Моя чёрная душа

      Несмотря на теплый летний день, погода хмурая: тяжелые тучи нависают над городом, погружая его в печальную тень и грозясь разразиться ливнем в любой момент. Глухой раскат грома доносится до все так же, как в былые годы, тонкого слуха пожилого мужчины, неторопливо идущего по каменистой тропинке, лежащей меж зеленеющих деревьев. Его шаг неустойчив, но рядом с ним следует его верная поддержка и опора — юноша шестнадцати лет отроду в утонченном темном костюме и необычном для простолюдин атрибуте: широкой черной маске, укрывающей большую часть лица.       Мужчина останавливается напротив аккуратного каменного надгробия и с помощью юноши, придерживающего его под локоть, опускается у ухоженной с трепетом и любовью могилы на колени. Парень кротко вздыхает и отступает назад к витиеватой дорожке, чтобы позволить мужчине провести немного времени наедине со своей покойной женой, с его покойной матерью.       Юноша с тоской наблюдает за тем, как отец скидывает со своего безобразного лица тяжелый капюшон и сгибается пополам, сотрясаясь в рыданиях у каменной плиты, — сердце болезненно сжимается в груди и парень отводит взгляд. Ему невыносимо вспоминать ее смерть и первые дни после. Кристина умерла пять лет назад, но для них с отцом словно не прошло и дня с того рокового вечера, когда все случилось — боль за это время ничуть не ослабла. Она погибла во время вторых родов, но подарила им, своим любимым мужу и сыну, девочку неземной красоты, совершенно непохожую на них, но до невозможности похожую на себя — настоящего ангела. Должно быть, она стала единственной причиной, по которой мужчина не свел счеты со своей жизнью.       Со дня похорон Кристины они приняли за традицию посещать ее могилу неизменно каждую субботу. Отец всегда приносил ей алые розы, повязанные черной шелковой лентой в знак своей вечной любви. Он говорил, что их история началась именно с этих цветов, отчаянно напоминающих их любовь — болезненную, сложную, но очень красивую.       Парень прислоняется к стволу старого дерева, оглядывая мужчину, любовно поглаживающего истертое фото супруги костлявыми пальцами и тихо напевающего ей какую-то песню на французском. Он уверен, отец каждый раз приходит к ней с новой песней, стремясь радовать ее своими творениями даже после смерти.       Поджав губы, юноша неуверенно шагает к отцу, сидящему на холодной земле кладбища. Немного помедлив, он опускается рядом с ним. Мужчина переводит на сына золотистые глаза, затуманенные слезами. — Дамьян, мой милый сын, — шепчет он, обнимая парня за плечи и прижимая к своей груди. — Всегда помни, как сильно она тебя любила, — продолжает бывший Призрак и тут же одергивает себя, добавляя, — как сильно мы оба тебя любили. — Я всегда помню об этом, — отвечает юноша, поднимая на отца точно такие же глаза, горящие в прорезях черной маски, и кривовато улыбается тонкими губами, — ты очень часто мне напоминаешь.       Мужчина кивает, улыбнувшись одними уголками губ в ответ. — В твоей душе всегда должно быть место свету и вере, — выдыхает мужчина, когда парень сжимает пальцами его узкую ладонь, — так всегда говорила Кристина… — Мне сложно поверить, что однажды меня кто-то сможет полюбить, — делится переживаниями парень и глубоко вздыхает — он знает, что Эрику было в сто крат сложнее, ненависть преследовала его с самого рождения. — Знаю, — понимающе кивает мужчина, виновато отводя взгляд, — но среди нас есть светлые люди, такие как Кристина, способные сопереживать, заботиться, любить. А что до тебя… Ты лучше меня. Лучше во всем, Дамьян, и я не уверен, а знаю наверняка, что тебе встретится Ангел. — В чем я лучше? — хмурится под маской Дамьян и замечает печальную ухмылку на лице мужчины. — Мы сделали все, чтобы оградить тебя от несправедливости этого мира, сын, — тихо отвечает Эрик, глядя перед собой в пустоту. — Моя же жизнь до встречи с Кристиной была соткана целиком из смерти… Я творил ужасные вещи, Дамьян. Моя душа до встречи с ней была чернее угля. Ни я, ни она, ни кто-либо другой на свете не способен замолить всех моих грехов, но… Спасти мою душу ей, однако, удалось.       Юноша не может сдержать улыбки и внезапного порыва нежности — он заключает отца в крепкие объятия прямо как в детстве, когда это ужасное горе не омрачало их жизнь. Ему не хватает этих разговоров по душам с Эриком. Ведь отец единственный, кто способен понять чувства, сжигающие сына изнутри. Теперь он и единственный, кто способен любить его. Впрочем… Пятилетнее чудо, до боли напоминающее Кристину, тоже смотрит на него без тени страха или отвращения, лишь с любовью и поистине детским восторгом.       Сегодня им представился редкий шанс провести время вместе — с маленькой Амелией остались их давние друзья, решившие нанести визит в Россию, граф де Шаньи, его супруга Люси и двое их замечательных сыновей. С того рокового дня, когда Эрика схватили люди Пьера де Шаньи, они поддерживали теплые отношения, часто писали друг другу письма, наносили визиты. — Я люблю тебя, пап, — шепчет сын, когда Эрик крепче стискивает его в своих руках.       Мужчина отстраняется от юноши и одним движением стаскивает с его лица маску, обнажая своему взору точную копию своего лица. Он растерянно приоткрывает рот, медленно моргая, и Эрик спешит пояснить: — Кристина бы ни за что не одобрила, что при ней ты носишь ее, — парень улыбается и его лицо становится чуть менее жутким. Бывший Призрак, наконец, отвечает: — И я тебя люблю, сын.       На этой ноте Эрик поднимается с земли и притягивает сына следом. Обнявшись, они оглядывают могилу любимой ими женщины и их нечеловеческие лица освещают печальные улыбки — она не одобрила бы их слез, их терзаний. Она не одобрила бы ничего, что могло бы причинить им боль. — До встречи, мой Ангел, — шепчет бывший Призрак прежде, чем сын берет его под руку и уводит прочь, подальше от этого ставшему отцу родным места.