Рыжая

Забавно оказаться в сотне подростков-заключённых, понятия не имея, за какое такое преступление они оказались здесь, рядом с тобой. Забавно едва не умереть ещё до того, как оказалась на месте назначения. Но ещё более забавно узнать, что Земля обитаема, а связь с космосом утеряна. Впрочем, Кэрол было абсолютно плевать. Кто её ждал на корабле? Теперь уже — абсолютно никто. Хотела бы она, чтобы ей повезло подобно Октавии. Оказаться на Земле вместе с самым близким человеком на свете — что может быть лучше? — О да, Земля наша! — сколько радости, удивления и недоверия одновременно было в этом крике. Да Кэрол и сама не особо верила. Ни своим ногам, ступившим на мягкую траву, ни носу, вдохнувшему относительно чистый, совсем другой воздух, ни счастливому кличу ранее заключённых. Надо же, как сильно всё здесь отличалось от того, к чему она привыкла. Совершенно другой мир и совершенно другие люди. Из знакомых был только тот самый мальчик-"пророк» из детства. И Хенсли, возможно, даже расстроилась бы, что здесь нет ни мамы, ни папы, ни даже пресловутого братца Генри с его дружком Гарри — хотя нет, последнее уже слишком, ей-Богу, — если бы не была почему-то так сильно счастлива именно в этот момент. Разве могла она когда-либо подумать, что она будет одной из тех, кто первым ступит с космической станции на Землю? Что вдохнёт этот замечательный воздух и поверит в лучшее будущее? Ведь что ждало Кэрол Хенсли в космосе? Тюрьма, полное одиночество и выброс в космос сразу после наступления совершеннолетия. Неплохой такой подарочек, не правда ли? А сейчас? Ей-Богу, это лучший день рождения в её жизни, хоть и не восемьнадцатилетие. Уже совсем скоро на Земле начинается маленькое безумие. Приземление оказалось ещё более неудачным, чем подумалось раньше, и до припасов нужно было ещё добраться. Одного из Сотни наживили на кол и, кажется, сделали живой приманкой. А в лагере началась самая что ни на есть настоящая борьба за власть. Причём, кажется, выигрывала совсем не, на первый взгляд уж точно, добрая и справедливая Кларк. Выигрывал хаос в лице Беллами Блейка и его сторонников. Беллами Блейка, который, к слову, оказался на корабле сто первым и совсем уже не подростком. Естественно, Джон Мёрфи не собирался становиться на светлую сторону. О да, его звали Джон Мёрфи и это было первым, что узнала Кэрол Хенсли, ступив на Землю. Браслеты. Если верить Кларк, это был единственный их способ дать «Ковчегу» знать, что они живы и здоровы. Почти все. Это было то, за что Гриффин так отчаянно билась, и то, что так быстро оказывалось в костре. Кэрол была среди добровольцев. Может, неправильно, конечно, но не ей ли плевать, когда на корабле её не ждёт совсем никто? Где-то в глубине души хотелось помочь всем остальным всё-таки встретиться со своими близкими, но с другой стороны… У костра её ждал Джон Мёрфи, готовый в любой момент снять ещё один браслет. — Давай, — голос отчего-то слегка дрожал, но Хенсли более чем уверенно присела и положила руку на бревно. В голове почему-то проскочила мысль, что дура — мгновенная такая, ровно ничего не значащая. Браслет ведь вовсе не мешал, да и это и вообще было единственное какое никакое украшение, что она могла надеть на себя. И плевать, что в этом случае о её желании никто не спрашивал. Ну, кроме того маминого ожерелья, правда, но Кэрол всё равно никогда бы не посмела надеть его на себя. Щёлк! Джон не сказал ей ни слова. Кажется, он едва заметно ухмыльнулся, заметив знакомое лицо, но, впрочем, на этом и всё. Браслет отлетел в считанные секунды, и Хенсли даже не успела ещё подняться на ноги, как он уже обеспечивал искрами костёр. Интересно, правильный ли выбор она сейчас сделала? Ведь это был именно её выбор. И к чему это приведёт? К добру ли? Почему её выбор всегда заключался в чём-то подобном и столь гнусном? Почему она вообще всегда стояла перед выбором: поступить неправильно или неправильно? Почему её ни разу ещё жизнь не ставила перед нормальным выбором, после которого она могла бы не жалеть, не сомневаться, не бояться, что поступила не так? Почему она вообще, чёрт возьми, всегда сомневалась в своём выборе, своих решениях и даже мыслях? Кажется, это её отец считал бесхарактерностью? Да и какая вообще разница, если ключевое здесь слово — считал? — Поднимай задницу уже, там после тебя ещё куча народу мечтает остаться с новым миром один на один. Какие длинные речи, как для Джона Мёрфи. Хенсли мгновенно поднялась и ушла с его поля зрения. Господи, верни мне те года, когда передо мной стоял только один выбор: есть ли мамин невкусный завтрак. Когда нельзя было покидать комнату, когда можно было играть почти только лишь с мамой. Пожалуйста!