T'extrano

- Теперь пойдем? – некоторое время спустя, потянул за собой Джана Пьеро. - Пойдем! – нельзя же вечно было у Иньяцио оставаться. Остановились у номера Джана, который, отпирая дверь, не знал, чего он больше хочет: чтобы Пьеро зашел с ним внутрь, или оставил сегодня одного. Но тот решил все сам, уверенно протискиваясь за ним, не собираясь ждать приглашения. Джанлука растерянно повернулся и так захотелось нырнуть в родные объятия, но ведь потом… ах, о потом он подумает потом! И вот уже он нежится в крепком кольце рук, горячие губы касаются его виска, из глубины души вырывается успокоенный вздох. И так хочется, чтоб время остановилось: сейчас и навсегда! Но… - Пойдем в душ? Вместе! Дыхание начинает сбоить, и колени на миг подгибаются. И страшно, и хочется: горячее тело Пьеро под горячими струями, под губами, под пальцами, сводящее с ума прикосновение тела к телу, но потом… К черту это потом! - Пойдем! И вот уже Джанлука ловит губами прерывистое жаркое дыхание Пьеро, путаясь пальцами в мокрых волосах, а тот порывисто ласкает обнятые одной рукой оба члена. Чувствительность обострена влажностью и тем, что тела скользкие от геля для душа. Кажется, кожа – один оголенный нерв, и каждое прикосновение пробивает снопом искр. Объятый эмоциями, заводясь все больше, Джан начал легонько покусывать целующие губы, которые дрогнули в довольной ухмылке. Желание его становилось нестерпимым, и вот уже Бароне настойчиво поворачивает Джана к себе спиной и надавливает рукой, побуждая нагнуться. Джанлука повиновался, но мгновенно замер, напрягся и похолодел, будто теплые струи воды, омывающие любовников, вмиг стали ледяными. Его возбуждение тут же схлынуло, уступив место отвращению и страху, который стал сильней с тех пор, как однажды Пьеро изнасиловал его. Джан простил, но тело простить и забыть не могло, и хоть юноша сам вернул возлюбленному контроль и владение собой целиком и полностью, каждый раз подобный акт был тяжелейшим испытанием. Отдавая должное Бароне, надо сказать, что он не слишком часто старался мучить друга, но все так же иногда не сдерживался, а Джан изо всех сил пытался не показывать, насколько нему на самом деле плохо. И Пьеро, мозг которого застилала в такие моменты похоть, хоть и замечал, что партнеру не слишком комфортно, но размеров истинного бедствия себе не представлял. Осознание пришло внезапно именно теперь. Так велика была разница между только что плавящимся в его объятиях горячим Джаном, с тем, кто холодил его руки сейчас, не в силах сдержать пробегающей по телу дрожи отвращения. Пьеро резко дернул Джана за плечо и нагнулся, заглядывая ему в лицо. Измученный всеми сегодняшними переживаниями, тот не смог вовремя надеть маску, и Бароне увидел исказившее его отчаяние. И только теперь Пьеро понял, насколько жесток он был прежде, ослепляемый собственными желаниями. Осознал, наконец, почему Джанлука оказался со своим горем не у него, а у Иньяцио. Это привело его в ужас. А когда он увидел, каким виноватым стало лицо Джана, когда тот сообразил, что Пьеро понял, как ему плохо, то просто возненавидел себя! Как же можно быть таким непроходимым тупицей! Сбивчиво шепча «прости, прости», Пьеро развернул Джана снова к себе лицом и принялся как можно бережнее ласкать и целовать. Тот некоторое время оставался таким же застывшим, словно не веря, что страшного удалось избежать, затем тело снова стало наливаться теплом и желанием. Бароне опустился на колени, вкладывая в ласку все свое искусство, все желание утешить, благодарность за все, так долго и щедро даримое ему. У Джана все плыло перед глазами, он цеплялся за плечи Пьеро, колени снова подгибались, но на сей раз от сладкого изнеможения. Желая поддержать его, Бароне положил одну руку ему на ягодицу, и Джан тут же замер, кожа покрылась россыпью мурашек. Пьеро, мысленно выругав себя, тут же переместил поддержку на поясницу, и Джанлука опять стал горячим и податливым. Когда все закончилось, Пьеро обнимал Джана, медленно покачиваясь с ним под струями воды. Каково же было его удивление, когда немного придя в себя, тот отстранился, повернулся спиной и чуть наклонился, добровольно предлагая себя. Волна боли и растерянности, смешанной со счастьем захлестнула, защипав в глазах, сжав горло, захотелось разреветься в голос, но вместо этого, Пьеро решительно развернул Джана к себе лицом и страстно впился в губы, до хруста прижимая к себе. Он взахлеб целовал гостеприимно приоткрывшийся рот, дрожащие ресницы, пушистые мокрые брови и все не мог насытиться, приоткрывая глаза и видя робкую счастливую улыбку, и удивленный взгляд. Это удивление чуть не убило Пьеро! Благодарные руки с удвоенной энергией и умением заскользили по его телу, ведя к необходимому финалу. Сжимаемый судорогой освобождения, Пьеро крепко-крепко прижался щекой к щеке друга и горячо прошептал: - Джанлу! Джанлу! Уже устроившись рядом на кровати, которую вовсе не собирался покидать этой ночью, он все не мог успокоиться и продолжал то и дело целовать и теребить пораженного и довольного Джанлуку. Наконец он затих, и Джан провалился в сон, уже не услышав, как Пьеро еле слышно пообещал: - Тебе больше никогда не будет со мной плохо! Никогда! А если бы услышал, то очень удивился: разве ему может быть плохо с его любимым Пьеро?! В моменты такой близости ничего подобного он вспомнить не мог…