пчела из призрачного улья

— Себастьян, давай руку, быстро в лодку! Его ладонь больно сжимает руку Сиэля и тут же выскальзывает, черные волны смыкаются над головой, как гигантская беззубая пасть. Он что-то кричит, но его слова обрезаются ледяной водой и растворяются в тяжелом воздухе. — Себастьян! Сиэль вцепляется руками в борт лодки и наклоняется к воде, но ничего не видит и не понимает. Зрение смазывается, и он не может сдержать крик, когда осознает, что уже болтается в пространстве без опоры под ногами. Вокруг него кружатся тела странных кукол, сталкиваются с ним, бьют по глазам, хлещут расслабленными смертью пальцами. Холод сковывает мышцы, но он чувствует, как что-то врезается в спину. Исступленно выдыхая и тут же вдыхая воду, Сиэль проваливается, теряя всякую волю и силы. *** Вскакивает внезапно, даже не осознав момента пробуждения. Вокруг него песок, темно-желтый и влажный от мерно накатывающего прилива. Теплая вода мягко шепчет, разливается на песке и медленно срывается обратно, будто пытается уцепиться за гладкий берег. Та стихия, что с ревом пожирала все, до чего могла дотянуться, и та, что сейчас тихо и неспешно успокаивает его тело — абсолютно разные стихии. Таким контрастом он на миг оглушен. Удушливая волна вновь извивается перед глазами, и он пошатывается, впивается пальцами в песок. — Себастьян? Ответом ему немая тишина. Он поднимается и машинально отряхивается, не сразу замечая, что песок не липнет к телу и одежде. Следующим открытием становится сама одежда, совсем не его, но какая-то странно-привычная. Он отвлеченно закатывает рукава льняной рубашки и длинноватые штанины таких же брюк и растерянно оглядывает все побережье. Здесь нет ничьих следов, кроме его собственных, нет птиц, словно он первое живое существо, оказавшееся здесь. Рыжие солнечные лучи разливаются по небесной синеве и тонут в белых гребнях рокочущих волн. Он медленно вдыхает и выдыхает соленый воздух, наполняется им до краев и поворачивается спиной к небу и воде. В этот момент по лопаткам проходит дрожь, молниями распространяется по всему телу. Он падает на колени и проваливается в новый вихрь, в котором он песчинка, щепка древесная, осколочек. «…дай мне руку… В лодку!» В мешанине всего — песка, воды, солнца, несуществующих птиц — он внезапно замечает лицо Себастьяна с невнятно полыхающими глазами и, невозможно ясно видя его протянутую руку, хватается за нее, но ответного пожатия не ощущает, только перчатку сдергивает… Вдруг все пропадает, и воздух снова успокаивается. Резкий переход от безумия к штилю прибивает его к земле, и он лежит, словно примагниченный, и бездумно смотрит на свою ладонь, в которой сжат комок белоснежной ткани. Встает и, машинально отряхиваясь, идет в противоположную от воды сторону, а она будто шипит разочарованно, от того, что он не остался. Перчатка не его. Не Себастьяна. Слишком жесткая грубая ткань, пальцы короткие, швы неаккуратные. Перчатка остается вместо Сиэля. Волны его не обманут, если они стали иначе выглядеть, это не значит, что их природа изменилась. Он идет, кажется, вечность, но не устает, не хочет пить, только идти, бесконечно, механически передвигая деревянными ногами, оглядываться вокруг почти равнодушно, ничего не понимая и не пытаясь понять. Песок везде, повсеместно, одинаковый, ровный. Без единого следа. Ровная бело-голубая полоса воды не исчезает с горизонта за спиной, мстительно следит за уходящим Сиэлем. Уже не скрывает своей сути — Сиэль ее разгадал, незачем. — Себастьян! — зовет Сиэль, не запоминая звука своего голоса. Существование Себастьяна внезапно кажется чем-то невозможным в принципе, как какого-нибудь perpetuum mobile, и на какое-то время Сиэль забывает о своей цели, продолжая идти просто так, потому что больше делать нечего. Здесь так пустынно, что и шаги, и вздохи тонут в оглушительной тишине. Почему Сиэль здесь? Он должен был утонуть там, в Атлантическом океане. Вместо могилы под толщей густой ледяной воды вокруг песок, за спиной лениво ждет другая вода, чтобы сожрать его. От воды нельзя убежать, вода — составляющая тела, от жажды человек умрет, но стоит только ее коснуться, и она утащит, потопит, как корабль… Какая-то из сотни обрывочных мыслей заставляет его сорваться на бег, он чувствует внезапную всепоглощающую тревогу и несется, несется по ровной глади, взметая клубы сразу же оседающего песка. Впервые он устает и, глупо спотыкаясь на безупречно ровном месте, падает, краем глаза успевая заметить вечный берег и синюю ленту, как порез на венах, позади. — У-хо-ди, — сдавленно произносит он, в горле пересыхает, а до воды — он уверен — стоит сделать лишь шаг, и она окажется рядом. Стоит лишь сдаться ей. Свет солнца вдруг что-то скрывает, и Сиэль замирает, пораженный переменой — неужели тучи набежали? Он не решается поднять голову, ощущая, как что-то надвигается на него спереди, но посмотреть, что, невозможно, а если он добежал до противоположного берега, и вода нахлынет на него и смоет, и утопит, и поглотит… Кажется, движение впереди останавливается, и Сиэль смотрит, осторожно, чтобы не выдать себя, чтобы не показать, что он заметил. Перед ним корабль. Огромный, полностью деревянный, с прогнившими участками в обшивке и огромной заросшей мхом дырой на носу. Мимолетно подумав, что мху нужна была влага, чтобы вырасти, Сиэль поднимается, но тут же шатается и, чтобы совсем не упасть, хватается за трухлявую доску, которая почти сразу ломается под его слабым пожатием. Тень под кораблем абсолютная, плотная, и песок кажется серым. Доски сухие — Сиэль проверяет это, обойдя корабль по периметру, не прекращая держаться за него, цепляясь за торчащие гвозди, которые не оставляют порезов. Под днищем тоже сухо, будто корабль прилетел по воздуху или просто появился, как и сам Сиэль, из ниоткуда. Нет, Сиэля принесла вода… мох влажный. Липкий, скользковатый, оставляет грязный след на ладони. Воздух над головой словно сгущается мгновенно, и то потустороннее движение, что принесло с собой корабль, машет тяжелым крылом в области киля. Тень, отбрасываемая килем, стала большой и кривой, похожей на вытянутый человеческий силуэт. Сиэль стоит, не в силах пошевелиться, кажется, что спины и плеча касается что-то влажное, почти ненавязчиво, по-хозяйски. Мягко. Вне себя от безотчетного ужаса, он отходит от корабля на пару шагов, и песок слегка разъезжается под ногами, мерзко покалывает ноги и отчего-то отдается на лице. За спиной слышен тихий рокот волн, слишком близко, предательски близко, они уже здесь, они подобрались на расстояние вытянутой руки. Капля срывается с неба и падает Сиэлю на лоб, и он тут же стирает ее. Ему нужны мгновения — долго в рамках этого мирка, — чтобы понять, что рука окрасилась в рыжеватый. — Себастьян?.. — он знает, что там увидит, но будто старается оттянуть момент. Тень ясно рисует протянутую руку и ладонь с прямыми напряженными пальцами, выгнутое в пояснице тело с выставленной вперед грудной клеткой, внутри которой пустота или уже все умерло, как этот корабль, принесший сюда и Себастьяна на киле. Сиэль представляет изящные в прыжке ноги и невыразительный, как у всех деревянных фигур, взгляд. «Если он мертв, мы не выберемся, и все бесполезно», — думает Сиэль, не смея поднять головы, смотря себе под ноги, на то, как вода лениво касается размотавшихся штанин. Ткань намокает и от этого тяжелеет, облегает лодыжки и липнет к ним. — Я ведь ушел, почему ты здесь? — в пространство говорит Сиэль, касаясь гнилой обшивки кончиками пальцев, будто отпустит — и умрет. Ему кажется, что корабль перед ним — что-то древнее и безнадежно испорченное, но спасительное, а подкравшаяся вода — вечное и неумолимое, беспощадное. — Иди обратно, — ногти впиваются в доску, под них лезут занозы. Сиэль подходит ближе, вжимается в корабль, и вода у ног окрашивается в разбавленный красный. Слышна капель. Лицо колет еще болезненнее, как от ударов, и он отмахивается. — Я не боюсь. Уходи. У-хо-ди. Он делает еще шаг и вдруг срывается. Катится по песчаному склону. Вода не гонится за ним. Она ждет наверху. Знает, что он вернется — сухое дерево ей не замена, да и корабль без воды бесполезен. Обломки корабля и гальюнной фигуры окружают Сиэля. Он протягивает руку наугад и касается похожего по форме на ладонь куска дерева, крепко зажмурив глаза, ведет выше по предплечью, передвигаясь так же на ощупь, находит искривленное в крике лицо. В пальцы въедаются занозы и, кажется, врастают в кожу, до крови разрывая ее. Уже осознавая свое поражение, Сиэль беззвучно выдыхает «Себастьян», неосознанно отламывая кусочек дерева от его точеной скулы. Руки становятся влажными. Кровь. Вода. Она здесь. Солнце внезапно раскаляется до адского пламени, и гальюнная фигура трескается. Вода ласково обволакивает холодком. *** — Господин! Вы меня слышите? — резкий удар по щеке, отдающийся покалыванием во всем теле, заставляет Сиэля открыть глаза и понять, что он сидит, вцепившись в лицо Себастьяна и… — Господин! — Се-се-себастьян, — в лодке зуб на зуб не попадает, даже под укрытием в виде фрака демона, который сам недавно оказался под водой. Себастьян держится за борт лодки, по его лицу стекает разведенная водой кровь. — Что случилось? — Лодка перевернулась. С вами все в порядке? Вы не ранены? Взгляните на меня, — он бегло осматривает его, хотя Сиэль понимает, что это больше для собственного успокоения, чем для выявления серьезных повреждений. — Мы чуть не утонули, да? — спрашивает Сиэль, игнорируя просьбу демона. — Ты расправился с куклами? — Да, господин, — только сейчас Сиэль замечает всплывшие вокруг лодки тела. — Ты поднял лодку? — Разумеется, господин, — Себастьян криво улыбается. — И ты ж-жив? Вместо ответа демон кивает, и Сиэль успевает поймать странное выражение его глаз. Слегка недоуменное. *** «Ты хорошо со всем справился». *** Был ли это его страх или его отчаянное подавленное желание убежать? Избавиться от оков договора. Он не понимает и старается забыть странное видение, хотя каждый раз, когда касается воды, вспоминает обломки корабля и Себастьяна и то, как холод волны принес ему спокойствие, хотя и против его воли.