Убей своих любимых.

      За его ухмылкой последовал звериный оскал и он прижал острие небольшого складного ножа к щеке Молли. Та начала плакать и извиваться, но Мориарти был слишком сильный для неё. Её рот всё ещё был зажат его ладонью и я только мог представить, как ей было страшно. Сплюнув кровь на землю и почувствовав небольшую одышку, я молча наблюдал за происходящим, пытаясь напрячь мозг и подумать, как бы помочь ей выбраться отсюда живой и невредимой. Но всё было очень плохо и единственный вариант выбраться из удавки — это умереть с её помощью.       Джеймс прижал острие к живой плоти и пустил кровь. Теперь слёзы Молли смешались с алым веществом и бежали по щекам вниз, словно та рыдала от безумия, словно от страха у неё началось внутреннее кровотечение и всё, что могло спасти её от страданий — это просьба о смерти. Профессор клацнул пальцами и меня сразу же отпустили. Я почувствовал твёрдую почву под ногами и поправил на себе вздёрнутый, запыленный пиджак. Стал ждать, что предпримет Джеймс насчёт меня, но ожидание не было долгим, он подозвал меня к себе с жуткой ухмылкой на тонких губах. Я медленно подошёл к... бывшему боссу. Джеймс отпустил Молли и выровнялся, демонстративно позвякивая ножом, складывая его и обнажая лезвие снова. Он смотрел на меня и думал. Это выражение на его лице я видел только когда у него срывалась очередная важная сделка и он перебирал в своей голове сотни вариантов, как смести с лица земли этих дилетантов самым изощрённым способом. Теперь же, я даже не сомневался, он размышлял над тем, что поможет ему уничтожить меня окончательно. Что именно может вызвать у меня гримасу страданий и отчаяния. Он всегда был мастером безумных идей, но эта превзошла все мои ожидания.       — Не я это сделаю, Басти, - Джеймсу даже не пришлось подзывать к себе одного из телохранителей, словно всё было спланировано заранее, но так, чтобы я не узнал про этот спектакль. Ему поднесли что-то в чёрном кожаном чехле. Мориарти вытер нож о рукав своего телохранителя и спрятал на место. Затем с хрустом в суставах размял шею, насвистывая какую-то мерзкую мелодию, раскрыл футляр и достал оттуда серебряный, блестящий револьвер. Если Джеймс что-либо когда-то и делал, то с шиком. В этом нужно отдать ему должное. Смерть должна быть щедра и заслуживает на последнее слово. — Какое твоё последнее слово, Молли?       Он протянул мне пистолет, а я не мог пошевелить губами, чтобы запротестовать, — насколько меня это поразило. Это самый зверский, самый дикий и варварский способ причинить человеку неистовые, самые какие ни есть страдания. Я был шокирован и восхищён одновременно. Джеймс молча подошёл ко мне почти вплотную и вложил пушку в руку. Облокотившись на моё плечо, он потянулся губами к уху и прошипел:       — Сделай это быстро и красиво. Так, чтобы не пришлось делать контрольный. Используй все свои навыки, Моран и тогда ты сможешь вернуться ко мне. Ты же этого хочешь, да?       Я смотрел на Молли. Мои руки дрожали, а потные ладони обхватили пушку за рукоять и были готовы прицеливаться.       Молли вжалась в угол между стенками и пыталась защититься, вытянув перед собой открытые ладони.       — А что, если я выстрелю в тебя, Джеймс? - я прижал дуло ему в солнечное сплетение и тот отшатнулся, но не отошёл, а лишь продолжал скалиться, как одичавший зверь, который почувствовать запах крови.       — Ты этого не сделаешь.       — Я бы не был в этом так уверен, - я снял оружие с предохранителя и был готов нажать на курок, как вдруг Джеймс расхохотался во весь голос, заставляя мои барабанные перепонки трепетать. Когда перед глазами резко что-то промелькнуло, я на автомате опустил взгляд на свою грудную клетку и обнаружил там две красные точки. Превосходно, подумал я, нехотя опуская пистолет, он завёл себе новых снайперов и я теперь у них на мушке. Устроим геноцид, да, ребятки?! — Убьёшь меня, умрёшь сам, а мои парни убьют твою... пассию, - последнее он произнёс, скривившись в отвращении, а потом нервно поправил на шее галстук и перевёл взгляд на меня. Он стоял в ожидании зрелищ. Впервые в жизни я не знал, что делать и поднял револьвер на Молли.       — Если это тебя спасёт, сделай это, Себастьян, - прохрипела Молли, обнимая свои колени. — Этот человек жаждет смерти, дай ему то, что он хочет. Кто-то из нас должен умереть, чтобы второй спасся.       — Но не ты! - я только крепче сжал рукоять пистолета, опасаясь сделать лишнее движение, чтобы не доведи Господь не выстрелить в неё. Я учился стрелять с завязанными глазами и всегда попадал в цель, поэтому осечки у меня в принципе не получались.       — Если тебе захочется сделать кое-что очень неправильное, то я советую тебе подумать об этом ещё раз, потому что, в любом случае, Моран, она всё равно умрёт, - настоятельно отвадил меня от этой мысли Джеймс. Он словно уже знал, что я намеревался сделать, чтобы не убивать Молли. Даже мысль о самоубийстве была невозможна.       Спрашивать об удовольствии, которые приносят Джеймсу человеческие муки, было бесполезно, потому что оно было на лицо. Предвкушение, с которым он закусывал свои губы, могли рассказать мне о многом, и я точно знал, что он уверен в своей победе до конца. Мне осталось только надавить на курок и произойдёт непоправимый выстрел. Пот реками бежал по вискам. Я стал заложником не только Мориарти, но и собственных предубеждений, страхов и сомнений.       — Молли, помнишь, как мы впервые встретились? Тогда был такой же, как и сейчас, дождливый день. Возле дороги было не пройти, потому что была вероятность того, что какой-нибудь озлобленный на весь мир водитель обрызгает тебя водой из лужи. Ты была в своём жёлтом дождевике и я едва ли успел спасти тебя от неминуемого.       — Тогда ты закрыл меня собой и вся грязная вода, которая была в луже, брызнула на тебя.       — Лужа-то оказалась большой и глубокой! - я хрипло расхохотался, ощущая покалывание в кончиках пальцев, которые сжимали холодное оружие до белых костяшек. — Вся вода выплеснулась на меня, и я уже хотел было побежать за тем ублюдком, но ты меня остановила. Любая другая девушка сбежала бы от меня, услышав, как искусно я сквернословлю, но не ты. Всё, что ты сделала — это рассмеялась и предложила заскочить к тебе домой, чтобы постирать мою одежду.       Мы смутились и отвели взгляд друг от друга.       Мориарти начал громко сопеть, раздражённо клацая языком. Ему явно не нравились такие задушевные беседы. Почему-то мне начало казаться... на один только миг, что он с самого начала хотел избавиться от неё не своими руками, а моими. Чтобы... чтобы не ощущать за собой вины. В любом случае, будучи не очень метким стрелком, ему всё же удалось убить двух зайцев одним выстрелом: показать Молли, кто я на самом деле такой и что будет с теми, кто станет ко мне ближе, чем он. Между жестокостью и милосердием очень тонкая грань.       Джеймс положил руку мне на затылок, а второй чуть опустил мой пистолет. Всё произошло резко и стремительно быстро. Он прижался своими горячими губами к моим и сердце тут же пропустило удар. Трепет поцелуя улетучился, как только я понял, что не отталкиваю его, а отвечаю на его настойчивость и бесцеремонность. Я поморщился, когда он зажал нижнюю губу зубами, а потом почувствовал металлический привкус во рту. Он прокусил кожу, и потом стал зализывать кровь. Он вёл себя так, будто помечал свою территорию, всем видом пытаясь доказать не только себе, но и Молли, что я — его собственность. Отстранившись, Джеймс приподнял уголок рта в ухмылке и провёл большим пальцем по моей щеке, следуя глазами за невидимым следом.       — По-моему, ты свой выбор уже сделал, - протянул Мориарти, вкушая каждое сказанное им слово, а я стоял и не мог пошевелиться, приоткрывая рот в немом потрясении.       Молли бросила меня со скандалом. Никогда бы я не подумал, что эта хрупкая и неприметная женщина способна швырнуть в стену вазу с цветами. Особенно, когда целилась она в меня, но сработал защитный рефлекс и я успел пригнуться, чтобы избежать столкновения со стеклом. Ваза разлетелась на мелкие куски, как и наши с Молли отношения. Она собрала вещи и хлопнула входной дверью, а я остался в пустой квартире и пытался запомнить запах её духов прежде, чем они выветрятся. Моя голова вдруг разболелась от настойчивого воспоминания и её духи перекрыл стойкий одеколон Джеймса.       В комнате стояла тишина. Стояла тишина, стакан с недопитым виски, книги на полках, всё стояло в этой чёртовой комнате. А я падал.       Кровь в моих венах создана из ошибок. Ещё стакан виски, ещё одна сигарета и я вернусь на работу. В таком же неопрятном виде, как всегда это бывало, чтобы Джеймс не смог сдержаться и поправить мой безобразный вид. Ради такого я даже не побрился, чтобы в лишний раз его немного позлить. Я выпил, но моя рука тверда. Но когда я вспоминаю вкус его губ, я начинаю трястись как в лихорадке и необъяснимый холодок вдруг заключает меня в свои цепкие объятия. Даже пьян я бываю трезв, но никогда не буду трезвым рядом с ним.       — Скажи спасибо, что я оставил её в живых, - Джеймс не поднимал на меня взгляд. Он делал вид, что очень занят, перекладывая важные бумаги из одной стопки на другую. У него всё валилось из рук: то он ручку уронит на пол, то пачка документов полетит мне под ноги, то стакан с водой опрокинется на стол, то ещё что-то. Одна сплошная головная боль. Мне пришлось поднимать всё, что выпадало у него из рук. Я смотрел на него, а он смотрел куда угодно, но только не на меня.       — Как ты будешь объяснять свой поступок? - поинтересовался я, совсем не ожидая от него внятного ответа. Я положил Parker на стол, затем наклонился, чтобы собрать бумаги с пола, а потом принялся убирать воду со стола. Благо, в стакане её оставалось немного и увечья были незначительные.       — А на что это было похоже, м?       — Если честно, то на хуй знает что, - я скрестил руки на груди и прислонился к краю стола бедром.       — Какие красноречия, Моран, побойся Бога!       — Ты будешь гореть в аду за богохульство.       — Я буду там править, а ты войдёшь в 9-ый легион. Это в том случае, если я дам достойную рекомендацию.       — Да уж, таким людям, как я, только преисподняя и светит, - я бросил глупый смешок, а потом от неловкости прочистил горло. Почему-то смена темы мне показалась облегчением. Это убеждало меня в том, что правду знать мне не обязательно. Мне казалось, она была ужасающей.       Сказать по правде, я на Джеймса даже не сердился. Хотя в тот же вечер готов был его вспороть и выпотрошить за то, что посмел вторгнуться в мою жизнь.       — Твоя жизнь — это я. Запомни это хорошенько, Себастьян, - выпалил вдруг Джеймс, когда я повернулся к нему спиной и готов был оставить его наедине с делами. — В следующий раз я никого не пощажу.       — Мне сказать тебе "спасибо"? - поинтересовался я через плечо, но не поворачивался, хотя ощущал на себе жаркий взгляд... босса.       — Да, тебе нужно быть немного мне благодарным, что не пришил тебя в тот же день на глазах у твоей... благоверной, - опять этот раздражённый моветон. Он заставил меня улыбнуться.       — Думаю, вряд ли у тебя это когда-нибудь получится, - я развёл руками, а потом сунул их в карманы брюк. — Но будем надеяться на лучшее. Кто знает, может, однажды, тебе удастся спустить курок самому и вместо кого-то перед тобой окажусь я.       — Ты во мне сомневаешься? - возмутился Джеймс и я услышал скрип кожаного кресла. Он подошёл ко мне, я повернулся к нему и мы встретились взглядами.       — А ты?       Мориарти нахмурился, затем его поганые ручонки наметили курс ко мне и приземлились на моих плечах.       — Позволь маленький совет, Моран, - Джеймс начал оглаживать меня взглядом, облизывая сухие губы. Я резко растерялся и отвёл взгляд. Я поймал себя на мысли, что сгорю заживо. Если он не прекратит, всё опять обратиться в кошмар. — Не буди во мне зверя. И тогда, возможно, не обещаю, всё будет как надо.       Он смел с плеча невидимые пылинки и похлопал меня по щеке. Джим смотрел на меня, я смотрел на него, никакой бури, одно безумие. И в тот момент я понял ещё кое-какую вещь: так скажут только те, кто уже выпустил собственных демонов на волю. В тот день они просто сорвались с цепи, а Джеймс пытался сдержать в себе неожиданные порывы.       Да поддайся ты им уже, сил моих больше нет смотреть на то, как ты ворочаешься, словно слон в посудной лавке, боясь сделать лишний шаг в сторону. А я бешусь, потому что уже давно перебил всю посуду.