От лица Дилана
Сквозь широкие окна просачивались слепящие лучи солнца, которые заливали кухонный стол. Я сдавленно вздохнул, присаживаясь за стол. На кухне приятно пахло грибным супом, который Брианна любила варить по утрам, когда у неё было хорошее настроение. Я не смог сдержать довольной улыбки, вдыхая сочный аромат, доносящийся из кастрюли. Невольно обрадовавшись, что мне удастся поесть в одиночку, я принялся уплетать суп. Я мог бы без излишних сомнений назвать сестру шеф-поваром за её потрясающие блюда. Как часто любил подчеркивать отец: «Кухня — это твоя стихия, Бри». Мои надежды на спокойный завтрак развеялись, как листья от бурного ветра, когда в дверном проёме показалась Брианна. Тёмные волосы, как обычно, были собраны в высокий хвост, и черный шёлковый халат был связан на талии бантиком. Издав отрывистый вопль, я отмерил сестру строгим взглядом и продолжил есть. — Твоя ночная бабочка уже улетела? — ухмыльнулась Брианна, поворачиваясь ко мне спиной. Я злостно отбросил ложку в сторону и уставился на сестру, требуя объяснений. Она с невинной улыбкой поставила на стол тарелку с супом и села рядом со мной. Бри нравилось умышленно меня задевать, выдерживая длительную паузу. От её молчания я раздражался ещё больше и просто кипел от гнева. Сестра не обращала никакого внимания на мои вспышки ярости, словно испытывала терпение до конца. Когда я начинал свирепо сжимать кулаки и намеревался уйти, она продолжала разговор. Кривая ухмылка на её лице показалась мне странной, будто под ней скрывалось что-то тайное. — Я сотню раз просил тебя перестать называть так Лорен, — отчеканил я, поднимаясь со стула. Дыхание заметно участилось, а сердце по неизвестной причине съежилось. Я вызывающе скрестил руки перед собой и отошёл к окну. Брианна буравила мою спину вопросительным взглядом, но делала вид, что продолжает спокойно есть. На подоконнике случайным образом оказались папины сигареты, и я потянулся к открытой пачке. С самого утра настроение оставляло желать лучшего, поэтому я не видел ничего зазорного в том, если сделаю пару затяжек. Брианна не разделяла моего мнения и ловким движением руки запустила пачку в мусорное ведро. — Не смей! — фыркнула сестра и подошла ко мне, сосредотачивая взгляд на моём лице. Мне никогда не нравился её изучающий взгляд, как будто она пыталась просканировать мои мысли и чувства. Но разузнать нужную информацию для неё никогда не составляло особого труда, потому что я был для неё открытой книгой. Меня откровенно удивляла её необыкновенная проницательность, которая была вполне характерной для пятнадцатилетнего подростка, но невыгодной для меня. Бри любила твердить, что по всей школе у неё есть глаза и уши. Я сухо откашлялся, сгорая под её пристальным взглядом, а сестра не сдержалась: — Я тебе руку откушу, если ещё раз увижу в руках сигареты. Я невольно крутнулся на одной ноге и недовольно скривился. Мой взгляд сосредоточился на девушке за окном, которая выгуливала собаку. Глядя на неё, я почему-то вспомнил Стефани. Её лаково-черные кудрявые волосы, теплый взгляд и зовущие губы. В тот вечер я не сдержался и поцеловал её. Поцелуй получился коротким и смазанным, но таким опьяняющим. Порой кажется, что я до сих пор ощущаю сладостный вкус губ Стефани. Она не оттолкнула меня и ответила на поцелуй, а я сбежал как испуганный мальчишка. Прошло три дня, а я так и не решился позвонить или написать. ОʼБрайен, что с тобой сделала эта девушка? Куда делся твой неиссякаемый напор и решительность? Куда делся самоуверенный ловелас, перед которым не могла устоять ни одна девушка? Но ведь Ховард совершенно не похожа на остальных: она благоразумная, открытая и чистая. Каждый раз, глядя в её сверкающие янтарно-медовые глаза, боишься обидеть эту красавицу неловким словом или движением. Стефани хочется просто безмерно любить и оберегать, но … Лорен до сих пор со мной рядом, и её любовь заслуживает уважения. — Ты говорил со Стефани? — Брианна внезапно толкнула меня в плечо, буравя меня требовательным взглядом. Услышав до боли знакомое имя, я непроизвольно вздрогнул и отшагнул в сторону. Мне не хотелось встречаться глазами с сестрой, в голосе которой клокотало ярое негодование. Не то, чтобы я её боялся, но Бри с лёгкостью могла меня разговорить, а сейчас мне это было нужно меньше всего. Меня раздражали её издёвки и пререкания, от которых гудела голова. Мне с горем пополам удавалось найти общий язык с отцом в последнее время из-за моих резких перепадов настроения, а тут еще и Брианна наседала. Я решил удалиться, пока было ещё не поздно, чтобы избежать малоприятного разговора. Нога сестры искусно задержала меня в дверном проёме. — Я не хочу с ней разговаривать, — моя ложь получилась слишком неубедительной, и возмущённый вздох сестры послужил тому подтверждением. Брианна прижала меня ладонью к стене, и я презрительно закатил глаза. Опустив глаза в пол, я хрипло вздохнул и недовольно нахмурил брови. Если сестра намерена вытянуть из меня правду, то она будет переть как танк и не остановится, пока не добьется своего. Я упорно стоял на своём, сохраняя глубокое молчание, и не собирался играть по её правилам. Бри сверлила меня требовательным взглядом, и её янтарные глаза под бахромой черных ресниц сверкали как молодое вино. Я уставился в серьёзное лицо сестры, наблюдая за бегающими глазами. — Серьёзно? — прыснула Брианна и неожиданно убрала ногу. Я прислушивался к своему сердцу, которое отбивало удивительно тревожный ритм, и пытался не обращать внимания на въедливый тон сестры. Она кичливо подошла к столу и повернулась ко мне спиной. Я знал, что Бри готовится к «нападению», то есть к нешуточному разговору, и собирается с мыслями. Через минуту она бойко обернулась, и я напряжённо вздохнул от её настороженного взгляда. Её слепящие глаза впивались в моё лицо, как острие ножа, оставляя кровавые царапины. Мне стало не по себе, и я резко шагнул вперёд, скривившись от лёгкого хруста шеи. Сестра вызывающе скрестила руки перед собой, вздёрнув бровью: — Ты говоришь, что не хочешь разговаривать со Стефани, а перед этим целуешь её? И как это называется, братец? — Стефани уже успела нажаловаться, прекрасно. Я всё равно не собираюсь с тобой это обсуждать. Я опаздываю на тренировку, — вспыхнул я, возмущённо сжав губы в тонкую линию. Сердце забарабанило с такой дикой скоростью, что в ушах начало звенеть. В глазах рябело, дыхание сбивалось в край. Я чувствовал, что должен немедленно уйти, пока тревога не переросла в неконтролируемую ярость. Мне следовало бы сразу догадаться, в чём заключался подвох — сестра изначально знала о том поцелуе. Конечно, она получала массу удовольствия от того, что пытала меня. Брианна знала, что я никогда не причиню ей боль, и умело этим пользовалась в корыстных целях. Мне меньше всего на свете хотелось обсуждать с сестрой отношения со Стефани. — Ты можешь уходить, но это не изменит того, что ты не любишь Лорен, — гордо заявила Бри мне в след. Я почувствовал, как по спине пробежал лёгкий холодок от её слов, а ядовитый ком подступил к горлу. Я смело встряхнул головой, чеканя шаг, но мимолётная дрожь заставила меня остановиться. Сестра по-прежнему не отрывала взгляд, когда я обернулся. Мне было невыносимо смотреть в её лучистые глаза, в которых светилась надежда. Наверное, Брианна жаждала услышать от меня какие-то объяснения или откровенное признание, но я не сдвинулся с места, обдавая её искрами ледяного молчания. В глубине души мне хотелось остаться и, возможно, даже расспросить о Стефани, потому что последние три дня я только то и делал, что метался в сомнениях. Ещё и этот жуткий сон не давал покоя. Но я поступил так, как делал всегда, — молча ушёл, громко хлопнув дверью.* * *
От лица Стефани
Сегодня был слишком солнечный день, поэтому я не решилась раздёрнуть шторы. Слепящий солнечный свет меня откровенно раздражал, по необъяснимой причине. Мне хотелось зарыться с головой под одеяло, провалиться сквозь землю, укрыться в тёмном неизвестном месте, чтобы избежать излишних вопросов мамы и назиданий отца. После того, как я вчера отказалась идти в школу, они яро обеспокоились моим здоровьем и душевным состоянием. После жуткой истерики родители наконец-то оставили меня в покое. Сегодня утром они снова полетели на выходные к сестре. До свадьбы Джессики оставались считанные недели, но меня это мало заботило. Я слабо помнила, когда вообще последний раз разговаривала с сестрой. Раньше мы созванивались практически каждый день, по телефону или по скайпу, но с недавних пор всё изменилось. Джесс постоянно была загружена свадебными хлопотами, а я погрязла в сердечных проблемах, как в болоте. Я сидела на кровати, качаясь со стороны в сторону, и краем глаза поглядывала на мусорное ведро, полностью заполненное мокрыми салфетками. Я рыдала почти целую ночь, боясь разбудить родителей. К счастью, они ночевали в гостиной на первом этаже, чтобы утром не разбудить меня грохотом чемоданов, поэтому ничего не слышали. Я боялась смотреться в зеркало с утра, потому что могла только представить, какие у меня свинцовые круги под глазами и запухшее лицо. Я не спала третью ночь после поцелуя с Диланом. Тот алый вечер должен был стать волшебным, когда я почувствовала его пылкие губы на своих губах. ОʼБрайен был таким измученным и растерянным, его терзали мрачные мысли. Я видела его воспламененные глаза — потухшие, тёмные и опечаленные. Мне хотелось рассказать ему о своих чувствах, крепко обнять, прямо до хруста в рёбрах, и неотрывно смотреть в его родные до одури глаза. Но глупые надежды рухнули, когда он просто сбежал. Молча, без объяснений, не оглядываясь. Сказать, что я была в замешательстве, — ничего не сказать. Я не собиралась звонить, писать. Я просто сидела дома в своей комнате, задыхаясь от боли, которая пожирала моё сердце так нагло и беспощадно, что сводило грудную клетку, отнимало ноги и туманились мысли. Мне было так больно и гадко, как никогда до этого. Если раньше я думала, что хуже быть не может, что у страданий есть предел, то теперь понимала, что ошиблась. Я не хотела видеть друзей, выслушивать их бесполезные советы и колкие слова сожаления. София, Крис, Дэвид… Они узнали всю правду: сестра Дилана им всё рассказала. Я не винила её за это, потому что Брианна стала близким для меня человеком за последние дни. Она обещала, что поговорит с Диланом, но третий день от неё не было никаких известий. Я просто опустила руки. Сдалась. Закрылась в себе. Отгородилась от окружающего мира, от родителей, от друзей. Я захлёбывалась в жгучей боли, которая глодала меня по кусочкам, кислотой разъедала каждый нерв, каждую клетку, выжигая внутри всё без остатка. Пустота тёмным водоворотом затягивала меня в свои тернии, вышибая здравый рассудок и способность чувствовать. Я бы жизнь отдала, чтобы перестать чувствовать эту невыносимую горечь, которая кипящей лавой растекалась по венам, перестать чувствовать эту пронизывающую боль, которая не даёт спокойно дышать, перестать нуждаться в человеке, который вытер об меня ноги. Дилан наплевал на мои чувства, которые только слепой мог не заметить. Он собственноручно столкнул меня в пропасть страданий, как прокаженную. Он бесстрастно выстрелил мне в самое сердце, оставив там глубокую дыру. Открытая рана. Моё сердце вечно будет кровоточить из-за него. Я не хотела влюбляться, я не должна была. Наивная дура, безмозглая курица, никому не нужная брошенка. Я понимала, что есть только один выход. Единственное правильное решение, которое прекратит горькие слезы и заглушит боль. Избавит меня от мучительных страданий навсегда. Я была готова к этому вопреки тягостной тревоге, которая давила на меня каменным градом, истощала душу и застилала глаза пеленой сомнений. Нужно было сделать последний шаг — отпустить Марка. Я договорилась о встречи у меня дома час назад, поэтому Паттерсон должен был придти с минуты на минуту. Я вздрагивала от каждой перемены цифр на табло настольных часов, словно оставались считанные минуты до смертного приговора. Мне было плевать, как я выгляжу: третий день я не вылезала из сиреневой толстовки и черных спортивных штанов. Одинокая слеза отчаяния потекла по щеке, когда раздался стук в дверь. — Заходи, — едва слышно протянула я, смахивая со щеки слезу. Мой голос предательски дрожал, а сердце стонало от боли, заставляя меня вздрагивать от вспышек боли. Марк нерешительно зашёл в комнату и приблизился ко мне. Он был удивительно бледным, словно предчувствовал, о чём пойдёт разговор. В школе Бейкон Хиллс слухи разносились со скоростью света, поэтому я бы не удивилась, узнав, что каждый второй старшеклассник твердит о моей несчастной любви к ОʼБрайену. От мимолётного воспоминания о Дилане в груди неприятно кольнуло, и острый ком подошёл к горлу, заставив тяжело вздохнуть. — Марк, я хочу с тобой серьёзно поговорить, — с трудом выдавила из себя я, переводя взгляд на Марка. Он испуганно смотрел на моё лицо и практически не дышал. Как удивительно ярко блестели его глаза: то ли от боли, которую я ему причиняю, то ли от волнения, которое искажало его лицо. Паттерсон крепко сжал мою руку и хрипло вздохнул. Я не могла сдерживать слёз, осознавая, насколько больно сделаю этому человеку. Марк любил меня так преданно, так самоотверженно, а я разбивала ему сердце каждым отрешенным взглядом, каждым холодным словом. Эта наглая ложь выходила за все рамки, и я была обязана с ней покончить. Я знала, что Марк не откажется от меня, будет продолжать любить и терпеть любые выходки, но нельзя играть с любовью. Нельзя привязывать к себе человека и удерживать его рядом невидимыми нитями, когда нет чувств. — Я знаю, что ты хочешь сделать, и готов тебя выслушать, — Марк отмерил меня скорбным взглядом, от которого у меня потемнело перед глазами. Я сдавленно вздохнула и зажмурилась, собираясь с мыслями. Горячая рука Паттерсона по-прежнему сжимала мою ладонь. Он поддерживал меня каждую секунду, и от этого становилось ещё тяжелее. Я зарекалась себе, что ни под каким предлогом не подвергну человека страданиям, но не смогла сдержать своих слов. Дыхание утруднялось, и бисеринки пота рассевались на лбу. Я молчала и смотрела Марку прямо в глаза. Коварные слезы подступали к глазам, и я словно потеряла дар речи. — Я расстаюсь с тобой, Марк. Прости меня, если сможешь, — сквозь слёзы прохрипела я, задыхаясь от нестерпимой боли. Грудь тревожно вздымалась, и я захлёбывалась едкими слезами, которые неумолимо обжигали лицо. Всхлипы смешивались с надрывными вздохами, воздуха катастрофически не хватало, но я смогла это сказать. Мне хватило смелости отпустить Паттерсона, потому что он заслуживал лучшей жизни, а главное — преданной девушки, которая будет любить его всем сердцем и не посмеет причинить ему боль. Туман горьких слёз застилал глаза, но я видела его лицо. Я видела болезненно-бледное лицо Марка, на котором ни один мускул не вздрогнул после моих колких слов. Казалось, будто он заранее был готов к моему сложному решению. Он спокойно отпустил мою руку и пошёл к двери. Я слышала только его тяжелое дыхание, в котором читалась немая обида. Мне стало противно от того, какой законченной сволочью я стала.* * *
Прошло несколько часов с того момента, как Марк ушёл. Стефани сидела на кровати, поджав под себя ноги, и судорожно сдавливала в руках фотографию. На ней была одета синяя просторная рубашка в клеточку. Распущенные волосы черным водопадом струились по плечам, а янтарно-медовые глаза ужасно потемнели. Два черных уголька, в которых нет ни искорки прежнего золотого блеска. В её черносливовых глазах навеки поселилась боль и обида. Печаль зримо отпечаталась на истощённом лице. Свинцовые круги под глазами напоминали ссадины. Это были ссадины, поставленные любовью. Невыносимой, убийственной любовью, которая забирает надежды на будущее, избивает хлыстами боли до полусмерти, оставляет кровоточащую рану на сердце, которая неустанно зудит. Такая любовь превращается в дикое наваждение, в докучную болезнь, от которой невозможно излечиться. Ховард пристально смотрела на фотографию, на которой была запечатлена она вместе с Диланом. Счастливые, улыбчивые и беззаботные. ОʼБрайен подписал эту фотографию: «Друзья навеки». От одного воспоминания об этом у Стефани слёзы воспламенялись в глазах, а сердце клокотало с сумасшедшей скоростью. Горло снова пересохло, а в ушах клубился раскатистый шум. Стефани скомкала злосчастную фотографию и яростно выбросила её на пол. Её лихорадочный взгляд сосредоточился на стакане с водой, стоящем на прикроватной тумбочке. Девушка потянулась к заранее подготовленным пузырькам с неизвестными таблетками. Она высыпала на ладонь содержимое белого пузырька с ярко-синей наклейкой и начала глотать. Неотступная боль колокольным звоном отбивалась в висках, растекаясь ядом по всему телу. Стефани опустошила второй пузырёк и только теперь решилась сделать глоток воды. Ей начало казаться, что горечь превращается в приятное томление, а печаль туманит сознание, как пьянящий наркотик. Боль начала медленно утихать, откликаясь лишь мелкими покалываниями в груди. Голова начала кружится, а сердце пульсировало так отчаянно, что кровь обжигала запястья. Перед глазами всё поплыло, как в тумане. Сквозь звон в ушах девушка услышала скрип отворяющейся двери, прежде чем потеряла сознание. — Что ты натворила? — тёмные стены комнаты затряслись от оглушающего крика Дилана, смешанного со слезами. Крик свирепой боли, мучительного чувства вины и слёзы отчаяния. Настоящие мужские слезы.