Его кровь на её щеке

Люди всегда приносили много беспокойства в лес, а с тех пор, как на поляну попала девушка, стало совсем тревожно. Скафу приходилось по нескольку раз в день выбираться в лес, чтобы проверить, как обстоят дела. Для человека, выросшего в городе, лес выглядел достаточно спокойно, однако волк знал, что всё не так просто, как кажется со стороны. Люди приносили много шума, разоряли богатства леса, убивали птиц и животных, оставляли после себя мусор, костры и затоптанную траву. Волк не любил людей, но и без них жить не мог тоже. Человеческая натура тянулась к городу, однако зверь, сидящий внутри, никогда не позволил бы ему уйти отсюда. Скаф не боялся ни людей, ни их оружия — ни то, ни другое не было способно причинить ему вреда, но с тех пор, как он привёл на свою поляну девушку, волк стал куда более осторожен. Он так и не смог понять, почему она повела себя так агрессивно в ту ночь, почему полезла драться и убежала. А он побежал за ней почти сразу — неслышно, как ночная безликая тень, скользящая по сырой, устланной редкими листьями и колючей хвоей земле. Если бы не его присутствие, она навряд ли дожила бы до утра. Она попала в руки к людям, но Скаф прекрасно понимал, что она не уедет с ними. Это были охотники, которые ставили капканы, и Скаф даже порадовался такой удаче — пока Клэри спала в их палатке, Дикарь занимался поиском капканов. Разве мог он предположить, что люди начнут так плохо обращаться с себе подобными? Клэри была его добычей, его женщиной, и Скаф не думал отдавать её кому–либо ещё. Мерзкий тип, ударивший Клэри, поплатился первым, второго спасло то, что Скаф не замечал, как он бьёт Клэри. Забрав у этих людей то, что могло бы пригодиться Клэри, Дикарь отнёс её к себе. Он не умел лечить, однако знал, что сможет ей помочь. Кулон. Скаф никогда не снимал кулон в виде клыка. Это был его оберег, его талисман, его гарантия на долгую жизнь и полную неприкосновенность. Кулон охранял поляну и защищал носителя. Пока кулон был на нём, Скаф мог спокойно оборачиваться и не бояться, что его убьют. Кулон защищал от всего. В тот день Скаф, будучи в обличье волка, оставил кулон для Клэри, а сам побежал в лес. Он не ожидал, что оставшийся в живых человек продолжит выслеживать его. Погоня была недолгой, Скафу удалось уйти от преследователя, но угораздил в капкан и долго возился, высвобождая лапу. Впервые за долгие годы он почувствовал настоящую физическую боль, и это напугало. Скаф вдруг осознал, что беспомощен и крайне уязвим без своего оберега, который он оставил… кому? Кто такая эта девушка, которая живёт у него вот уже который день? Почему он заботится о ней, почему испугался, что она может погибнуть? Не проще ли было бы расправиться с ней ещё до времени наступления Гона, чтобы не мучиться теперь? Скаф не знал ответов на вопросы, потому что ответы были за гранью его понимания. Девушка была его добычей, его трофеем, а теперь, когда начался Гон, она стала и его самкой, и он не собирается отпускать её. Он будет стоять за свою самку насмерть, это его собственность, с которой Скаф не намерен делиться. Она пахла как-то иначе, и Скафу казалось даже, что когда-то он уже слышал этот запах, но как бы ни старался напрячь свою волчью память, не мог припомнить. Воспоминания накладывались одно на другое, распластывались под течением времени и размывались, как размываются берега реки под бурным натиском потока. Это его самка, и Скаф будет биться за неё насмерть, и он готов жертвовать собственной безопасностью ради того, чтобы защитить её. Он был голоден — Гон уже начался, и Скаф понимал, что может причинить ей боль. Люди измучили женщину, которую он выбрал себе, и они поплатились за это. Скаф не считал себя таким же человеком, он был наполовину волком, и оттого не хотел уподобляться двуногим. Люди делают больно себе и друг другу только для того, чтобы почувствовать собственное превосходство. Унижая других, они превозносятся в собственных глазах, а Скафу не хотелось быть одним из них. Он — благородный волк, горделивый и честный, и не в его характере опускаться до поведения оскотинившихся людей. Скаф предусмотрительно запер пленницу в клетке, а когда вернулся из леса, то порадовался этому поступку. Хотелось спариваться, Гон не давал покоя, и потому Скаф не стал оборачиваться. Как был, в волчьем обличье, он бросался на клетку снова и снова, ударяясь о железные прутья и нанося себе ушибы. Волк делал это умышленно, ибо, будь он в человеческом обличье, или же окажись пленница вне клетки, ей пришлось бы туго. Волчий ум не понимал, для чего он сам, будучи человеком, сделал это, и потому вёл себя по-звериному, а когда обернулся, то даже обрадовался, что не причинил своей самке никакого вреда, а только немного напугал. Но самое тяжёлое поджидало впереди — Скаф так и не смог удержаться от соблазна и овладел ею прямо в пещере. И это было потрясающе. Клэр-ри, эта самка со смешным и неблагозвучным для огрубевшего слуха именем, сопротивлялась, но это не имело никакого значения. Скаф почти не помнил, каково это — спариваться, будучи человеком, и просто не мог совладать с собой от переизбытка чувств. Это оказалось гораздо приятнее, нежели будь он волком, и Скаф не смог отказать себе и взял самку ещё раз — на этот раз более нежно и осторожно, но сама Клэр-ри этого не заметила. Скаф видел её неприязнь и чувствовал отторжение, но ничего не мог поделать — природные инстинкты оказались выше человеческой психологии. Он просто не мог понять, почему человеческой женщине это сношение совсем не пришлось по душе. Скаф сидел у ручья и просто глядел в воду. Нужно было идти в лес, разведать обстановку, но ему хотелось вернуться в пещеру. Клэри пахла так сильно, что ему казалось, будто он чувствует этот запах и здесь, а на самом деле он исходил от него самого. Закрыв глаза, мужчина поднялся на ноги и вошёл в ручей, вздрогнул от холода воды, и быстро окунувшись, по-собачьи отряхнулся и вышел на берег. Клэри сидела, сжавшись в самый уголок, а при виде оборотня напряглась и обняла себя покрепче. Взглянув на неё, Скаф заметил испачканную подстилку и приблизился. — Не подходи, — отчаянно прошептала Клэри, хотя ей самой казалось, что она кричит, причём достаточно громко, — слышишь? Не трогай! Глядя ей в лицо, Скаф осторожно и как-то непринуждённо приподнял Клэри и пересадил, вытащил подстилку и вышел с ней из пещеры, а девушка, поняв, чего он хотел, устыдилась. У неё всё ещё продолжались «женские дни», и она неосознанно запачкала имущество оборотня. Будет ли он сердиться на неё за это? Он ведь дикарь, и не понимает, что творит, человеческие законы неведомы таким, как это существо. Клэри всхлипывала, переживая случившееся с ней. Её только что изнасиловали, в лесу, на поляне, в какой-то пещере, да ещё и наполовину волк… Как уместить это в голове? Как объяснить самой себе, что это — невозможная реальность? Как понять, что она действительно не сошла с ума, а всё происходящее — вовсе не затянувшийся сон, навеянный чистым воздухом спокойного леса? Клэри было неприятно сидеть и чувствовать на своём теле всю эту грязь, и она рискнула выйти. Наплевав на запрет дикаря, она взяла из его ящиков кое-какие принадлежности и с опаской выбралась наружу. Хуже уже не будет, думала девушка, самое страшное уже случилось, и это было… Клэри так и не смогла дать нормальную характеристику тому, что же произошло. Её изнасиловал волк? Легенды не оживают, а она обязательно разберётся со всем этим. Только не сейчас, когда голова опухла от нескончаемого потока мыслей. Потом, как-нибудь потом, когда она окончательно придёт в себя и поймёт наконец, что же происходит. Скаф куда-то делся, это придало уверенности, и Клэри быстрее пошла к ручью, но у самых кустов нос к носу столкнулась с Дикарём, который словно поджидал её в зарослях. Это было так неожиданно, что девушка вскрикнула и обронила то, что держала в руках. Недобро взглянув на валяющиеся предметы, волк рыкнул, но ничего не сказал, а просто удалился, и Клэри подумала о том, что, если он не убьёт её, то она сама умрёт от разрыва сердца. На всякий случай оглянувшись и убедившись, что Дикарь не слоняется поблизости, девушка вошла в ручей. Хотелось как можно скорее смыть с себя всю эту мерзость, выполоскать себя изнутри, отмыться от прикосновений с его кожей, и Клэри остервенело плескалась в воде, невзирая на её холод. Только в ручье она смогла дать волю слезам и выплакалась. И это ведь только начало… Дикарь сказал, что начался гон, Клэри примерно понимала, что это значит, и даже успела почувствовать на себе, но даже представить не могла, сколько времени он продлится и что будет, когда гон закончится. Пред глазами всплыла страшная картина окровавленной волчьей пасти и сверкающие в темноте глаза, и девушка поёжилась и снова огляделась. Он убьёт её, непременно убьёт как только кончится гон, сомнений не оставалось. Клэри очень хотелось жить, она устала от этого леса, от чистого воздуха, из-за которого она чувствовала постоянное отупение, от пугающего оборотня, но больше всего не хотелось быть использованной в качестве секс-игрушки для него. Это казалось унизительным. Чтобы она, да оказалась в такой роли… и если можно было сказать, что Клэри оказалась на самом дне в тот день, когда Дикарь утащил её с собой, то сегодня дно оказалось пробито, причём с самого низа. Так унизительно Клэри не ощущала себя ещё ни разу в своей жизни. Тщательно вымывшись, девушка вышла из ручья и в нерешительности остановилась. Что теперь делать? Вернуться обратно в пещеру? К нему? После всего, что этот Дикарь с ней сотворил? Это было равносильно самоубийству, какой смысл возвращаться туда, где только что унизили всё твоё женское естество? Ни у одной уважающей себя девушки не позволит гордость по собственному желанию вернуться туда, где она только что подверглась насилию. Скафа снова не было видно на поляне, и Клэри даже обрадовалась этому. Быстро подхватив оброненный на поляне рюкзачок, девушка рванула в лес, пока он не вышел из пещеры. Пусть на этот раз она попадёт в лапы к каким-нибудь зверям, пусть встретится с браконьерами, пусть угодит в капкан — ей было уже всё равно. Только бы сбежать отсюда, только бы уйти и забыть наконец этот страшный сон… Она больше никогда не станет доверять легендам, больше никогда не позволит увезти себя от дома дальше, чем на пару миль. И теперь она знает точно: нельзя желать себе сказочной жизни, потому что в сказке нет сторонних наблюдателей, а то, что со стороны кажется таким привлекательным, на самом деле может сильно отличаться от идиллии. Белоснежка обрела своё счастье, но хотела ли она быть отравленной? Хотела ли Рапунцель проводить всё своё детство и юность в башне в обмен на то, чтобы встретить наконец своего суженого? Была ли рада владеть таким сокровищем, как собственные волосы? И спрашивал ли кто-нибудь у Золушки, счастлива ли она от того, что всю свою молодость ходила в обносках и плясала под дудку своей алчной мачехи и завистливых сестёр? Быстро перейдя ручей, Клэри побежала дальше, но не удержалась, оглянулась, и… не увидела ничего — ни холмика на полянке, ни поваленного дерева, ни висящей клетки. Вместо этого взору девушки предстал небольшой овражек, устланный зеленеющей травой. А над головой зашумел, загудел лес, запел голосами птиц, заговорил шелестом деревьев, запАх душистой хвоей. Набрав полную грудь воздуха, Клэри выдохнула и уверенно зашагала прочь. Она больше не вернётся сюда. Что бы ни было.