Into The Shadows

Она спит под убаюкивающий треск поминальных свечей. Красных и желтых, пахнущих душистым, сладким медом. Под плач золотых церковных колоколов, шепот ветра и горький вороний краль. Маленькая, стройная нимфа. Тоненькая, как видение, сотканное из серебряных паучьих нитей. Такая прозрачная, нереальная, неземная. С серой кожей, полопавшимися сухими губами и впалыми скулами. Всегда ли она была такой идеальной? Такой завораживающе холодной? Ведь когда-то она была совсем... Живой. Когда-то у нее было имя. Были красивые светло-русые волосы, розовые щеки и по-девичьи смешливая, теплая улыбка. У нее была ямочка на подбородке, чудесная маленькая родинка под нижней губой и короткие детские пальчики. Она любила все и всех вокруг, но никак не могла полюбить саму себя. Свои широкие бедра, мягкую подушечку на животе, сантиметры талии и круглое лицо. Не могла. Но и не хотела. Ей не было нужно такое тело, она хотела видеть в зеркале идеал. Стройный, изящный настолько, чтобы могли позавидовать все балерины мира. Худой и острый. По-настоящему прекрасный. У нее была невероятная сила воли и внутренний стержень. Поставив цель, она шла к ней уверенными шагами. Сквозь голод и слабость в теле, головокружения и головные боли. Уже ничего не имело важности, кроме уменьшающихся на весах цифр. Ни семья, ни друзья, ни любовь. Только цель, только мечта. Во имя идеала и Бабочек, таких же отчаянных девочек, как она. Хрупких снаружи и невероятно сильных внутри. Теперь-то она чувствовала себя частью чего-то прекрасного, частью невероятного механизма, стать которой могут лишь самые стойкие. Она смогла. Она получила все, что желала. От худых ног до популярности в интернете. Наконец-то она стала по-настоящему счастливой и уверенной в себе, нужной окружающим и восхищающей их. Только почему они смотрят на нее с такой искренней жалостью в глазах? Почему ей пишут о том, что она ужасна? Что это, слезы? Мама, почему ты плачешь? Она перешагнула точку невозврата незаметно. Тогда у нее почти не осталось сил. От нее самой ничего не осталось, кроме хриплого дыхания и стойкого запаха рвоты. О некогда шикарных локонах напоминало лишь их жалкое подобие, иссохшая кожа покрылась сыпью, раскрошилось уже несколько зубов. Отвернулись друзья, исчезли восхваляющие ее худобу поклонницы. Даже Бабочкам она стала противна. Жалкая-жалкая нимфа. Теперь ее не хватало даже на то, чтобы плакать. Пряча костлявые кисти рук в широкие рукава шерстяного свитера, она глядела в потолок больничной палаты и строила планы. На будущее. Наивное, светлое будущее, в котором она никогда больше не допустит таких глупых, фатальных ошибок. Жаль только, что его уже не будет. Бабочка залетела слишком далеко, в самое пекло. И сгорела. Но теперь она спит. Свободная от боли и страхов, натасканных идеалов и осуждения общества. Маленькая, хрупкая нимфа, убаюкиваемая материнским плачем и шумом дождя. Когда-то у нее было имя.