Мечты сбываются или история о том, что было бы, если бы...

— Так мне с тебя слезать или не надо? — игриво прошептал Ламберт в самое ушко Рэтлиффа, раздираемого такими жуткими противоречиями, вследствие, как вы понимаете, творящегося волшебства. — Чёрт, Ламберт, ты будешь продолжать болтать или разденешься уже? — парировал Рэтлифф, уже даже сам не замечая, как активно помогает Адаму раздеваться, в то время, как Адам тоже занимался ничем иным, как раздеванием Рэтлиффа. И делали они это с таким нетерпением, что без отрывания пуговиц совсем не обошлось. И уже без всякого волшебства Адам наслаждался ощущением прижатого им к большой кровати всем своим немаленьким телом Томми Джо Рэтлиффа. — Чёрт знает, что со мной происходит, но я чувствую, что до безумия тебя хочу, медвежонок, — шептал Адаму Томми Джо. А Адам целовал его и улыбался, слыша эти слова, так, как ещё никогда в своей жизни не улыбался. — А я-то как тебя хочу, если б ты знал, сладкий мой котёночек, — Шептал Адам в ответ Томми Джо. И уже без всякого волшебства мацал своего гитариста за его маленький, почти, незаметный, но такой привлекательный для Адама зад. И как бы ни офигевал сам от себя абсолютно гетеросексуально-ориентированный Томми Джо Рэтлифф, но всё происходящее ему чертовски нравилось. Он громко стонал, тихо ругался, и всячески выгибался и извивался в крепких объятьях Адама Ламберта. — Ну давай же…трахни меня, медвежоночек, иначе я просто умру, — шептал до крайности возбуждённый Томми такому же до крайности возбуждённому Адаму, и тут же думал про себя «Это что…я только что это сказал?! Вот чёрт?!». А Адам уже ничего не думал. Он дорвался до своего любимого гитариста, и ласкал его уже без всякого волшебства, исключительно по собственному желанию. Он же этого всегда очень даже хотел, но зная о гетеросексуальной ориентации Томми Джо… Впрочем, прямо сейчас эта самая гетеросексуальная ориентация активно перевоплощалась в какую-то другую, но уже явно не гетеросексуальную. И Томми Джо против этого уже явно не возражал, и уже больше не задавался извечным вопросом, а что же это, чёрт побери, с ними обоими происходит.       А происходило то, что Томми, уже стоял на четвереньках прямо посреди огромной кровати в дорогом номере дорогого отеля в городе S, снятом на двоих, и призывно прогибал спину, которую пылко целовал Адам Ламберт, и сам не заметил, как в его руке оказалась смазка, которую он вроде бы не брал, но благодаря творящемуся волшебству… И, конечно же, он сразу применил её по назначению, бережно растягивая до этого момента девственную попку Томми Джо. И Томми Джо совсем даже не был против, несмотря на свой натурализм. Впрочем, ни о каком натурализме речь уже не шла. — Тебе нравится, котёночек? — Страстно шептал Адам на ушко своему гитаристу, сопровождая этот шёпот развратными стонами. — Мне так нравится, медвежоночек, что если ты немедленно меня не трахнешь, я трахну тебя сам, — Отвечал Томми Адаму, стараясь прижаться к нему потеснее. — Это очень заманчиво, котёночек. Вот только я совсем не хочу тебя трахнуть, я хочу тебя любить, — Адам уложил Томми на спину и заставил его обнять себя буквально всем телом, очень аккуратно приступив к лишению девственной попки Томми Джо её невинности. И пока этот процесс происходил, Томми выслушал от Адама в свой адрес много горячих комплиментов, пылких признаний и ласковых слов. И как бы ни офигевал от себя самого Томми Джо Рэтлифф, но остаться в долгу он просто не мог, полив в ответ Адама не менее густым потоком тех же «розовых соплей». И сколько бы он ни любил девушек в своей до этого момента, абсолютно гетеросексуальной, жизни, он вынужден был признать, что такого фееричного секса ещё ни с одной девушкой у него никогда не было. И он уже совсем даже не был против того, чтобы сменить свою гетеросексуальную ориентацию. И волшебство, конечно же, творилось, но так ли уже оно было виновато во всём происходящем… — Адам, я, наверное, сбрендил, но я чувствую, что должен тебе это сказать. Я тебя люблю, мой медвежонок! — Томми лежал в объятиях Адама, взомкший, дрожащий от пережитых эмоций, и абсолютно счастливый. Он уже не задавал сам себе все эти не находящие ответов вопросы. А рядом, крепко его обнимая, лежал такой же взмокший и такой же счастливый Адам Ламберт и широко улыбался во все свои тридцать два ровных, белых зуба. — Котёночек мой, я давно хотел тебе сказать, что я так сбрендил уже и сам не помню, когда. Я тебя уже очень давно люблю! — И говоря это, Адам уже совсем не офигевал от себя самого и от всего происходящего. Он просто был очень счастлив.       А вместе с нашими героями была счастлива и та самая романтичная американская девочка, наконец дописавшая свою выдуманную романтическую историю, и та самая маленькая феечка из маленькой фейской страны тоже была очень счастлива. Ведь её не исключили из фейской гильдии и даже назначили на какую-то особенно важную фейскую должность. А вместе с ней был счастлив и специальный фейский бог. И волшебство, хотя и продолжало твориться, оно уже не играло такой уж роли в так внезапно возникших отношениях наших героев. Оно просто позволило им понять, как, на самом деле, сильно они любят друг друга.