Сказки

«Не было бы счастья, да несчастье помогло» Драко со стопроцентной уверенностью может назвать эту заштампованную фразу девизом своей |с недавних пор| счастливой жизни. Небрежное прикосновение к собственной щеке — и вот в голове уже роится миллион воспоминаний, так или иначе | на самом деле — напрямую| связанных с такой по-детски несуразной Грейнджер. Если бы его попросили охарактеризовать гордость Гриффиндора одним словом — он бы, не задумываясь, ответил «нелепая», после чего мог бы сутками напролёт доказывать подлинность собственных громких слов. Всё в ней, начиная от римской стопы, вместо эталонно признанной египетской, и до вечно во все стороны торчащих волос, которые буквально кричат «Попробуй, укроти!», не вписывалось ни в один, такой приятный намётанному глазу изнеженного аристократа, стандарт. Вы, наверное, скажите: «А как же фигура?», на что Малфою останется лишь заливисто рассмеяться над вашим вопросом, либо вгоняя вас в краску от собственной недальновидности, либо заставляя вас вторить смеху аристократа вашим искусственным хохотом, ведь стадное чувство никто не отменял. К сожалению. Фигуры в Грейнджер Драко банально не видел. Критичный взгляд блондина извечно натыкался лишь на выступающие коленки, что могут с лёгкостью прогнуться под весом бескомпромиссных обстоятельств, да тонкие запястья, что наталкивали на достаточно тоскливый вывод: захоти Гермиона помочь утопающему, любовно протягивая в прямом смысле руку помощи, то всё равно конец был бы максимально не жизнеутверждающим: несчастный бы просто не сумел ухватиться за свой спасательный круг, так как там и хвататься-то в принципе не за что. Увы и ах. Романтическим натурам самое время восторженно выдохнуть «глаза...», да только и тут вас ожидает промах. Наткнувшись на ехидно приподнятую бровь блондина и издевательский наклон светлой головы, вам впору догадаться о собственной ошибке. В чём-чём, а в глазах Малфой действительно разбирался, на своём коротком веку повидав сотни по-настоящему удивительных в своей красоте и выразительности очей. Уж его каталог персонального опыта воистину пестрил самыми волшебными цветами и сочетаниями оных: будь то вейла с насыщенными глазами цвета безоблачного неба и вкраплениями болотного зелёного цвета, или же когтевранка, манящая своими светло-зелёными глазами с блестяще-синей радужкой, или просто престарелая волшебница, с которой он имел неосторожность столкнуться в Косом переулке, напрочь сразившая его глазами изысканного янтарного цвета, которые, несмотря на выработанную в течение долгой жизни корку сдержанности и даже некоторой холодности, не могли не привлекать к себе внимания. Опираясь на бесценный опыт прожитых лет, глядя в глаза Гермионы Грейнджер, он стабильно выносил один и тот же вердикт: «Карие». Без каких- либо дополнений. Должно быть, вы, до глубины души расстроенные, постараетесь в очередной раз переменить исключительно негативное мнение слизеринца о своей однокурснице, тихонько выдыхая что-то вроде: «В ней есть особая искра, присущая только ей манерность, которая и делает эту девушку такой особенной». Раздражённый выдох Малфоя и его обречённая готовность раскрыть вам глаза на правду должны убить в вас самые последние сомнения и трепетно хранимые для этого спора аргументы. Единственные искры, что отходят от Грейнджер, — искры из её палочки, что, к сожалению, не в счёт. Манерность? А с каких пор неуклюжесть и невнимательность стали ровнять к такому благородному термину? Прокручивая в голове забавные моменты того, как Грейнджер по собственной невнимательности угодила в ступеньку-ловушку, или же уронила кубок с тыквенным соком на обеде, банально не приметив отсутствия под ним твёрдой поверхности, и ещё миллион весёлых в своей трагичности казусов, Драко традиционно качает головой — какая уж тут манерность? Вы повержены искусно предоставленной правдой и молча пытаетесь осмыслить, насколько неправильны были все ваши представления и ожидания на этот кудрявый и несуразный счёт? Отлично, вы не первые. А пока вы, потупив свои более красивые, чем у Грейнджер глаза, пытаетесь смириться с жестокой реальностью, Драко Малфой в очередной раз скользнёт рукой по своей впалой щеке, с головой погружаясь в события годичной давности. *** «Жжёт», — вот и первая мысль, змейкой проникшая в сознание только что проснувшегося парня. Лениво поднеся жилистую руку к левой щеке, слизеринец прошёлся подушечками пальцев по бледной коже, проверяя на наличие повреждений, однако таковых обнаружено не было. Вереница десяти шагов с лихвой покрыла путь аристократа до зеркала, но даже детальный осмотр благородного лица с правильными чертами не дал результатов, оставляя задумчиво потирающего щеку парня в центре комнаты. Проснувшийся от поступи друга Блейз с улыбкой сумел внести ясность: сегодня Малфой найдёт свою родственную душу. Не сказать, что перспектива радовала блондина, однако Забини, по пальцам объяснивший, что так жжёт только тот участок тела, которым и будет сделано первое прикосновение к своей суженой, развеял полные надежды мысли о том, что это всего лишь временный недуг, и с чистой душой пустился в повесть о том, как у него жгло правую руку, которой он впоследствии любовно придержал за талию поскользнувшуюся Панси. Весь день Драко был как на иголках. Ну, ещё и за щеку всё время держался. Появилась даже версия, что парень геройски с кем-то подрался, сорвав карт-бланш в виде хука справа. И эта, такая желанная парнем липовая история, несомненно, тянула и так поганое настроение всё дальше на дно. А потому, заприметив на горизонте одиночную фигуру самой несуразной в школе девчонки, блондин в предвкушении прикусил нижнюю губу: ему же нужно на ком-то отыграться. Оказалось, не один он сегодня разминулся с благоприятным настроем и жизнеутверждающим настроением: гриффиндорка дерзила на каждое его слово с завидным постоянством, скалилась и ехидничала, при этом постоянно потирая правую руку о тёмную ткань школьной мантии. Вполне логично, что паршивое настроение обоих оппонентов привело к тому, что привычные пяти минут лая друг на друга прошли, оставляя двух молодых людей вместе на гораздо больший срок. Выплюнув очередную порцию оскорблений, щедро приправленную собственным ядом и ехидством, Малфой с животным удовлетворением заметил, как потемнели глаза Грейнджер, а верхняя губа слегка дернулась вверх наподобие дикого оскала. Наслаждаясь результатом своих трудов, блондин полностью упустил тот важный момент, когда рука девушки оторвалась от ткани собственной мантии, стремительно приближаясь к холёному лицу. Громкий звук пощёчины стал причиной сразу нескольких вещей. Ну, во-первых, видели бы вы, как забавно, точно повинуясь движению нитки невидимого кукловода, нижняя челюсть Гермионы устремилась вниз, вынуждаю девушку выдохнуть шокировано-изумлённое «о». Во-вторых, Драко никогда не подозревал, что обидная |но, будем честны, заслуженная| пощёчина может так легко превратить мысли изысканного аристократа в план мести опытного убийцы. Финальным же событием стало золотое свечение, исходящее от щеки пострадавшего и правой руки гриффиндорки, которую девушка до сих пор не отдёрнула от бледного лица, тщетно стараясь справиться с собственным шоком. Золотистые искры закружились перед лицом слизеринца в беспокойном вальсе, в итоге складываясь в полукруг, вторая половина которого парила на уровне ладони Грейнджер. Как по команде, два полушария устремились к груди своих владельцев, зависая в воздухе строго друг напротив друга, а уже через секунду сближаясь и образовывая идеальный круг медового цвета, что через мгновение ярко вспыхнул золотом и рассыпался миллионом блестящих частиц вокруг шокированных виновников торжества. Бесспорно, третье событие с лихвой покрыло значимость предыдущих двух. В голове аристократа набатом зазвучал голос задумавшегося Блейза и его трепетное «души нашли друг друга», что взгляд соколом метнулся к лицу застывшей в удивлении девушки, а сердце понеслось таким галопом, что воздуха вдруг стало чертовски мало. Только что пришедшая в себя Гермиона стала подобно выброшенной на берег рыбе открывать и закрывать рот, лихорадочно переводя взгляд с собственного запястья на лицо Драко. А Малфой…Малфой лишь стремительно притянул хрупкую фигуру ближе к собственному телу, трепетно касаясь приоткрытых розовых губ. Не заметив должного сопротивления, парень прикрыл глаза, прокручивая в голове отчего-то такую приятную сердцу мысль: «Пара воссоединилась». *** Вынырнув из течения приятных воспоминаний услужливой памяти, Драко вновь прикоснётся к щеке, наедине с самим собой сознаваясь: фигура у Грейнджер не тощая, а очень хрупкая, и он представить себе не может чувства приятнее, чем согревать своим теплом её миниатюрные нежные руки; у Гермионы действительно обычные карие глаза, но, боже, видели бы вы эти глаза, когда любовь и нежность загораются в них единственными и самыми яркими маяками для его души; в гриффиндорке напрочь отсутствует манерность, но только один Малфой знает, на что он готов ради звука тихой поступи у себя за спиной и картины нахмуренных тёмных бровей на худом лице. А готов Драко на всё. Это он осознает, когда в тысячный раз трепетным движением собственной руки на осиной талии предотвращает её встречу с коварной ступенькой одной из десятка хогвартских лестниц и легко перехватывает рукой кружку с тыквенным соком, которую она в очередной раз не доносит до стола, с головой погрузившись в учебник по трансфигурации, в то время как сам блондин другой рукой покрепче прижимает к себе хрупкое тело и нежно улыбается, вдыхая аромат таких полюбившихся и правильных в своей энтропии волос. Драко Малфой любит в Гермионе всё: начиная от римской стопы вместо эталонно признанной египетской, и до вечно во все стороны торчащих волос, которые буквально кричат «Попробуй, укроти!» Но другим об этом знать совершенно не обязательно. Ведь это его девочка.