***
Он смотрел на огонь и вспоминал её. За последний год он стал намного чаще вспоминать Лили, чем раньше. Не то, чтобы он мог о ней забыть, но в последнее время она приходила к нему не только в кошмарах, но и просто посреди бела дня. И это напрягало его, даже злило. Лили всегда вызывала у него любовь, вину и злость. В основном на самого себя, на свою слабость. Почему я её люблю? Он пытался найти хоть одну причину, по которой он должен был не любить Лили, забыть её навсегда, но не мог. Даже спустя столько лет. И эта любовь разъедала изнутри, уничтожала, причиняла боль хуже Круцио. Ещё этот Поттер. Мелкий Поттер был самым страшным кошмаром. Он то смеялся над ним во снах голосом своего нерадивого, ни на что не способного папаши, то обвинял его голосом своей матери. И когда он слышал её, всякое сходство с родом Поттеров пропадало, имели значение только голос, слова и глаза. А ведь у паршивца и правда твои глаза. Они были её, а не просто похожие. И безумно горько было осознавать, что в них нет ничего к нему, кроме ненависти. Особенно после убийства Дамблдора. Чертов старик как всегда вышел сухим из воды, чистеньким, бросив всех людей, которые в него верили и доверяли ему. Как я теперь помогу Поттеру, если он скорее убьет меня, чем будет слушать? В соседней комнате что-то упало. Северус сжал зубы, вспоминая, что вынужден жить вместе с ненавистной Крысой, предателем. Как часто за последние пару дней он хотел собственноручно, без помощи палочки и заклятий свернуть этой мрази шею, но не мог. И это бессилие бесило сильнее, чем что-либо другое. — Северус, можно я… — Пошел вон! — не сдержался Снейп и тут же пожалел, когда ненавистный сосед выскочил на улицу. Проблем с Тёмным Лордом не хотелось, рано ему ещё умирать. Северус хлебнул виски и прикрыл глаза. Он знал, что скоро руку обожжёт и тот, кого Снейп ненавидел, прикажет служить ему. Но мысль, что Северус таким образом хоть на чуть-чуть отсрочивает смерть сына Лили, грела и давала сил. Но сил этих катастрофически не хватало. Рука заболела, и Снейп, со вздохом через крепко сжатые зубы, коснулся Метки.***
Гермиона стояла у окна в комнате Джинни и пыталась понять, что делать дальше. Вспомнилось, как словно светилась изнутри, когда пришло письмо. Тогда оно казалось самым лучшим, что случалось с ней за всю жизнь. Ещё бы, Гермиона чувствовала себя особенной, избранной, самой лучшей из всех. А теперь и непонятно, действительно ли это письмо несло счастье. Чему быть, того не миновать. Бросила взгляд на стоящие в углу сумки, которые так и не успела распаковать. А ведь самое дорогое, что там было — это фотоальбом. Теперь родители у неё остались лишь на снимках и в сердце. Спасала только надежда, что всё не зря. Однако ночью душу всё равно сковывал страх, а при слове война с трудом удавалось не задрожать. Я им нужна. И не было, в этих мыслях, ничего, кроме правды. Гермиона не гордилась этим, просто понимала и принимала, как данность и что-то проходящее. Девушка прекрасно понимала, что не только она им нужна, но и они ей. И Гарри, и Рон были ей дороги и любимы ею. Да и вся семья Уизли стала почти её семьёй. Мы все можем умереть. Содрогнулась от внезапно холода и обхватила себя руками за плечи. Поняла, как это на самом деле страшно. Когда война далеко, и только на словах всё кажется простым и понятным, совсем не страшным. Но, когда она, словно дикий зверь, подбирается сзади, готовая напасть и уничтожить в любой момент, становится действительно страшно. Мы не заслужили. Именно эта мысль билась в голове, когда противный Малфой обзывал её грязнокровкой, когда Снейп убил Дамблдора, а брата Рона покалечил оборотень. И сейчас Гермиона всё чаще понимала, что войне быть, что мир состоит из несправедливости, и всем на них наплевать, кроме самого близкого круга. — Они с радостью отдадут нас всех в руки Тёмному Лорду, если от этого будет зависеть их жизнь, — прошептала девушка и отвернулась от окна. Палочка, которую она неосознанно достала из кармана, жгла пальцы. Маг — великий дар и самое страшное проклятье.