками впитывая пыльный воздух, Саша не могла найти в себе сил, чтобы хотя бы сесть. Кажется, над ней кто-то склонился и присвистнул, но её остекленевший от ужаса взгляд не улавливал чужих очертаний. Тело сотрясала мелкая дрожь.       – …да я вас познакомлю, – донеслось до искореженного страхом сознания.       – Нет! – выпалила Саша, когда поняла, что ей настойчиво помогли подняться и теперь также упорно помогают переставлять ноги, направляя в сторону большого железного ящика.       Почти не ощущая боли от падения и рваных ран, девушка стала упираться и быстро проговаривать «нет–нет–нет», но от этого было мало толку.       – Да не ломайся ты, – доброжелательно посоветовал Ваас, – не тебе, блядь, сиди дома, кто там!       Возобновившееся было медвежье рычание вновь затихло.       Ваас поставил ошарашенную Сашу прямо перед крышкой ящика, а сам сделал пару шагов назад, чтобы с хрустом оторвать руку Чилима, которая держалась, разве что, на одной коже.       – А теперь девочки, – Монтенегро присел на корточки рядом с психиатром и заглянул в мерцающие глаза Настеньки, которая выглядывала из своего темного жилища, – будем жить дружно.       Чужая оторванная конечность замелькала перед глазами Саши, а в голове загудел насмешливый голос с предложением подкормить новую знакомую. И это было последним, что восприняла девушка перед тем, как потерять сознание.

***

      Тачанка лихо неслась по крутой дороге, подпрыгивая на поворотах и отзываясь глухим «уханьем» в желудке на спусках. Мимо пролетела полоса моря, разрушенный аванпост, потом снова синяя даль. Среди зелени кустов мелькнула пятнистая шкура и скрылась.       Тарахтение мотора спугнуло стаю цветистых мазков, которые взмыли в небо, чтобы тут же опуститься где-нибудь неподалеку. Проносящийся мимо райский пейзаж Джейсон отмечал где-то на грани сознания. Ему больше не нужна была чья-нибудь шкура для расширения патронажа или какие-нибудь бешеные грибы для увеличения выносливости. Ракьят свято чтили своего вождя, даруя всё необходимое, и остервенело хранили свои тайны, уничтожая непрошенных гостей.       Встреча, с которой Белый бог возвращался вместе со своими людьми, вообще не должна была состояться. Даже на его условиях. Даже притом, что предложение, с точки зрения цивилизованного человека, было разумным, заманчивым, почти надежным. И то, что им дали спокойно уйти говорило о многом. Но цивилизованные люди не знают, что такое почитать кровавые ритуалы и заботиться о благе целого племени. Они не умеют созидать, восстанавливать, они лишь пожирают. А свой остров он пожрать не даст, как не даст уничтожить и весь архипелаг. Так что пусть это цивилизованное чудовище засунет своё деловое предложение себе в задницу. Он и без того имеет слишком много. Он имеет её.       Белая женщина не выходила у Джейсона из головы. Её лицо, маленькое бледное лицо он помнил с поразительной четкостью. Возможно, тому послужили странные, очень внимательные глаза с радужкой, окрашенной красным. После смерти Цитры это лицо было первым, которое сохранилось в памяти надолго. И, увидев его вблизи, он почти сразу понял знак, поданный свыше. Понял, потому что давно знал о поверье племени. Знал о том, что судьба стать спасителем уготована не ему, сильнейшему воину, Белому богу. А его сыну, рождённому от богини войны, чьи глаза были налиты кровью.       – Атуа, – негромко позвал своего вождя водитель. Он уже заглушил мотор у ворот храма и ждал, когда же наконец молодой мужчина соизволит выйти.       Джейсон с недоумением посмотрел в ответ, а потом принялся нервно дергать ручку. С третьей попытки он выбрался из тачанки и при этом громко хлопнул дверью. Раздражение усилилось, когда обнаружилось, что его ждут назойливые посетители, которых он, казалось, отшил ещё три дня назад.       – Я даже не стану спрашивать, как вы нашли храм, черт возьми! И меня совершенно не волнует, что вам нужно. Убирайтесь!       – Но вы же понимаете, что той скудной информации не хватит даже на научную статью! – заявила Шарлотта, уперев руки в бока. – Просто покажите нам храм изнутри. Мы сделаем пару снимком и уедем.       – Нет! – Джейсон почувствовал закипающую ярость, когда бородатый Лукас начал расчехлять свою фотокамеру. – Это священная земля, вам здесь не место! Уходите сами или мы выбросим вас!       – Бог мой, да неужели мы говорим на разных языках? Я думала, вы, как белый человек, меня поймёте! Окей, хорошо, – женщина выставила ладони перед собой, призывая всех успокоиться, – только не орите. Не хотите показывать храм, покажите хотя бы этот легендарный китайский нож!       – Вся деревня о нём трепет, – добавил её спутник.       Губы Джейсона одеревенели, а взгляд стал ледяным.       – Вот зачем вы явились, – без единой эмоции высказал вождь, подавая какой-то неуловимый знак рукой.       В ту же минуту воины племени взяли сотрудников Канберрского института этнографии в плотное кольцо.