Я…
— Это не страшно. — Нет. Я проснусь и мы снова с тобой даже не заговорим.…люблю…
— У тебя такие горячие руки, — шепчет Сириус, уткнувшись в его шею. Ремус, кажется, забывает дышать.…тебя.
Я люблю тебя. Неужели ему не показалось? Нет, этого не могло быть. Ремус, не придумывай себе… Глупо было даже надеяться на такое, а ты… Эх. Ремус сквозь сон морщится, переворачиваясь на другой бок. Сириус во сне кажется ему почти реальным — он чувствует даже тепло от его прикосновений, ему чудится, будто и вправду Блэк стоит рядом. И он улыбается так — тепло, с любовью. — Люблю тебя, — хриплым голосом произносит Сириус, запуская пальцы в русые волнистые волосы. Ремус обнимает его, вцепившись так, будто в последний раз. И губы Сириуса, обветренные, сухие, и до невозможности горячие, совсем рядом. Люпин тянется к нему, прижимаясь к горячему телу, целует почти яростно, прикусывает его губы. Он не сразу понимает, что что-то не так — только когда в свете полной луны кожа Сириуса кажется мертвенно-бледной, он оборачивается к окну и не успевает ни о чем подумать. Все его тело сковывает дикий, животный страх, и в следующее мгновение волчьи когти, длинные и неестественно белые, оказываются в миллиметре от шеи Сириуса… Люпин просыпается в холодном поту, злой, несчастный, с раскалывающейся гудящей головой. Сердце колотится так сильно, что, кажется, он перебудит половину Гриффиндора. Ремусу страшно.***
Когда Джеймс открыл глаза и нащупал рукой предусмотрительно оставленный вечером стакан с водой, было еще около десяти утра. К своему удивлению, он чувствовал себя гораздо лучше, чем мог ожидать — голова почти не болела, да и спать не хотелось. Антипохмельное зелье он оставил на тумбочке Люпина — уж ему-то точно оно пригодится. Ремус… Что же вчера произошло? Они должны были остаться с Сириусом наедине — и неужели что-то получилось? Только когда сам Джеймс зашел в спальню, Люпин уже спал, а вот Сириуса не было даже в гостиной. Наверняка тот пошел прогуляться… Главное — не натворил бы чего. Джеймс резко поднялся с кровати. Полог над кроватью Лунатика был задернут, тот наверняка еще спал. А вот спустившись в гостиную, первое, что он увидел — это свернувшийся клубочком на диване Блэк. Видок у него был не из лучших. Синюшные круги под глазами, какое-то бледно-серое и совершенно несчастное даже во сне лицо. Тревожные мысли только усилились.***
Выловить Сириуса Джеймс смог только после обеда — Блэк даже не пошел в Хогсмид, с мрачным видом слонялся по Хогвартсу, а потом закрылся от всего мира стопкой учебников, явно не желая встречаться с Ремусом. Все-таки что-то у них произошло, подумал Поттер. — Эй, Бродяга, — Сириус яростно скрипел пером, переписывая конспект по Зельям, и даже не обернулся. Джеймс, помявшись, продолжил: — Я не знаю, что у вас там с Ремом случилось, но… — Джим, отъебись, ты не представляешь, насколько мне сейчас хреново. Я в очередной раз все испортил, ничего нового. — Сириус! — Да что Сириус? — взорвался Блэк. — Люпин явно не ожидал, что я ему начну признаваться в светлых чувствах! — Ты… Что?! — Джеймс пораженно уставился на друга. Но если они поговорили, то какого черта происходит? — Я сказал ему, что… — И что он? — Он либо не услышал, либо… либо он услышал, вышел и до сих пор не придумал, как со мной разговаривать после такого. — Блять, Бродяга, он тебя… Кхм! «Чертово заклинание конфиденциальности», — пронеслось в голове у Джеймса. Надо было срочно все исправлять. И за какие грехи достались ему друзья-идиоты?.. — Подожди меня, я кое-что забыл, — он вылетел из спальни, громко хлопая дверью и оставляя Сириуса в полном недоумении. Джеймс не услышал летящих ему вслед ругательств.***
Чего и следовало ожидать, Ремус был в библиотеке. «Чем-то они сейчас с Сири похожи», — подумал Поттер. — Что-то хотел? — неприветливо отозвался Люпин, уткнувшись в какой-то древний фолиант. — Я занят, прости. — Нет, Ремус, во имя Мерлина, стой, послушай меня! — громко зашептал Джеймс, не замечая косо поглядывающую на них мадам Пинс. — Это срочное и неотложное дело! Нам нужно выйти. Не дав другу опомниться и начать возражать, Джеймс выволок его из библиотеки, таща в сторону гриффиндорской башни. — Джеймс, что происходит, твою мать?! — Рем, я тебя умоляю, не ори на весь Хог, а просто послушай! Это действительно важно! Это про тебя. И про Сириуса! Ремус поморщился. — Ну и что нового ты мне хотел сказать? Такого, что оторвал меня от чтения? — Рем, да вы просто два гребаных придурка! — от вопящего на весь коридор Поттера то и дело шарахались первокурсники. — Вы феерические идиоты! — Да что, Мерлин тебя побери, такое?! Джеймс резко остановился и затолкал Ремуса в первую попавшуюся нишу в коридоре, накладывая Заглушающее. — Ремус Люпин, я тебе сообщу потрясающую новость. Даже две. Первая — ты либо слепой, либо тупой. Очевидного не замечаешь. Потому что — это вторая новость — Сириус влюблен в тебя по уши и страдает по тебе уже который месяц. Сделав на этом месте выразительную долгую паузу, Джеймс посмотрел на Люпина. Тот помолчал, осмысливая услышанное, попытался что-то ответить, однако Поттер его перебил: — Ничего не говори. Как хотите, но вы нормально поговорите сегодня, даже если для этого мне придется запереть вас в кабинете Дамблдора! — Да что ты… — Заткнись! — Джеймс вытолкнул упирающегося друга в коридор, ворча что-то под нос. — Отпираться бесполезно. Действительно, Ремус не очень представлял, что от него хочет Джеймс, какого черта он ему только что наговорил, и что вообще происходит. А вот когда он почти дотащил его до спальни, до Люпина начало доходить. — Джим, твою мать, что за херня?! — Ты немедленно поговоришь с ним. — Да о чем? — Блять, Лунатик, не тупи, — разозлился Джеймс и шепотом продолжил: — ну, вы, два влюбленных болвана, разберитесь уже! — Да как ты это себе представляешь? — Я не знаю! — не выдержал Поттер. — Вы с начала года избегаете друг друга, не знаю, как вас, но меня это напрягает. Это реально неловко — когда твои лучшие друзья ходят надутые и обиженные на весь мир, по очереди на тебя вываливают все накопившиеся эмоции, а ты тупо не можешь им помочь! Повисло долгое напряженное молчание. Джеймс вздохнул, закатил глаза и подтолкнул Люпина к двери их спальни. Тот отчаянно замахал руками, пытаясь что-то ответить, но Поттер, «для ускорения» слегка его пнув, развернул за плечи. — Лунатик, вы меня оба так задолбали, честное слово, — Джеймс понизил голос. — Сами себе создаёте неразрешимые проблемы… С этими словами он еще раз подтолкнул Ремуса.***
Конспект по зельеварению, эссе по истории магии, задание по ЗОТИ… Все перемешалось в голове Сириуса, невидящим взглядом уставившегося в очередной учебник. Джеймс, очевидно, хотел помочь, но не вышло. Да и какая тут к черту помощь… Интересно, Ремми все-таки услышал? Или… Или действительно можно еще надеяться хоть на что-то? Хотя бы на сохранение остатков дружбы. Из гостиной слышатся чьи-то голоса. И становятся они почему-то все громче. Наверно, это пришел Джим… Дверь открывается резко, со стуком, и в спальню заходит Ремус — взволнованный, раскрасневшийся и невероятно смущенный. Сириус старается не смотреть на него. Совсем. Рем что-то делает у своей кровати. Молчит. Конечно, станет он после вчерашнего вообще разговаривать? Вряд ли. Не стоило и надеяться… Сириус пытается спрятаться за учебником.***
Джеймс говорит сбивчиво, невнятно, и до Ремуса с трудом доходит суть сказанного. Только вот эта суть — она странная какая-то, Джим говорит о вещах совершенно невозможных, неправдоподобных, нереальных! Неужели он думает, что можно как-то исправить все это? Эх. Сохатый хороший друг. Только помочь ему, Ремусу, может только он сам. Но не хочет. Каким-то образом он оказывается в спальне. Разумеется, там сидит Сириус — уткнулся в книгу, выглядит таким серьезным и озабоченным. Поправляет иногда прядь темных волнистых волос, убирая ее за ухо. И не скажешь, что он тоже не выспался… Наверное, ему отлично спалось. Люпин молча подходит к своей кровати и делает вид, что ищет что-то в тумбе. Ну что ж, план Сохатого даже если и был, то провалился. Он понятия не имеет, как сейчас ему вести себя с Сириусом. И… нужно ли что-то говорить? — Ремус, — голос Сириуса странно тихий, спокойный и даже холодный. Рем даже вздрагивает. Что ж… Будь что будет. — Да… Сириус? — ему тяжело даже просто произнести его имя ровным тоном. Блэк вздыхает в ответ и почему-то неуверенно продолжает: — Что, Лунатик, противно разговаривать со мной, не так ли? Нет, не оправдывайся только, я понимаю все. Неужели все, в чем его пытался убедить Джим — правда? А вроде бы он даже не спит. — П-почему… Противно? — его голос срывается на половине фразы, а Сириус отвечает едва слышно. — Ну как. Твой друг (мы ведь друзья, да?) внезапно в нетрезвом состоянии начинает нести какую-то ересь… И после этого какая на хер дружба? Не надо, Ремус, меня жалеть, пытаться перебороть свое отвращение ко мне после… того, что я тебе сказал. Или… Или ты не услышал? — Нет, я… слышал, — отвечает Ремус почти шепотом. — Так я ведь говорю. Не надо. Меня. Жалеть. — Нет, — Люпин испуганно смотрит на парня. Опять Сириус все не так понял! Но… Понял ли он сам, что произошло? Неужели это действительно случилось? А Ремус совсем не знает, что ему сказать… — Что? — Сириус наконец отрывает взгляд от книги. В его глазах — паника, боль и чуть-чуть надежды. — Ты понял все совершенно не так… Я не… Я не чувствую к тебе никакого отвращения. Я… Вот, — он мнется, уткнув глаза в пол и отчаянно краснея. Миллионы раз он продумывал, что сказал бы Сириусу, если бы вдруг смог, но в эту минуту его словарный запас иссяк. Он ведь и подумать не мог, что такая ситуация действительно может произойти. — Ты… что? — Ятожелюблютебя, — выпаливает он на одном дыхании и разворачивается. Ему хочется сквозь землю провалиться, лишь бы не видеть взгляда Сириуса в этот момент. А что, если… Что, если Сириус совсем о другом говорит? А если он вчера совсем не то услышал? А если… Панический поток мыслей прерывают неуверенные, робкие какие-то шаги сзади.***
Ремус выглядит таким смущенным и испуганным, когда Сириус заговаривает с ним, что ни на минуту не перестает в голове Блэка пульсировать одна противная мысль. Он меня боится. Дожили. А ему так хотелось в глубине души хоть на что-то надеяться. Хотелось и… Сириусу трудно признаться себе, но даже сейчас он хочет думать, что все будет хорошо… Ремус так быстро, невнятно произносит эти слова, что Сириус думает, ему послышалось. Но когда Люпин, заливаясь краской, отворачивается, закрывая лицо руками, он откладывает учебник, столь ненужный в этот момент, поднимается с кровати и, подойдя к Ремусу почти вплотную, останавливается, чувствуя, как колотится в груди сердце. Все это просто не укладывается в его голове. Даже комично звучит — «Ремус Люпин только что признался ему в любви». Сириус кладет руку Ремусу на плечо, мягко разворачивая к себе. — Боишься меня, Ремми? — шепчет он, вглядываясь в Люпина, почти пожирая его глазами. — Нет… — Ты так трясешься, будто сейчас упадешь, — Сириус чувствует, как у него самого подкашиваются колени, когда он пальцами касается шеи Ремуса и поднимается выше, к его щеке, исполосованной шрамами. — Впрочем… как и я. Ремус расфокусированным взглядом смотрит куда-то в сторону, прикусывая губу, и Сириусу от этого крышу сносит окончательно. Обхватывая худую фигуру Люпина, прижимаясь к нему, насколько возможно, умоляюще шепчет ему в губы «Можно?». И получает в ответ утвердительный кивок, едва заметный. Мир переворачивается, рассыпается на мириады стеклянных осколков, когда он покрывает быстрыми неловкими поцелуями щеки, лоб Ремуса, все, что только попадается под его губы. И чувствует, как исчезает напряжение и скованность, как расслабленно вздыхает Люпин совсем рядом и как зарывается рукой в копну его волос. Сириус немного отстраняется, пристально вглядываясь в его лицо, в карие, какого-то песчано-золотистого цвета глаза, неверящие, ошалелые, как и у самого Блэка, в россыпь веснушек на носу, в растрепанные волосы. «Мерлин, я точно не сплю?..» — тысячи раз спрашивает он себя. А буквально в миллиметре — чуть приоткрытые губы Люпина, потрескавшиеся, сухие и просто до невозможности желанные. Сириус накрывает их своими, целует медленно, чувственно, но жадно, словно в последний раз. «А если и в самом деле последний?.. — думает он. — Это было бы так жестоко…». Но Ремус, когда чувствует прикосновение губ Сириуса к своим, вздрагивает, как от удара тока, прикрывает глаза. «А он действительно совсем не умеет целоваться», — думает Блэк, чувствуя какой-то особенный трепет при этой мысли. Сириус разрывает поцелуй лишь затем, чтобы сбивчиво пробормотать «Чертовски люблю тебя, Ремми» и вновь притянуть его к себе.***
Когда Сириус сидит рядом, положив голову ему на плечо, Ремус ласково перебирает его волосы, тихо, счастливо вздыхая. Последние полчаса кажутся ему каким-то невероятным сказочным сном. Но это явь — и пальцы Блэка, поглаживающие его ладонь, и тепло и тяжесть его тела, аритмичный, нервный стук сердца, голос с едва заметной хрипотцой, когда он шепчет ему на ухо очередные милые глупости. Счастье переполняет его, не дает свободно дышать. Ему даже кажется, будто действительно оборотни способны на такую всепоглощающую любовь. Оборотни. Он оборотень. Ремус чувствует, что горло сдавливает паника, и дышать ему становится еще труднее. Он не должен, не имеет права обрекать на такое Сириуса. Он не может никого любить! — Сириус, — прерывистым шепотом зовет он Блэка. Лучистыми счастливыми глазами тот на него смотрит, улыбаясь. Ремус пытается высвободиться из его объятий. Каждое слово дается ему с огромным трудом. — Ты знаешь… Я… Я думаю, что вряд ли из этого выйдет что-то… То есть… Я не могу позволить себе быть хоть с кем-то, и с тобой тем более, потому что я… тебя люблю. А оборотни не должны… — Люпин! — в его глазах, влюбленно смотревших на Ремуса еще минуту назад, просто полыхает ярость. На лице его, в одну минуту помрачневшем и посерьезневшем, такое негодование и злость, что Люпин удивляется. — Да какого Мерлина?! Неужели ты думаешь, что я, — он особенно выделяет это, обиженно смотря на него, — что я вдруг испугаюсь тебя! Я что, первый год тебя знаю?! Мне кажется, мы и так с Сохатым и Хвостом сделали пока все возможное, чтобы облегчить твою жизнь раз в месяц, и я сделаю все что угодно ради тебя! Под его грозным взглядом Ремус отворачивается. Что ж, такого истинно гриффиндорского благородства от него и стоило ожидать. Но ведь это… — Это опасно! Сириус сердито смотрит на него, затем за ворот рубашки резко, грубо притягивает к себе и впивается в его губы яростным поцелуем. — Я, — он целует его в шею, щеки, изредка останавливаясь, — никогда не позволю тебе думать, будто я смогу тебя предать из-за этого! Слышишь? Никогда! От того, что мы с тобой будем вместе, ты опаснее не станешь, наоборот, я просто всегда буду с тобой в эти дни! — Но я могу тебя… — Молчи! — Сириус нависает над ним, вцепившись в его рубашку так, что она едва не трещит по швам. — Не смей так говорить! Ты такой же, как и все люди. Даже лучше, во много раз лучше! И что бы ни случилось, мне легче сдохнуть с тобой вместе! Он наклоняется к Люпину, несчастному, потерянному, целует в этот раз нежно и неторопливо. Руки Ремуса вдруг оказываются под его рубашкой, и Сириус, прижимаясь к нему все ближе, думает, что никогда не чувствовал подобного. Он неуверенно, будто спрашивая разрешения, смотрит наконец улыбнувшемуся Ремусу в глаза с расширенными от возбуждения зрачками. Сириус расстегивает пуговицы его рубашки одну за другой дрожащими руками, едва ощутимо касается губами его шеи. Все это он проделывает не впервые, но в эту минуту чувствует себя неопытным юнцом. А Люпин под ним судорожно вздыхает, прикрывая глаза. — Просто поверь мне, — жарким дыханием опаляя кожу, шепчет он Ремусу, — что бы ты ни сказал мне, я всегда буду рядом. Не отделаешься. Одним взглядом Ремус отвечает: «Я люблю тебя».***
— А все-таки мы с тобой два идиота, Ремми, — смеется Сириус, растрепанный и счастливый. — Мы столько времени упустили. — Зато теперь все даже слишком хорошо, — лениво говорит Ремус, потягиваясь. — Знаешь, сегодня ночью после нашего разговора ты ушел в душ, а я не очень хорошо запомнил, что делал дальше. Но помню, что спать лег на диван в гостиной. Нервничал. — Да будто я не беспокоился… Мне снилось… — Ремус ежится, — мне снился ты. — А мне ты. Ах, да. Я ведь не сразу уснул. Кажется, я подошел тогда к твоей кровати, долго около тебя стоял. Ты очень милый, когда спишь. Ремус фыркает и переворачивается на другой бок. — Мне во сне показалось, что ты рядом стоишь. Так это действительно был ты? — Наверное, — Сириус вновь обнимает его, положив голову Люпину на плечо. В спальне все еще пусто. Наверное, Джеймс предупредил Питера, и поэтому никто им не помешал. А если бы они и зашли минут пятнадцать назад, то… Было бы неловко. Ремус краснеет. А впрочем, к чему эти мысли? Впереди у них с Сириусом еще разговоры с друзьями, недосказанные друг другу, но важные фразы, прогулки по Хогсмиду, учеба, экзамены — вполне счастливая жизнь. А пока совсем рядом лежит Блэк, довольный, счастливый, со светящимися влюбленными глазами, и переплетает их пальцы. Ремус думает, что он открыл маленькую персональную формулу счастья.