Точки пересечения

Отмечать двадцать пятый день рождения у Питера не было никакого желания. Но, повинуясь просьбе матери не удаляться от семьи, Питер был вынужден на сутки вернуться в Вашингтон в родные пенаты. Особой привязанности к местам у Питера не было, по дому он не скучал, но скучал по матери и младшим сестрам, хотя скорее вырвал бы себе язык, чем признался. Выставлять напоказ чувства, по мнению Питера, было свойственно девчонкам, парням, встречающимся с другими парнями, и сериальным героям: последние часто путали чувства с соплями. У Питера с детства была аллергия на сопли и сериалы, которыми его мать нередко затыкала дни одиночества. Если бы Питера попросили назвать место, которое не менялось со временем, он назвал бы дом. Шкаф с посудой стоял там же, где и всегда, стол для пинг-понга, стакан с щетками над раковиной; полотенце меняло размер и цвет, но висело на гвоздике возле двери; многочисленные материнские шампуни стояли все с той же стороны на полке; старый, выцветший коврик на полу лежал синими цветочками к окну, а занавески Магда все так же предпочитала жемчужно-белые, простые. Не менялся дом, но менялись люди в нем. Питер, блуждающий по комнатам, пока мать суетливо накрывала на стол, заметил, что после особняка профессора Ксавье коридоры кажутся уже, а потолки ниже. И Лорна с Вандой были уже не теми малявками, какими уезжали учиться в пансион. Теперь у одной появилось пристрастие к топам, а вторая красила губы в ярко-алый. — И о чем же сплетничаем? — поинтересовался Питер. Лорну сдуло с места почти мгновенно, и Питер врезался в стену всем своим немалым весом, когда, пища и целуя в щеки, Лорна повисла у Питера на шее, болтая ногами в воздухе. Все-таки роста ей недоставало. — Привет, карапуз. — Питер почувствовал себя счастливей всех на свете. — Эй! Мне шестнадцать! — Так и я о чем, — согласился Питер, и Лорна шутливо толкнула Питера в бок, уступая место Ванде. — Питер! — радостно произнесла Ванда его имя, а тот шутливо уклонился от поцелуя. — Без помад, пожалуйста. Потом вся рожа красной будет. — Я не видела тебя полгода, а ты все такой же засранец. — Это зовется стабильностью, сестренка. Как дела? — Питер упал в свободное кресло, ножки которого угрожающе протрещали на своем языке. Лорна сияла, как будто это у нее был день рождения, а Ванда показалась Питеру замученной. Внутри мгновенно пробудился спящий детектив, ищейка втянула в себя воздух вместе с молекулами переживаний сестры и быстро-быстро начала фильтровать полученные данные, которые Питеру не понравились. Лорна щебетала о том, как здорово было учиться и как она встретила парня своей мечты. Питер запоминал только важную информацию и готовил речь по поводу топов. Лорна правильно заметила: ей было шестнадцать. Питер упорно гнал прочь мысль о том, когда он стал встречаться с девчонками. Он мог когда угодно, а его младшая сестра обязана была одеваться в лучших традициях монастырской моды и точно не выставлять напоказ противоположному полу пупок с камушком пирсинга в нем. Когда только успела? Ванда говорила, подбирая слова. Она была полной противоположностью сестры. Если бы Питер попросили описать сестер, он бы описал одну, а про вторую сказал: «А теперь наоборот». Ванда была старше всего на год, но казалось, что серьезности в ней было на двоих. Иногда Питеру чудилось, что они с Вандой были одногодками, и он сгонял морок, вспоминая, что, когда учился в школе, Ванда гуляла по дому в подгузниках и вязаных розовых носках. А еще Ванда была носителем мутации. И это тоже отличало ее от родной сестры, которой икс-ген не достался. — Может, мне кто-то поможет, или зачем я вообще девчонок рожала? — в комнату к Питеру, Лорне и Ванде заглянула мать. Питер широко улыбнулся в ответ — его к плите не подпускали, разве что чайник поставить, — а Лорна, трагично вздохнув, ушла на кухню, откуда призывно пахло. — У тебя все нормально? — обратилась Магда к старшей дочери. — Да, а что? — Ничего. Неважно выглядишь. Опять покрасилась или… Ванда машинально потрогала каштаново-алые пряди. — Покрасилась, — ответила она. — Мне можно не врать, — сказала Магда. — Я покрасилась, — повторила Ванда упрямо. Магда недоверчиво поджала губы и ушла. Питер поднял брови, глядя на сестру, которая выглядела, как побитая собака. — Поговорим? — предложил он. — О чем? — Ванда мгновенно ощетинилась. — О твоей лжи родителям. О том, что ты боишься сказать им, кто ты такая и что умеешь. Ванда скрестила руки на груди, принимая защитную позу. Питер старался не думать, что, разозлившись, его сестра могла выбросить его в окно своей силой. — Я сказала тебе по секрету, Питер. Не пользуйся этим, пожалуйста. — Ее голос прозвучал то ли требовательно, то ли жалобно. — Я это ценю, сестренка, но пора бы тебе уже примириться с тем, что ты мутант. — Не зови меня так! — Ванда, я тоже мутант. Что здесь такого? — Твоя мутация проявила себя, когда тебе было восемь, Питер! Восемь, а не четырнадцать, как мне. Я не была готова. К тому же, — Ванда задохнулась и шумно втянула в себя воздух, чтобы продолжить, — твой отец тоже мутант. А я в кого такая? Мать простой человек, а отец старается держаться подальше от мутантов. Он же считает, что они с обычными людьми должны жить чуть ли не на разных континентах! А представь тот обширный инфаркт, который у него случится, если он узнает, что его дочь, как и пасынок, ненормальная! — Ненормальная? У тебя проблемы с принятием себя, Ванда. И не смей называть нас ненормальными. Я вот лично очень даже нормальный. Нормальней не придумаешь! — У нас с тобой разные ситуации. — Ванда отвернулась к окну, но Питер сомневался, что она туда смотрела. Ванде было не так-то просто скрывать от родителей (точнее от родителя, потому что, как подозревал Питер, мать давно все знала), что она второй мутант в доме. Она старалась не пользоваться даром, но держать его под замком было все равно, что отказываться от одного из органа чувств. Ванда была неполноценной, когда игнорировала часть себя. Она это понимала где-то глубоко внутри, но была слишком упряма и слишком боялась разочаровать отца, чтобы что-то сделать со своей проблемой. А насчет разных ситуаций… Питер едва не захохотал в голос, пугая птичек на кустарнике под окном. Вот уж, чьи ситуации были до неприличия схожими, так это у двух трусов семейства на Кливленд-Парк — Ванды Дейн и Питера Максимова. Эти двое заслужили аплодисментов и потных рукопожатий. Один был двадцатипятилетним раздолблаем с комплексами и отцом, который не знал о своем отцовстве, потому что Питер подозревал, что такие сыновья, как он, знаменитому — в плохом смысле — Эрику Леншерру нафиг не сдались. Вторая была семнадцатилетней ведьмой с комплексами и отцом, который не знал правды о дочери, потому что Ванда подозревала, что такие дочери Стиву Дейну нафиг не сдались. — Ну да, ситуации и впрямь разные, — согласился Питер и проглотил истеричный хохот, благодаря чему птички за окном остались на местах. Ванда покосилась на брата и нервно передернула плечами. Между пальцев на ее руке промелькнула красная искра. Питер увидел, а Ванда, поглощенная переживаниями, не заметила. — Не боишься однажды взорвать что-то, если не научишься жить со своими способностями? — поинтересовался Питер как бы между прочим. — Не боишься однажды пожалеть, когда твой папаша снова свалит и больше не объявится? — Девочка выросла вся в меня. Ой, беда-беда. — Питер поцокал языком. — Не кривляйся. — Не занудствуй. — Иногда ты раздражаешь. — И я тебя люблю, — умилился Питер. Он не стал говорить Ванде, что кривляния и килотонны сарказма придавали ему чуть больше уверенности в себе, жизнь красили чуть ярче и заметали кучу невеселых мыслей в голове чуть дальше. — Праздничный стол готов, мать велела идти мыть руки. Питер, а мне можно шампанского? — Лорна заглянула в комнату. — Ну капец. Нет, конечно. Будешь пить компот. И поменяй этот топ на нормальную одежду, желательно подлиннее. — Ты чудовище! — возмутилась Лорна. — Не спорь со старшим братом! — крикнула из кухни Магда. — И поменяй топ! — Ну капец, — повторила слова брата Лорна и побрела в их с Вандой комнату, чтобы переодеться. Питер собирался пойти на кухню, когда Ванда схватила его за руку и, быстро облизав губы, спросила: — Слушай, Пит, а ты один приехал, да? — Ты видела в доме кого-то, кроме нас? — удивился Питер. — А что за вопросы? Ванда сжала его руку, закрыла глаза, сдвинула брови. Питер чувствовал, как сила Ванды заключила его в кокон, пощекотала кожу на сгибах локтей, тронула плечи. Он не шевелился, во все глаза глядя на сестру, которая редко демонстрировала способности. Ему почудилось, что вокруг Ванды появился ореол красного сияния. Наконец, Ванда убрала от него руки, проморгалась. — Что не так? — спросил Питер. — Я… — Ванда замялась. — Я не уверена, но ты как будто пришел не один. Прозвучало жутко. Питер старался держаться подальше от паранормального, а фильмы ужасов смотрел только в компании. Он обзывал себя девчонкой, но ничего не мог поделать: фильмы ужасов смотреть было страшно. Лучше комедии или фантастику. — Да не-ет, — протянул он, сглотнув ком, застрявший в горле. — Это ж чушь. — Питер, я не знаю, как это объяснить, но я чувствую. — Ты не экстрасенс, Ванда. — Спасибо, Шерлок. Но энергия — мое поле деятельности. — Так может в доме просто поселился веселый Каспер? — Ладно, возможно и правда чушь. — Ванда качнула головой. — Пошли уже за стол, пока я тебя не прибила. Ванда ушла первой. Питер же, продолжая улыбаться, напоследок оглядел комнату, словно подтверждение слов сестры могло сейчас же выйти из-за штор. Но никто не вышел, и Питер пожал плечами.