Шанс все изменить...

      Жалобно скрипнув, старый шкаф вернулся на свое законное место, отрезая Себастьяну путь назад, откуда он только что пришел. Но этот факт нисколько не смутил мужчину, напротив, придал уверенности, взбурлил его кровь, вливая в нее еще порцию гнева и ярости. — К черту всё… — зло прорычал он, крепче сжав ручку фонаря, и двинулся вперед.       Ржавая металлическая лестница вела куда-то вниз, в чертоги неизвестности. Водрузив фонарь на свое законное место на поясе, Кастелланос стал неспешно спускаться, абсолютно не задумываясь о том, куда в этот раз приведет его судьба.       Громкий металлический звук гулким эхом отбился от стен, заставив детектива вздрогнуть от неожиданности. Будто нечто огромное и тяжелое волокли по полу… Перспектива встретить очередного огромного монстра совсем не радовала Себастьяна, особенно если учесть, что патронов в пистолете нет, а болтов для «Агонии» осталось всего несколько штук.       Наконец ступив на твердый бетонный пол, мужчина осмотрелся, пытаясь понять, куда занесло его на этот раз. — Рубен, скольких ты убил? — донесся до него знакомый голос доктора Хименеса. — Неважно. Они получили не меньше, чем отдали, — ответил ему холодный голос, без сомнений принадлежащий Рувику. — Кроме того, они служили высшей цели — помогали моим исследованиям.       Стащив со спины единственное заряженное оружие — арбалет — и покрепче сжав его в руках, Кастелланос двинулся на звук. Сейчас он, как никогда, готов был всеми силами добиться правды. И для этого подойдут любые силовые методы… — Нет, это были не просто исследования… В газетах писали, как ты обошелся с этими людьми… И эти ловушки…       Свернув за угол узкого коридора, детектив рыкнул от злости и разочарования: перед ним серебрились две фантомные фигуры. — Эти крысы? Эти микробы? Я могу поступать с ними, как мне заблагорассудится, — Рубен повернулся к Марселло спиной, и Себастьян ужаснулся от увиденного: лицо и руки Викториано покрывали бинты, пряча ужасные ожоги, глаза были решительно холодными, какими-то фанатичными, устрашающими. — Но ты прав, это не просто исследования. Я почти добился идеального результата… — Это чудовищно… — Такова моя воля… — вновь взглянув на Хименеса, сквозь сжатые зубы прошипел Рувик.       Спустя секунду напряженного молчания серебристые фантомы испарились, осыпав пол снопом белых искр.       Тут же, из ниоткуда и будто ото всюду, заиграла уже знакомая мелодия, медленная, тягучая, манящая… Она лилась из-за закрытой двери, на которой красной краской криво была нарисована эмблема психиатрической клиники — маяк, светящий куда-то вдаль.       У стены, будто намекая на приближающиеся крупные неприятности, стояли огромные циркулярные пилы. Их зубцы во многих местах покривились и покрылись ржавчиной, и от этого выглядели еще более устрашающе. На стене, словно в подтверждение, для чего эти самые пилы использовались, висела схема строения человека и его внутренних органов.       У противоположной стены стоял небольшой письменный стол, на котором сиротливо лежал лишь один лист бумаги. Подойдя ближе и взяв пожелтевшую страницу в руки, Себастьян прочел: «У меня отняли детей. Может, это судьба? Может, он что-то натворил? Нет, только не мой идеальный сын. Все из-за того пожара. Он все погубил, все отнял. Мои дети уже не те. И Эрнесто тоже. Он сказал, что заботится о них. Что они в безопасности. А теперь говорит, что их больше нет! Этого не может быть! Я мать, я бы знала. Я до сих пор слышу голос моего милого мальчика. Его смех. И всегда из подвала. Так продолжаться не может. Мать должна быть со своими детьми!»       Задумавшись на секунду над прочитанным, Кастелланос сложил лист бумаги вдвое и убрал его во внутренний карман жилетки непонятно зачем. А после, толкнув старую дверь, оказался в комнате, откуда играла музыка.       Словно приветствуя мужчину, зеркало, жалобно звякнув, треснуло; музыка стала слышна сильнее, яркий свет полился из недр гладкой поверхности. Уже привычно прикоснувшись к нему, детектив зажмурился, и спустя секунду оказался в знакомой палате больницы.       Из соседней палаты доносились непонятные звуки: гулкие удары, чье-то неразборчивое бормотание, истерические крики и смех. Странно, ведь раньше здесь, кроме медсестры, не было никого!       Медленно, стараясь не нарушить здешней тишины, Себастьян подошел к двери комнаты, откуда доносились звуки и заглянул внутрь сквозь небольшое окно с решеткой. В свете яркой настольной лампы, стоящей, по всей видимости, на поверхности письменного стола, мужчина смог рассмотреть лишь темный силуэт. — Ты знаешь, почему этот мир такой? — внезапно скрипучим голосом спросила фигура. — Что? Кто ты?! — детектив старался присмотреться, напрягая зрение, но из-за яркого света не смог увидеть ничего больше. — Ненависть. Ненависть. Ненависть Рувика. Она пожирает его изнутри, — не обращая внимания на вопрос Кастелланоса, продолжал голос. — Он хочет вырваться, хочет отомстить. Он думает, что мир что-то отнял у него, и он хочет это вернуть, — с каждым новым словом голос говорящего становился все громче и все более истеричным. — Вряд ли у него это получится… Вряд ли у него это получится… Этот мир существует до тех пор, пока он жив… Или пока она не остановит его… — Вы что-то услышали? — внезапный тихий голос медсестры заставил Себастьяна вздрогнуть от неожиданности и резко обернуться. — Да, я хотел узнать…       Но девушка, как и прежде одетая в сестринский халат, с завязанными в низкий хвост волосами, легко ступая, двинулась к стойке регистрации, более не обращая на детектива внимания, будто его и не было. Чертыхнувшись про себя, Себастьян двинулся за ней следом.       Присев на табурет за регистратурой, медсестра посмотрела на мужчину долгим, изучающим взглядом. — У вас есть ко мне вопросы, детектив Кастелланос, — по интонации девушки не было понятно, спрашивает она или утверждает. — Да! Что здесь происходит? Кто этот мужчина? Откуда он знает про Рувика? — начал сыпать вопросами Себастьян. — О каких ловушках и убийствах говорил доктор Хименес? Неужели все эти люди мертвы?.. и где, черт возьми, мои напарники и Мелисса? — К сожалению, я не понимаю, о чем вы говорите, — как всегда спокойно сказала медсестра и, передуя гневную тираду, готовую сорваться с губ мужчины, продолжила. — Могу сказать лишь одно: вам нужно поспешить. Ваши друзья ждут вас. — Лисса и Джозеф? Где они? С ними все в порядке? — Я не располагаю данной информацией, — все так же безэмоционально ответила девушка.       «Твою мать! Это бесполезно…», — бросив на медсестру гневный взгляд, Себастьян двинулся к ближайшему зеркалу. — Детектив Кастелланос, — окликнула его Татьяна, когда мужчина уже вглядывался в гладкую поверхность зеркала. — Не будете ли вы так любезны сообщить Мелиссе, что мне необходимо увидеть ее? — Можете сказать мне, что хотите, я передам, — недовольно ответил Кастелланос. — Это касается только её.       Пробурчав в ответ нечто утвердительное, детектив коснулся гладкого зеркала. На мгновение его внутренности скрутило в тугой узел, и вот он снова оказался в небольшой комнатушке, в которой был пару минут назад, слушая ту самую мелодию на фортепиано, звучащую из недр зазеркалья.       Покинув комнату, в которой находилось зеркало, Себастьян двинулся дальше по узкому коридору, подсвечивая себе дорогу фонарем. Местное убранство вызывало у детектива отвращение: под потолком серебрились тонкие нити паутины, краска давно облупилась со стен и кусками валялась на полу, неприятно поскрипывая под ногами при ходьбе. Из-за дверей, расположенных по обе стороны, доносились звуки циркулярных пил, крики ужаса и боли, бульканье крови и хрипы. Подойдя к одной из таких комнат, Кастелланос попытался ее открыть, но дверь не поддалась. Длинными дорожками растекалась кровь, как если бы по полу кого-то волокли.       Наконец коридор окончился и, пройдя через двустворчатые двери, которые тут же захлопнулись за его спиной, мужчина оказался в кромешной тьме, не считая света собственного фонаря.

***

      В очередной раз придя в себя и открыв глаза, я почувствовала дичайший дискомфорт. Вокруг меня было темно, хоть глаз выколи, что-то тонкое и холодное окружало меня со всех сторон, мешая пошевелиться. Прутья…       Стоп, что?       Коснувшись холодного металла прутьев, я стала судорожно их ощупывать. Это была не клетка, как подумалось мне сперва. Это было нечто другое, узкое настолько, что я не могла даже развести руки в стороны. Моя импровизированная ловушка сужалась у моих ног так, чтобы зафиксировать меня в одном, стоячем положении, не давая пошевелиться, и почему-то качалась.       Где-то внизу я услышала тихий стон, явно принадлежащий человеку. — Эй!.. Здесь кто-нибудь есть? — надеясь, что мне ответят, а не сожрут за секунду, поинтересовалась я у темноты. — …Лисса? — неуверенно спросили у меня. — Джозеф! — я схватилась за прутья и взглянула вниз, стараясь хоть что-то рассмотреть. — Где мы? И как мы здесь оказались? — спросил у меня голос Оды. — И… где ты? — По всей видимости, где-то над тобой… вишу… — снова неуместно попробовала пошутить я. — Ты ранен? — Нет, но моя голова… Будто меня ударили чем-то тяжелым… — Постарайся не шевелиться, — во мне начал закипать страх. — Кажется, я догадываюсь, где мы. Надеюсь, я ошибаюсь… Это невозможно… Нелогично… — Что ты имеешь ввиду? — настороженно переспросил Джозеф, но звуки его движений подо мной прекратились. — Если я права, мы находимся в…       Резкий звук захлопнувшихся дверей прервал меня на полуслове. Помещение осветил слабый свет, исходящий от фонаря Себастьяна, тьма, будто хищный зверь, пожирала мерцание лампы. — Себастьян! — крикнула я, стараясь привлечь внимание детектива, но вовсе не надеясь, что тот увидит меня в темноте. — Лисса? Лисса! — я видела, как он озирается по сторонам в поисках места, откуда исходит звук. — Себ, я наверху! — Что? Какого?.. Как? — Не это сейчас важно, — меня била дрожь: моя догадка о нашем местоположении все больше подтверждалась, и это ужасало. — Вытащите меня отсюда! У меня слабый вестибулярный аппарат… — Что? При чем тут… — Как нам это сделать? — подал голос откуда-то снизу Ода. — Джозеф? — удивленно переспросил Себастьян, снова озираясь по сторонам и подсвечивая себе фонарем. — Да, я здесь.       Если бы ситуация не была настолько патовой, я бы, наверное, сейчас смеялась бы. Представьте себе картину: три человека в тёмной комнате, подсвеченную лишь одним фонарем, пытаются найти друг друга, перекрикиваясь, будто заблудились в лесу. Чем-то все это напоминало игру «Марко — Поло», только вместо бассейна — погруженное во тьму огромное помещение… — Где-то здесь должен быть одержимый, активирующий механизм… или растяжка… — Здесь есть, прямо возле меня, — подал голос Джозеф. — Только я не вижу, как её обезвредить. — Идея! — расстегнув напоясную сумку и на ощупь найдя коробок спичек, я бросила их вниз.       Послышался чиркающий звук, и спустя мгновение в тусклом свете спички я увидела напряженное лицо Оды. Склонившись над механизмом, он одной рукой, стараясь делать все максимально осторожно и быстро, пока горит спичка, раскрутив тонкую проволоку, обезвредил ловушку.       Внезапно, разрывая тишину своим криком, взвыла сигнализация. Огромные прожекторы стали загораться, ослепляя своим светом спустя долгого времени нахождения во тьме. По моей спине промаршировали мурашки — я оказалась права. Моей ловушкой оказалась одна из железных дев, приспособлений для пыток из средневековья, будто вывернутой наружу шипами, которая крепилась к огромному механизму. — Лисса! — воскликнул Джозеф, сумев наконец рассмотреть, где я нахожусь.       Внезапно грянула музыка, будто издеваясь надо мной ещё больше — старая, скрипучая детская мелодия, играющая в парках аттракционов на каруселях. Загудел механизм, приходя в действие, и я почувствовала, как меня начинает кружить. — Черт! Вытащите меня отсюда!