Мы знаем Вселенную, но мы не знаем ее как наполненную чудесами. Дети знают, любящие знают. Иногда знают поэты и сумасшедшие. Мы не знаем, что мир наполнен чудесами.
Ошо (Бхагван Шри Раджниш)
Алек парил в невесомости с закрытыми глазами и наслаждался тишиной, миром и спокойствием. Воздуха вокруг будто и не было — Алек даже не знал наверняка, ведь дышать было совсем необязательно. Его тело также не существовало, и он не ощущал своих рук и ног, не мог понять, где находится голова, где спина, а где пальцы, и что вообще происходит, но это совершенно не беспокоило его. Он находился в самом блаженном состоянии, которое только можно было вообразить, казалось, уже вечность, и был готов провести в нем еще столько же. Иногда он лениво, сам того не желая, открывал глаза, толком и не понимая, что делает: все вокруг было нежно-белым и невесомым, создавая впечатление, что он находится то ли в огромном воздушном коконе, то ли просто среди плотных мягких облаков, защищающих его со всех сторон, любовно обволакивающих его тело и излечивающих каждую рану, как физическую, так и духовную. Алек не помнил боли: он не испытывал никаких ощущений слишком давно, на душе его было спокойно, и он попросту наслаждался этим умиротворяющим полетом в никуда. Мыслей в его голове тоже не было: ему было слишком хорошо, чтобы думать. Мягкость окружающего его пространства и полная безмятежность совершенно не способствовали какому-либо развитию или хотя бы разумному мышлению, и ему больше ничего не хотелось. Парить в невесомости днем и ночью, быть защищенным и окутанным теплом, не знать горестей, обид и несчастий… не это ли был настоящий рай? Наверное, он. Со временем Алек даже на автомате не хотел открывать глаза — ему это было попросту не нужно. И все могло бы быть идеально, и ласковая, манящая бесконечность этого места была готова с радостью подхватить Алека окончательно, запеленать его в свой кокон потуже и никогда не отпускать, если бы не одна маленькая вещь, мешающая ему уйти за грань окончательно — голоса. И от них не спасали ни закрытые глаза, ни волшебство этого места, ни размягченное состояние его тела, ни полное отсутствие мыслей. Голоса появились недавно, но уже знатно мешали. Они проявлялись то и время, вытягивая Алека из состояния полного расслабления, заставляя его просыпаться, выныривать из сладкой неги, в которой он собирался нежиться вечно. Они не были громкими, но казались таковыми из-за отсутствия других раздражителей, и чем больше времени проходило, тем больше Алек слышал их, и тем отчетливее были звуки. Это неимоверно злило, разрушая картинку его нового, полностью безмолвного мира: он был уверен, что больше не был кому-то должен, что заслужил свой покой, что этот невесомый полет сейчас — его награда, но все же не мог забыться до конца из-за чертовых звуков. Сначала они казались отдаленными, будто звучащими за толстой каменной стеной, а потом словно приблизились, и Алек вдруг стал различать более тихие, но раздражающие женские голоса и более спокойные, но громкие мужские. Женские голоса вызывали у него гораздо больше раздражения хотя бы потому, что то и дело они поднимались, доходя чуть ли не до визга, словно требуя чего-то, крича ему на ухо, но разобрать слов Алек не мог, да и не пытался, если честно. Сегодня был один из тех самых моментов, когда его спокойствию до жути назойливо мешали, и, хотя Алек все так же парил в невесомости и ему все так же было комфортно, голоса вызывали мысли раздражения, а думать ему совершенно не хотелось. Он слишком привык к тишине собственного сознания и даже стал понимать, что эти то и дело возникающие мысли были единственным, что удерживало его от полного погружения в счастливо спящее состояние, но как Алек ни пытался забыться и вернуться в прежний плывущий сон, он не мог не думать, когда появлялись голоса. Они бесили его с самого своего возникновения, но в какой-то миг рекорд по их назойливости был мастерски побит, и это изменило все. Все началось примитивно: где-то рядом Алек услышал женский голос, звучащий ну очень уж грустно, привычным повседневным тоном рассказывающий ему что-то, как и всегда. И Алек мог это перетерпеть. Но вскоре к нему присоединились еще несколько басов, и все они стали о чем-то спорить. К этому моменту Алек мог распознавать отдельные слоги, но все равно не понимал, о чем они говорят, и это раздражало его еще больше. Ему хотелось избавиться от них, стереть из своего спокойного мира и навсегда позабыть об их существовании. Но когда через какое-то время к ним присоединились еще два голоса — женский и мужской, Алек понял, что его план будет трудно осуществить, и постоянно возрастающий гул, непрерывные вскрики над ухом так осточертели ему, что впервые за все время Алек попытался сосредоточиться. Хотя бы для того, чтобы понять, о чем голоса спорят и прогнать их навсегда. Поначалу это ему совсем не удавалось: его мозг никак не мог начать работать после такого долгого пребывания в желеобразном состоянии, да и вообще, Алек не мог вспомнить, что надо делать для того, чтобы напрячься. Он не обладал своим физическим телом, не мог замереть или остановить полет, повернуться или сказать что-то. Он даже не мог открыть глаза и осмотреться, ощущая то ли приятную расслабленность, не дающую мышцам сделать это, то ли просто… невероятную слабость. Но что-то спящее глубоко внутри него вдруг проснулось. Возможно, Алек действительно устал и захотел избавиться от раздражителей в этот самый момент, но, возможно, этому поспособствовали и неуловимо знакомые интонации, которые вызвали первые полностью осознанные мысли. «Я знаю этого человека». И этого оказалось достаточным. Алек начал слышать. — Алек, Алек, Алек… — чуть ли не истерично крутилось в его голове, и это уже были отнюдь не его мысли. Кто-то звал его, надрывно, не жалея сил, постоянно. В голосе — женском, высоком и каком-то обреченном, звучали слезливые нотки, и тогда к Алеку стали возвращаться чувства. Он вдруг понял, что, хотя еще и летит, ощущая все тот же восторг и блажь, он чувствует и что-то новое. Сочувствие. Ему было искренне жаль этот голос и того, кому он принадлежал. И это было чертовски плохо. Эмоции, особенно негативные, пробуждали осознанность, которая будила желания и подталкивала к какой-никакой активности, поэтому Алек вновь закрылся в себе, погружаясь в глубокий спасительный сон. Тот, который уже не мог быть таким, как прежде, и как бы подсознание Алека не хотело утихомирить его, вернуться к прежнему размеренному существованию, это не было возможным. Теперь Алек то и дело «выныривал» наружу, каждый раз отмечая, что с ним что-то происходит, что и он, и его тело меняется, что его мысли становятся осмысленнее, глаза не слипаются так, словно он не спал несколько столетий, а слух улучшается, вылавливая и различая все больше звуков, окружающих его. Алек еще не настолько осознавал происходящее, чтобы строить полноценные догадки, но он был уверен, что все это ведет к какому-то логическому концу и совсем не ожидал, что тот настанет так быстро и легко и будет вызван одним еле слышным словом, шепотком, который проберется ему глубоко внутрь, выпотрошив его грудную клетку, и, наконец-то, заставив сердце вновь забиться в уверенном, устойчивом ритме. — Александр, — было это слово. И тогда весь мир взорвался. От прежнего спокойствия и ложного, тягучего состояния невесомости не осталось и следа. В голове у Алека резко поменялись местами юг и север, его затрясло и понесло куда-то с бешеной скорость. У него не было возможности контролировать это, но в отличие от прежнего состояния полной апатии, теперь он думал, и мысли эти не могли не быть паническими. Он летел так, как иногда летают люди в кошмарах, сваливаясь с большой высоты, и, когда он внезапно почувствовал под своей спиной что-то жесткое, ему показалось, что он свалился с небес и теперь окончательно умирает, но его разум и душа, вмиг объединившись, не дали телу раскиснуть вновь, и Алек подскочил, широко распахивая глаза и принимая практически сидячее положение, чувствуя острую, пронзившую тысячами мелких осколков спину боль. Из его рта вырвалось хриплое, надрывное «Магнус», а потом он отключился, резко упав назад и даже не успев увидеть таких же широко распахнутых, полных отчаяния и надежды карих глаз.***
Несколько последующих дней прошли как в тумане. Словно в противовес тому лёгкому, невесомому состоянию, Алек вдруг начал ощущать свое тело уж слишком хорошо, и это были далеко не самые приятные чувства. После долгого лежания его мышцы полностью размякли, отказываясь напрягаться, руки и ноги почти не слушались, а все тело болело. Алек готов был поклясться, что каждая его малейшая косточка ныла, недовольная грубым возвращением в мир боли. Но все это не могло и близко затмить ту яркую, пульсирующую мысль, которая возникала каждый раз, когда он приходил в себя на пару минут. — Я жив… Магнус жив… мы живы, — шептал он, словно умирающий в бреду безумец. Только вот Алек не умирал. В этот раз он наконец-то оживал. И проснувшись на третьи сутки, он вдруг понял, что повсеместная невыносимая боль прошла, оставив после себя только неприятное напоминание в виде саднящих, непонятно откуда взявшихся ран на теле. Тем не менее, его глаза четко видели, предметы наконец перестали расплываться, руки и ноги начали подчиняться разуму, а энергия била ключом так, будто он хорошенько проспался после сложных рабочих будней. Алек присел на кровати, как оказалось, не такой уж и жесткой, и оглянулся вокруг: комната была ему незнакома, но напоминала больничную палату Института (Алек готов был поклясться, что это он и был) для вип-персон своим стерильным, но богатым убранством. Он находился один в окружении кучи непонятных пищащих предметов, от его руки отходил длинный прозрачный провод, а рядом на тумбе стоял небольшой аккуратный букет полевых цветов. Алек улыбнулся помимо воли. Эти цветы обычно собирали они с Черничкой, чтобы удивить Магнуса, который никогда не воспринимал даже такие мелкие подарки как должное, сколько бы Алек не пытался его к этому приучить. Словно в ответ на его мысли дверь в комнату отворилась, и в нее буквально влетел и сам Магнус, останавливаясь у кровати Алека и замирая, не веря своим глазам. Пару раз переведя взгляд на размеренно пищащие датчики, он рвано вздохнул, приложил руку ко лбу, потер глаза и вновь распахнул их. Алек мог буквально видеть, как неверие борется с тем, что тот видит перед собой, и в этот самый момент паззл и в его голове сложился окончательно, и понимание того, что произошло, обрушилось на него, накрывая с головой. — Магнус, — сдавленно прошептал он. — …Магнус! — Александр… — также шепотом пробормотал маг, и через секунду Алека сдавили в объятиях, опасливо-аккуратных, но в то же время самых крепких из всех, которые он только когда-либо испытывал. Магнус сжимал его так, словно боялся, что отпусти он охотника на мгновение, тот снова исчезнет. Он опирался коленом о край кровати, стараясь сильно не наваливаться на Алека, но тот все равно ощущал его всем своим телом. Руки Магнуса ощупывали его, будто проверяя все ли на месте, гладили по спине, зарываясь в волосы, и только когда он вдруг обмяк, буквально повисая на Алеке и начиная содрогаться всем телом, Алек понял, что Магнус плачет. Магнус плакал так, как плачут люди, потерявшие всякую надежду, а затем увидевшие чудо: это не был надрывный громкий плач, истеричные завывания или расшалившиеся нервы, это было намного, намного ужаснее. Магнус не издавал никаких звуков, кроме громкого дыхания и посапываний, но его трясло так сильно, что Алеку пришлось нащупать одной рукой подушку, приподнимая ее, облокачиваясь на спинку и подтягивая Магнуса на себя, пока тот на автомате не забрался на кровать за ним, не разрывая объятий, буквально укладываясь сверху на Алека. — Я тут, я жив, все хорошо, — шептал Алек ему на ухо, крепко удерживая Магнуса на себе. Из-за того, в каком состоянии находился его любимый человек, он позабыл обо всем на свете и сконцентрировался только на нем, на некоторое время даже отвлекшись от потрясенных мыслях о своем возвращении. У него не было никаких сомнений, что его желание сбылось и он вновь попал в свою первую жизнь, более того, он чудесным образом помнил ее всю в детальных подробностях так, будто никогда и не исчезал отсюда, но это было не так, а значит, он отсутствовал какое-то время, и Магнус… Магнус считал его мертвым. Ну, или полумертвым, раз он все-таки очнулся на больничной койке, а не под толстым слоем земли. В любом случае, он наверняка отсутствовал какое-то время и вполне себе мог никогда не вернуться, поэтому у окружающих были все основания считать его мертвецом. И хотя воскрешение не являлось необычайной редкостью в сумеречном мире, обычным явлением его тоже нельзя было назвать, поэтому держа то и дело приподнимающего голову Магнуса, пытающегося убедиться, что Алек действительно жив и находится в его руках, и вспоминая то, как глупо он подставился в первый раз, несмотря на все предостережения мужа и родных, Алек четко решил, что сделает что угодно, лишь бы эта ситуация не повторилась. Лишь бы его любимому человеку не пришлось хоронить его заново. Лишь бы не видеть его вновь настолько разбитым, не в силах поверить в то, что сердце Алека забилось вновь. В это мгновение Алек поклялся себе никогда больше не разбивать сердце Магнуса, и он готов был сделать все, что угодно, чтобы сдержать свою клятву.***
Нормально проговорить им удалось только на следующее утро. Несмотря на то, что Алек ощущал себя полностью здоровым, Магнус отказался так сразу отпустить его на свободу, заявив, что больше не выпустит Алека из поля зрения и на мгновение. Алек прекрасно понимал, что Магнус бы никогда не стал удерживать его рядом насильно, но все равно ощутил укол вины — он был уверен, что еще долго будет видеть в глазах Магнуса безуспешно скрываемый им огонек страха. Разговор был долгим, обстоятельным и тяжелым, но Магнус заслуживал знать правду и то, насколько важной была его роль в любой жизни Алека, пусть даже у него и не получалось вот так сразу осознать, что все это время его альтернативные версии помогали его мужу. Как оказалось по ходу дела, Алеку и самому было необходимо выговориться, сбросить так отягощающий его груз с плеч, и знать, что хоть кто-то будет в курсе абсолютно всего, что с ним произошло. Он видел, что Магнус не то чтобы не верил ему, а, скорее, не мог осмыслить услышанное и сомневался во многих вещах, но упорно продолжал рассказ. В конце концов, было бы странно воспринимать подобное без повторных вопросов и сомнений — Алеку бы и самому было невероятно трудно поверить в нечто такое, но во время путешествий у него было предостаточно времени для размышлений, поэтому сейчас он воспринимал все практически спокойно. Чем дольше длился рассказ, тем сильнее это выматывало Алека в психологическом аспекте, да и Магнус попросту не успевал переваривать всю информацию, грозящуюся взорвать его бедный мозг, поэтому в полдень они обоюдно решили вздремнуть, а после, ближе к обеденному времени, Алеку наконец было позволено встать. Больным в физическом плане он себя не чувствовал совершенно, но и того заряда энергии после отдыха в этот раз не было. Вместо этого он чувствовал себя как-то иначе, немного по-новому, будто что-то в нем изменилось. Долго думать над этим он не стал: в конце концов, как сказал Магнус, он долгое время провалялся в постели и ничего удивительного в странном состоянии его тела нет. Мышцы Алека — вот что пострадало больше всего даже несмотря на магию, которая хоть и значительно облегчила его состояние, не была способна слепить ему новое тело, моментально убрав из его памяти все произошедшее. Первые шаги Алек делал осторожно, придерживаясь кровати, под пристальным наблюдением Магнуса, готового помочь в любую секунду. Впрочем, все обошлось, и спустя получасовой разминки и двух склянок зелья, Алек был вполне доволен. Бегать или тренироваться он, конечно, сейчас бы не смог, но ходить в среднем темпе — спокойно. Более того, Магнус настоял на долгом ручном массаже, призвав несколько дополнительных тюбиков с маслами, моментально наполнившими восточным ароматом всю комнату. Магнус действительно имел замечательные руки и бесконечное число талантов, поэтому Алек полностью доверял ему в этом. Лежа на трансформированной в массажный столик кровати, он думал над тем, что Магнус так спешит занять себя чем-то, наверное, еще и потому, что это дает ему время отвлечься и обдумать все, что они обсуждали. Алек не мешал его мыслям, молчаливо наслаждаясь уверенными, в меру сильным ладонями на своей спине, оживляющими его тело и дарящими приятное, ни с чем не сравнимое тепло от любимого человека. Мысли лениво появлялись в его голове: в этот раз только потому, потому что он сам не хотел активно думать. Ему хотелось быть здесь и сейчас, в полную силу наслаждаясь этим моментом и упиваясь осознанием того, что он сделал это, что все получилось. Он прекрасно понимал, что полностью принять за пару часов то, что твой дражайший супруг не спал и не находился в коме, а путешествовал по разным Вселенным, было невозможно. Ничего такого он и не требовал, а доверие в их семье и так было ключевым понятием, и Алек мог не бояться, что его россказни примут за нечто вымышленное или что его станут обвинять в безумии, не разобравшись толком в вопросе. Сама мысль о том, что все это был только сон, что он, умирая, бредил, и потому видел то, чего желал больше всего, в каком-то плане имела смысл, но обдумав все тщательно, вспомнив свои ощущения и мысли, а также все то, чему он научился и что узнал, Алек решил, что это было бы еще невероятней, чем сами его путешествия. Они просто не могли ему присниться. И если бы он был во сне, его подсознание бы выбирало только то, что он действительно хотел видеть: что-нибудь светлое и счастливое, приятное и легкое. Он бы сидел в обнимку с Магнусом поздней ночью, попивая вино прямо на кровати, планируя не спать до утра, но никак не умирал бы всевозможными способами, не пытал любимых людей и не видел их смертей. Сейчас, уже окончательно придя в себя, Алек буквально задыхался в потоке мыслей, наконец получившем полнейшую свободу. Мысли о Магнусе и детях были первыми в его списке, потом шла остальная семья Алека, и только потом все, что, собственно и произошло. На мгновение сердце Алека чуть не остановилось, когда ему в голову вдруг пришла идея, что он мог вернуться сюда годами, а то и всеми прожитыми в других мирах столетиями позже, и никого из знакомых уже могло не быть в живых, но он тут же дал себе мысленную пощечину: первое, что он увидел, открыв глаза, был календарь, и год на нем был все тот же. Тогда у Алека в голове была сплошная мешанина, и он едва ли придал этому значение, но сейчас он был неимоверно благодарен тому, кто вообще повесил сюда календарь. После массажа Магнус наконец согласился убрать больничную кровать, а вместе с ней и эти жуткие, пищащие без перебоя приборы, убедившись, что в них больше нет нужды, и теперь они полулежали на широком мягком диване, вытянув ноги, отдыхая и усиленно думая. — Александр, — позвал Магнус спустя некоторое время. Его голос был тихим, лицо сосредоточенным, а взгляд застыл все на том же календаре, будто поймав направление мыслей Алека. — Сегодня сорок четвертый день с того момента, как ты впал в кому, и я никогда не слышал о том, чтобы люди путешествовали сквозь Вселенные, балансируя на грани окончательного соития с смертью. Даже если предположить, что это возможно, это очень долгий срок. Алек нахмурился, медленно соображая. Его так взволновал нынешний год, что на месяц он и не подумал глянуть. Теперь же его мысли заработали в совершенно другую сторону. — Сорок четвертый день? Ты хочешь сказать, что за все это время… за все эти столетия, которые я провел там, рождаясь, учась, влюбляясь, умирая и вновь рождаясь, здесь прошло только тридцать девять дней? И я очнулся на сороковой? Магнус вздрогнул, потрясенно выдохнув, и с сожалением посмотрел на него. — Мне так жаль, Алек, — тихо отозвался он. Некоторое время в комнате вновь повисла тишина, в этот раз тяжелая и слегка неуютная. Алек снова погрузился в размышления о том, как много он пережил за столь короткое время в этом мире, когда Магнус резко вскочил с места, начиная взволнованно ходить перед диваном туда-сюда. — Тридцать девять, Алек! А на сороковой день тебе стукнуло сорок, понимаешь? Как раз тогда, когда ты очнулся. То есть в твой день рождения. Ты пробыл за гранью ровно столько дней, сколько тебе насчитывалось земных лет! Алек пораженно уставился на него в ответ: — Думаешь, это простое совпадение? — Определенно нет, — ответил Магнус. — Не понимаю, как сразу об этом не подумал. Все знают, что сороковой день носит сакральное значение даже в примитивном мире. Это день, когда душа полностью отделяется от тела, покидает его навсегда. Или же… — он неуверенно взглянул на Алека, — возвращается назад? Алек привстал, хватая Магнуса за руку и усаживая рядом с собой, чувствуя, что и его начинает потряхивать. — Моя душа же точно на месте, да? — спросил он, чувствуя себя чрезвычайно глупо. — Я же не могу быть восставшим мертвецом? Магнус не стал смеяться. Возможно, в другой ситуации это все и показалось бы смешным, а вопросы прозвучали по-детски наивными, но сейчас они таковыми не казались. И глядя на жутко побледневшее лицо Алека, Магнусу стало не по себе. — Разумеется нет, дорогой. Тело не может существовать без души, да и в нашем мире еще нет зомби, только вампиры, — попытался разрядить обстановку он. Алек облегченно выдохнул, отчаянно нуждаясь именно в таком утешительном ответе. И все же, вопросов у него еще было предостаточно, и сейчас пришла его очередь узнавать все. — Магнус… Я рассказал тебе все. Знаю, в это сложно поверить, но это так. Я точно знаю, что умер, но проснулся я здесь… Что произошло? Почему? Как я оказался здесь? — тихо спросил он. — Это был самый ужасный день в моей жизни, — отозвался Магнус. Он замолчал, гулко сглатывая невидимый комок, забивший горло, и продолжил, стараясь не показывать, насколько сильно не хотел вспоминать произошедшее. — Когда я смог добраться сюда, ты лежал практически без дыхания. Все вокруг сходили с ума, кричали и мельтишили, но помочь не могли. Они даже не понимали, что произошло. Обычная миссия, отряд юных охотников под твоим присмотром, которые влезли в какое-то дерьмо и оставили тебя разгребать… что могло пойти не так? Клянусь, когда я увидел тебя… ты был полностью белым, и на секунду я подумал, что уже поздно. Но Изабель налетела на меня, встряхивая изо во всех сил, и я заставил себя работать. Я был прав. Почти. Тебя вполне можно было назвать мертвецом: обычный человек уже был бы мертв, и ты держался лишь на остаточном эффекте рун и природной силе, — Магнус замолчал, прикрывая глаза. Он будто заново переживал тот день, и непрошеные картинки появлялись в его голове помимо воли, но Алеку нужно было знать правду. — Я делал все, что мог. Вкачал в тебя столько энергии, зелий и магии, что не удивился бы, если бы ты взорвался. Вызвал всех знакомых магов для помощи, но максимум, чего мы добились — ты продолжал дышать с помощью этих трубок. Это было ужасно, но в то же время это вселяло хоть какую-то надежду. Хотя… это я понял после. Тогда надежды практически не было. Мы провели целые сутки, беспрестанно подпитывая тебя энергией, излечивая все раны, но ты никак не приходил в нормальное состояние. И тогда Кэт сказала, что следующий день будет твоим концом. Потому что ты охотник и не можешь жить на одной магии. Ее хватает, чтобы подлечить или залатать, но ты не смог бы прожить так долгое время, не приходя в себя, — его голос потух, и Алек непроизвольно потянулся вперед, сжимая плечи Магнуса. — Мне так жаль, — только и удалось прошептать ему. — Ты не представляешь, как мне жаль, что вы все прошли через это. Магнус ничего не ответил. Вцепившись в Алека обеими руками, он наклонил голову, прислушиваясь к его сердцебиению, все еще не в силах поверить, что тот точно дышал сам и никуда не собирался исчезать. Спустя некоторое время Магнус слегка отстранился, но руки не убрал. — Когда я думал, что это конец, пришла Клэри. С красными глазами, растрепанными волосами, в какой-то огромной майке Джейса, болтающейся на ней, как мешок… видок у нее был еще тот, — печально усмехнулся он. — Но она стала убеждать нас, что у нее было видение. Что нас с тобой необходимо сию минуту связать руной, которая соединит не только наши сердца, но и наши души. Конечно, я сразу же согласился. Хуже быть уже не могло. И она сделала это. Боль, которую я испытывал при нанесении руны, казалась ничем по сравнению с болью, которой я наполнялся от одного взгляда на твое бледное, неподвижное тело. Но руна помогла. Ты задышал сам и, прежде чем мы смогли обрадоваться, погрузился в глубокий сон. Кэт сразу установила, что твое тело проснулось, поняло, что не справляется, и погрузило тебя в этакую магическую кому. Руна смогла пробудить знания тела, необходимые для выживания, дала тебе частичку моей внутренней энергии, но чтобы проснуться полностью, нужно было что-то большее. И мы не знали, что. Таких случаев никогда не было, никакие лекарства не были в силах помочь, но я пообещал себе, что никогда не сдамся. Даже если бы все остальные ушли, я бы остался. Я бы думал над тем, как спасти тебя, чем помочь. За эти сорок дней я прочитал больше книг и узнал больше информации, чем за всю свою жизнь, — Магнус горько улыбнулся. — Ты всегда заставлял меня творить невероятные вещи, Александр. Алек сжал его руку в ответ. Эмоции, переполняющие его, были настолько противоречивыми, что он и не знал, как реагировать и что говорить. Алек был растерян и чувствовал, что вообще ничего не понимает, но в то же время осознавал, что знает тут больше, чем кто-либо еще; он был безмерно счастлив, что его желание сбылось, но в то же время не мог не испытывать адскую боль, представив, через что прошел Магнус. — Где она? — вдруг спросил Алек. — Эта руна? — видимо, даже если его тело и пришло в порядок, в разуме еще творился переполох, и Алек даже не сразу сообразил, что, возможно, он уже знает, что за руну придумала Клэри. Отпустив его руку, Магнус мягко оттолкнул Алека назад, заставляя его вновь опереться о спинку дивана, и задрал его больничную белую майку. На его груди, прямо рядом с сердцем ярко горела руна Союза, и Алек помимо воли улыбнулся, зачарованно проводя по ней рукой. — Она сработала, — прошептал он. — Это невероятно. Руна был теплой и приятной и разительно отличалась от всех остальных, бледных и никак не чувствовавшихся сейчас. На мгновение Алеку показалось, что она пульсирует, и он прикрыл глаза, пытаясь понять, так ли это. Магнус наблюдал за ним с удивленно-изумленным выражением лица, не в силах уловить мысли Алека. Никто еще не возвращался из комы таким же, каким был прежде, и если учитывать, что все рассказанное Алеком и правда произошло, то тот тем более должен был измениться. Это не было плохо или хорошо, в конце концов, Магнусу было плевать на такие мелочи, учитывая, что Алек действительно вернулся к нему. — Александр… — внезапно осевшим голосом позвал он, — я не знаю, осознаешь ли ты, но то, что руна связала наши души означает и кое-что еще… Тогда меня не заботило ничего, кроме того, что я должен воспользоваться любым шансом, чтобы спасти тебя, но сейчас… — его голос потускнел, брови слегка сдвинулись к центру, формируя на лбу небольшие складки, и Алек даже не сразу сообразил, что же заставило Магнуса вдруг так повести себя. — Ох, — выдохнул он через некоторое время. — Я теперь бессмертен и здесь. Это было странно. Алек настолько привык, что он смертен, но в то же время бессмертен в концепции новых Вселенных, что принять то, что теперь он навсегда останется здесь, было не самой простой вещью. Но невероятно облегчающей. Прожить всю жизнь с любимым человеком, зная, что теперь они на равных условиях, а миры вокруг него наконец прекратили вертеться с бешеной скоростью, было мечтой. Очевидно, Магнус так не думал. Он не был уверен в том, что Алек захочет этого, и это было понятно: больше чем кто-либо иной Алек успел убедиться, что зачастую бессмертие казалось самым тяжёлым в мире бременем. Но в этот раз он не был один. — Мне не жаль, что я согласился, — вернул его на землю очевидно нервничающий Магнус, пытаясь оправдаться. — Это было правильным решением. Я бы не смог жить и сам, если бы не попытался спасти тебя. Алек резко прервал его, не желая развивать эту тему: — Магнус, я не сержусь. В каком-то плане, я привык к бессмертию. И бессмертие с тобой… что может быть лучше? Я люблю тебя. И я знаю, что нам не всегда будет легко, но даже не думай винить себя и делать из меня жертву. — Оу… я тоже люблю тебя, Александр. Больше, чем жизнь, — выдохнул Магнус, слегка ошарашенный напором защищающего его мужа. Он явно не ожидал такого, но был только рад, что Алек не собирался предъявлять ему претензии. — Знаешь, я думаю, ты выжил как раз благодаря совокупности всех факторов: нанесению руны, которая связала наши души и сделала бессмертным твое тело и здесь, твое сильное и искреннее желание вернуться и идеальное время для его исполнения. Кто знает, смогло бы все это сработать в какой-то другой день, учитывая, что мы не имеем понятия, как вообще идет время в других мирах. Алек согласно кивнул, слегка нахмурившись. Он тоже успел подумать о том, как невероятно удачно все сложилось, и пришел к выводу, что ему действительно был дан шанс вернуться какими-то невидимыми силами сверху, и не попади он тогда в умирающий мир, не увидь он навечно засыпающего Магнуса, вряд ли бы он попросил их помочь ему с таким отчаянием и надеждой. — Это имеет смысл, — наконец сказал он. — Знаешь, даже в последних мирах я уже видел знаки, будто предупреждающие меня, что скоро все изменится. Особенно сильно меня поразило… — он кинул аккуратный взгляд на внимательно слушающего Магнуса и тихо продолжил: — Меня поразил ты. Иногда ты говорил странные вещи в наши последние встречи. Такие, которые я мог бы услышать от тебя, но никак не от твоих альтер эго, которые не знали меня настолько хорошо. Алек умолк, понимая, что его слова звучат более чем странно, но они были правдой. Он хотел какого-нибудь ободрения, заверения, что все в этом мире возможно, но никак не ожидал, что Магнус вдруг подскочит, широко распахивая глаза. — Я вспомнил! — взволнованно заговорил он. — Я видел сны о тебе! Каждый чертов раз, когда я засыпал, я видел сны о тебе, но они ускользали так быстро, когда я просыпался, что я не мог потом ничего толком вспомнить. Как-то раз я проснулся среди ночи в слезах, потому что мне приснилось, что на тебя напали, избили и бросили куда-то умирать, — он запнулся, внезапно вспоминая все в деталях настолько ярко, будто только-только заново просмотрел тот сон. — Тот раз я запомнил лучше всего, потому что потом долго не мог уснуть и прокручивал в голове увиденное. — Ради ангела, — прошептал Алек, — ты мог видеть мои жизни? Хотя бы какие-то их части? Меня определенно избивали и оставляли подыхать больше раз, чем мне бы хотелось запомнить. — Я не знаю, — с ужасом отозвался Магнус, отчаянно пытаясь не представлять одинокого, раненого Алека где-то далеко от него. — Я уже ничего не знаю. Раньше мне казалось, что и твое возвращение на этот свет невозможно, но теперь… Почему я так резко вспомнил их, Александр? Если это просто сны, то они могли быть вызваны моими переживаниями и горем, и я просто… — Его голос вновь надломился, и Алек придвинулся ближе, обхватывая его руками и начиная тихонько покачивать их обоих. — Все хорошо, Магнус. И это могли быть просто сны… но никто не запретит мне думать, что ты каким-то образом был все это время рядом со мной еще и в духовном плане, и, возможно, мог влиять на действия себя другого, верно? Магнус слабо улыбнулся, находя в этом некое утешение. Все было возможно, а узнать наверняка, были ли его видения реальными, вряд ли когда-либо представится возможным, поэтому он взял себя в руки и встретился взглядом с Алеком, решая сменить тему. — Хочешь посмотреть на мою руну? Она полностью идентична с твоей, — внезапно скромно спросил он. — Никогда не думал, что на моем теле появится знак охотников после того, как даже на свадьбе мы выкрутились и обошлись без этого. Алек распахнул глаза, быстро кивая. Казалось бы, он вернулся и находился в одном месте, но вокруг было столько всего нового, что он просто не успевал мысленно обсудить с самим собой одну вещь, как переключался на другую. Магнус расстегнул несколько пуговиц своей непривычно темной рубашки и аккуратно обвел пальцем контуры руны. Алек следил за его движениями неотрывно, немного жадно, не зная, как реагировать. Он скучал по нему, скучал по его голосу, рукам, телу. Скучал по этим кошачьим глазам, таким необычным и запоминающимся, которые Магнус и не думал сейчас скрывать, слишком усталый и перенервничавший. И даже несмотря на совсем недавнее возвращение, Алек просто по привычке не мог не проскользить взглядом по голой груди своего мужа, желая не столь чего-то сексуального, сколько попросту тепла от родного человека. — Она прекрасна, — хрипло сказал он спустя некоторое время, — я бы никогда не подумал, что руна будет так подходить тебе-магу. Хотя… тебе же подходит все. Магнус тепло улыбнулся Алеку в ответ. — Еще не вставал с постели, а уже флиртуешь? — мягко спросил он, будто осторожно разведывая обстановку, пытаясь понять, уместно ли уже шутить или пока лучше не стоит. Алек громко фыркнул. Он понимал, что делает Магнус. Видел, с какой бережностью тот относится к нему. Как будто бы раньше он этого не делал. Но… Алек был в порядке. Просто ему осталась самая трудная часть работы: привести голову в порядок, проскладировать кучу воспоминаний по полочкам и отправить их далеко-далеко. Так, чтобы они не мешали жить и воспринимать эту реальность, а были просто сказками, которые можно будет потом рассказывать внукам. — Магнус, а как так получилось, что я все еще не видел детей? — резко спросил Алек, внезапно заволновавшись. Он прекрасно помнил, насколько активными и приставучими могли быть оба их сына, и не верил, что они до сих пор не пробрались, чтобы увидеть его. Магнус потупил взгляд, застегивая рубашку. — Возможно, я им немного не договорил, — признался он. — Я сказал, что ты начал бормотать что-то и вскочил один раз на секунду, что твои показатели стали приходить в норму, но не сказал, что ты полностью пришел в себя, потому что тогда бы они ворвались сюда сию же минуту, а вместе с ними твои братья, сестра, отец и мать, и это был бы дикий хаос, а ты казался таким бледным и хрупким, и я просто боялся, что ты можешь опять… — Магнус, Магнус, — перебил его все больше убыстряющуюся речь Алек, — я понял. Все в порядке. Я ужасно хочу видеть их всех, но вчерашний день действительно был бы слишком тяжелым, атакуй они меня все вопросами. Я сам еще не до конца осознаю, где я. — И я так подумал, — облегченно выдохнул Магнус. Он не понаслышке знал, что Алек всегда ставит свою семью на первое место, и был только рад, что тот также с нетерпением ждет встречи со всеми, но впихивать все в один день было бы действительно крайне неразумно. — Правда, я едва выдержал атаку Изабель. С возрастом она стала только более воинственной, кто бы мог подумать! Я думал, она меня обездвижит и бросит в подвал, только чтобы прорваться к тебе. Алек тихо рассмеялся, рисуя эту картину себе в уме. — Она так хотела увидеть меня, что почти решила пожертвовать тобой? А ведь вы неплохо ладили, — пошутил он, искренне радуясь проблесками своего по-прежнему эмоционального и немного чересчур драматичного Магнуса. — Мы пришли к договору, — ухмыльнулся Магнус. — Они все заходили рано утром, пока ты спал. Убедились, что ты действительно похрапываешь, а значит в норме, немного поплакали, пообнимались и тихонько ушли. Они делали так все это время, но когда ты стал приходить в сознание, Кэт запретила всем, кроме меня заходить сюда, не зная, как ты отреагируешь на кучу людей вокруг, и боясь, что кто-то тебе случайно причинит вред. Алек просто кивнул. Врачебные законы есть врачебные законы, и он прекрасно понимал это. — Приведи Макса и Рафа вечером, я ужасно соскучился, — попросил он. — Или может я все-таки уже выйду сам? Магнус яростно затряс головой. — Ни в коем случае до полного обследования! Если все будет хорошо, завтра утром тебя выпишут, и мы сможем вернуться домой, — Магнус слегка отвернулся, его уголки губ стремительно опустились. — Нам так сильно не хватало твоего присутствия, ты не представляешь. Я разучился спать один на нашей огромной кровати, разучился готовить одну чашку кофе на завтрак и не видеть твоих раскиданных ботинок. Я пытался уговорить Кэт перенести тебя домой, сделать там специальную комнату, но все сопротивлялись, надеясь, что руны и Безмолвные Братья смогут как-то помочь и здесь ты будешь постоянно под присмотром. — Хей, — Алек аккуратно коснулся большим пальцем его скулы, — я понимаю. Я тоже скучал по тебе… по всем вам. Хоть и был с вами в каком-то смысле. — Это так странно, — пробормотал Магнус. — Даже не могу представить тебя со мной, но не мной-мной, понимаешь? Когда-нибудь ты обязательно расскажешь мне все свои истории не так скомкано, Александр. Я хочу знать всё обо всех, да в подробностях. Алек представил в уме реакцию мага на некоторые из его воплощений и негромко рассмеялся, и Магнус подхватил этот смех, даже не нуждаясь в объяснениях: он был счастлив просто видеть Алека живым и, тем более, смеющимся из-за его слов. Говорить о будущем сейчас казалось таким облегчением, о котором они и не мечтали всего пару дней назад, и все вокруг было каким-то сюрреальным из-за этого. Их идиллию прервал громкий, настойчивый звук в дверь, и они переглянулись. — Отойди, я сейчас выбью ее ногой, — услышали они решительный голос Изабель, и Алек покачал головой, не в силах сдержать улыбку. — Открой им, — попросил он Магнуса, — серьезно же дверь выбьют. Магнус внимательно глянул на Алека, будто в последний раз удостоверяясь, что тот действительно в нормальном состоянии и не собирается падать замертво в ближайшее время, а после взмахнул рукой, распахивая дверь нараспашку. Алек оказался окружен со всех сторон своей семьей в считанные секунды, но не возражал даже когда почувствовал, как его ребра болят от слишком крепких объятий. Он наконец-то был дома.***
Первая рабочая неделя после периода восстановления и последующего за ним насильного долгого отпуска была сложной, но очень даже неплохой. Алек и представить не мог, что будет так скучать по этому: привычной рутинной работе с представителями других рас, наведению порядка, подписанию отчетов и прочим мелочам. Эта неделя также была хороша тем, что у него наконец появилось время побыть в одиночестве. Алек более чем ценил поддержку и заботу Магнуса, подросших детей и всей своей остальной семьи, но ему нужно было время на себя и для себя, а окружающие слишком боялись потерять его вновь, воркуя над ним, будто он маленький больной мальчик. Алек мог понять их, абсолютно. Он бы и сам вел себя так, вздумай вдруг Магнус впасть в кому больше чем на месяц. Поэтому он позволял им обхаживать себя и проводил все свободное время рядом с близкими, но тут же вздохнул с долей облегчения, впервые оказавшись в своем старом рабочем кабинете, запирающемся на ключ. Дел за это время накопилось невпроворот, и никто лучше Алека не смог бы их решить, поэтому сегодня он перенес часть папок к себе домой, и сел поработать в кабинете Магнуса, пока тот не вернулся от клиента. Алек и не надеялся сделать все, но когда его прервал громкий взрыв и раздавшийся за ним крик, он вскочил, поняв, что эта одна страница — его предел на сегодня. Из спальни Макса шел дым, и Алек ускорил шаг, влетая туда. Его сын сидел на полу с угрюмым, злым выражением лица, отплевываясь от перьев из подорванной подушки, в то время как его брат согнулся пополам от смеха, на всякий случай отбежав на другой край комнаты. — Что здесь происходит? — устало спросил Алек, мгновенно успокоившись. — Я думал, вы немного вышли из возраста потрошения подушек. В жизни с двумя магами — постарше и не очень, было одно явное преимущество: Алек привык не реагировать на взрывы, хлопки, вопли и внезапно возникающие перед ним разнообразные предметы, начиная от чьих-то дырявых носков и заканчивая бюстом Микеланджело. Ну, а имея в сыновьях не только мага, но и охотника… Что ж, Алек привык ко всему. Несмотря на искреннюю любовь друг к другу, мальчики оставались мальчиками и обойтись без драк, ссор и скандалов не могли, пусть даже нечто серьезное происходило и не так часто. — Макс решил, что я украл его зачарованный шар, и перевернул всю мою комнату, поэтому мне пришлось отомстить! — возмутился Рафаэль, невинно разводя руками. — Но ты действительно украл его! — очевидно далеко не в первый раз возразил Макс, отпихивая остатки подушки от себя. — Никто, кроме вас не имеет доступа в мою комнату и не знает, как шар работает! Ты просто злишься, что Пэтси назвала меня стильным и продинамила тебя! Рафаэль грозно рыкнул, задетый этой фразой, и уже хотел наброситься на Макса, когда Алек схватил его, крепко прижимая его к себе. — Какая, ради ангела, еще Пэтси? — удивленно спросил он. — Вы навели такой беспорядок из-за какой-то… девушки, — его лицо выражало полную смехотворность ситуации. — Нет, серьезно. Вам опять по 15 или что? Рафаэль, тебя уже даже в бары впускают, а ты все еще, — Алек махнул рукой, обводя взглядом комнату. — Что за шум, а драки нет? — раздался за их спинами громкий, жизнерадостный голос вернувшегося домой Магнуса. Тепло улыбнувшись Алеку, он обвел взглядом комнату и приподнял брови. — А нет, кажется и драка есть. Макс громко фыркнул, наконец очистив лицо от перьев. — Да нет у нас никакой драки, расслабьтесь. — Да, — поддержал его Рафаэль, — вы идите ужинать, а мы потом присоединимся. Только уберемся немного. Алек подозрительно сузил глаза, ни капли не поверив этому заявлению. Судя по всему, Магнус был такого же мнения, но их сыновья действительно были довольно взрослыми, поэтому он только кивнул, показывая Алеку следовать за ним. Бросив парням предупреждающий взгляд напоследок, Алек вышел следом, прикрывая дверь. — И о чем вся шумиха? — спросил Магнус, направляясь на кухню. Алек почесал затылок, пытаясь припомнить оправдания. — Каком-то пропавшем шаре… я ничего не понял, но ты же знаешь их. Магнус резко притормозил, и Алек врезался в него, на автомате впечатывая их обоих в стену и упираясь в нее двумя руками по бокам от мага. Магнус выглядел подозрительно виноватым, и вопрос застыл у Алека на кончике языка. — Наверное это тот, который я одолжил, чтобы попугать клиента. Примитивный засранец обозвал меня лже-колдуном, — пожаловался он. Они посмотрели друг на друга и начали смеяться, как идиоты. — Ох, Магнус… — прошептал Алек. Его взгляд плавно спустился к губам мужа, и медленно, но верно он начал подаваться вперед, пока они не встретились на полпути. Этот поцелуй, слегка робкий, будто самый первый, но в то же время совсем-совсем знакомый, сорвал крышу обоим, заставив позабыть обо всем на свете в считанные секунды. И Магнус определенно был только рад такому раскладу: его руки тут же обвили спину Алека, притягивая того настолько близко, насколько это только было возможно. Никто из них не помнил, когда они поддавались такому безумному юношескому порыву в последний раз: с тех пор, как у них появились дети, а одновременно с этим повысилась нагрузка на работе, найти время, чтобы остаться в одиночестве и не спеша подурачиться было попросту проблематично. И все же, жар их любви не угас. И в каком-то смысле это было не очень хорошо, потому что сейчас было не самое подходящее время для поцелуев, плавно перетекающих к сексу у стены, учитывая, что… — Фуууууу! Как вы можете? — Тут же дети! — раздалось одновременно за их спинами, и Алек с Магнусом усмехнулись, привыкшие к подобному. Не сговариваясь, чмокнув друг друга еще раз и вызвав этим громкий стон, они отлепились друг от друга. Алек быстро поправил футболку, и Магнус развернулся к наблюдающими за ними парнями. — И кто это тут у нас дети? — с усмешкой спросил он. — Вы оба совершеннолетние. — Но это не значит, что мы хотим видеть это, — воскликнул Макс, и Рафаэль согласно кивнул. Казалось, за это время они успели все порешать и теперь с радостью объединились, чтобы дразнить родителей. — Да, да, но не забывайте, что вы живете в нашем доме, — закатил глаза Магнус. — Но это и наш дом тоже, зачем заводить детей, если вы не хотите делиться домом? — еще громче завопил Макс. Алек не смог сдержаться и засмеялся. Просто слышать эти шуточные перепалки, видеть счастливые лица своих детей и сверкающие глаза Магнуса было… настоящим счастьем. Алек вдруг как никогда кристально ясно понял, что вот из таких мелочей и строилось его счастье, и сейчас он ощущал себя абсолютно свободным и беззаботным. У него было все, что только можно было пожелать. Он закинул руку на плечо Макса, подталкивая его в сторону кухни. — Шевелитесь давайте, ужин остынет, — с суровым лицом проворчал он, полностью выдавая себя широкой улыбкой.***
Поздним вечером, сытые и довольные, они лежали в постели, переплетясь ногами. Магнус сжал руку Алека, чувствуя ее жар и небольшую шероховатость кожи, и мягко улыбнулся. Никогда еще в жизни он не был так благодарен судьбе за свою семью. И тот факт, что Алек вернулся именно к ним в этот мир, а не к кому-то еще было самым настоящим благословением. — Итак, — сказал он заговорческим тоном, поворачивая голову в сторону Алека. — Итак? — переспросил тот, ленясь даже открыть глаза. — Ты не забыл, что обещал рассказать мне всякие сочные детали из твоих путешествий? Алек тихо простонал, моментально понимая, что просто мирно заснуть ему сегодня не дадут. — Меня скоро начнет мутить от этой темы, — пожаловался он. — Я рассказал все, что только смог припомнить всем, наверное, уже миллион раз! — Я знаю, дорогой, — мягко отозвался Магнус, проводя рукой по его щеке. — Но ты когда-то обещал кое-что из другой оперы, помнишь? То, что ты не рассказывал остальным. Алек наморщил лоб, задумываясь. За эти пару месяц он говорил столько много, что, казалось, его язык был на грани отсыхания. Внезапно он вспомнил. — Ох, это… — протянул он, кидая осторожный взгляд на Магнуса. Заметив его заинтересованный взгляд, Алек сделал вид, что активно думает. — Даже не знаю, можно ли такое рассказывать… Это может шокировать тебя. В конце концов, ты не видел себя другого и твои альтер эго могут тебя поразить… да, наверное, не стоит, — пробормотал он с серьезным видом. Магнус возмущенно сдвинул брови, привставая на локтях. — Александр! Не могу поверить! Ты просто обязан мне рассказать! — воскликнул он, ущипнув Алека за бок. Алек хитро ухмыльнулся в подушку и перевернулся, невинно глядя на своего мужа, разрывающегося от нетерпения. — Что ж, — сказал он, — я могу рассказать тебе, но при одном условии. Все, что я скажу, мы испробуем и в этой жизни. Магнус замер, пытаясь переосмыслить происходящее. Он действительно полагал, что Алек утаил некоторые детали потому, что устал все пересказывать, или потому, что там было что-то печальное, но и представить себе не мог, что его драгоценный муж прибережет напоследок что-то интимное… и заставит их претворять это в жизнь! — Ты даже не представляешь, насколько я за эту идею! — промурлыкал Магнус, двигая бровями и бедрами одновременно и вызывая этим смех у Алека. — Во всем надо искать свои плюсы, верно? Теперь мы будем вместе целую вечность, а у тебя в запасе есть куча интересного… и вкусного. — Я как-то толком еще и не осознал, что у нас есть вечность, — признался Алек, рассеяно проводя пальцами дорожку по груди Магнуса. — Наверное, чтобы тебе не стало скучно со мной, придется повременить… выдавать «вкусненькое» раз в десять лет, например. Или чуть больше? — с ноткой грусти спросил он, продолжая вести рукой по животу, опускаясь все ниже и ниже. — Александр, ты же не всерьез считаешь, что мне когда-либо станет скучно с тоб… Ах, ты маленький ангельский дьявол! — сквозь зубы выругался Магнус, увидев озорной блеск в глазах своего мужа. — Иногда я забываю, что ты уже далеко не тот стеснительный и неуверенный юноша, возникший на моем пороге, хотя ты выглядишь все так же удивительно молодо! Алек довольно улыбнулся, резко убрав руку, вызывая этим недовольный полустон у Магнуса. — Не тот, — подтвердил он. — А сейчас, считая со всеми моими приключениями, я вообще пожилой человек. Намного старше тебя. — Брехня, — отмахнулся Магнус, на мгновение замирая. — Тут прошло только больше месяца, значит это не считается. Алек закатил глаза, но улыбаться не прекратил. Все эти шуточные споры и перепалки перед сном делали его по-глупому счастливым, и он быстро перекатился на бок, целуя Магнуса в кончик носа. — Значит, я застрял с тобой на веки вечные? — уточнил он еще раз. — Именно так, — подтвердил Магнус, сам еще не до конца осознавший это, хоть с момента нанесения руны для него и прошло гораздо больше времени. Они немного помолчали, и Алек так же резко вернулся на свою сторону кровати, закидывая руки за голову и прикрывая глаза, пытаясь тайком продолжить наблюдение за Магнусом, и реакция того не заставила себя ждать. — Эй! А как же мой десерт? Алек плотнее прикрыл глаза, по-фальшивому сонно выговаривая: — Через десять лет, помнишь? Магнус застыл, недоуменно сверля взглядом своего мужа, а после резко набросился на него, принимаясь щекотать все стратегически нежные места, что сработало молниеносно. — Магнус, прекрати, — Алек отбивался как мог, задыхаясь в приступах смеха уже через пару минут, прекрасно зная, что тот не отстанет, пока не получит своего. И не то чтобы он действительно планировал улечься спать, но… раздразнённый Магнус был лучшим Магнусом, и упускать шанс Алек не был намерен. Он хотел всего Магнуса. Больше, чем когда-либо. Во всех возможных смыслах. И навсегда. И Магнус хотел того же. И, видимо, думал про то же. Потому что когда часами позже они лежали вместе, деля на двоих не только кровать, дом, семью, но и свое дыхание, саму жизнь, Магнус вдруг еле слышно спросил: — Ты же всегда выбирал меня, да, Александр? И выбрал бы еще раз? Дыша ему в макушку, ощущая родной запах и наслаждаясь ни с чем не сравнимым теплом, плавно разливающимся по его телу, Алек прошептал самое искреннее, что только когда-либо могло сойти с его уст: — Всегда тебя. Всегда только тебя.the end ❤