Самая снежная ночь

      Странная выдалась зима. Очень странная. Не говоря уж о том, что сейчас только начало ноября, и хотелось бы, чтобы природа помнила, что это всё-таки пусть и последний, но осенний месяц. Поёжившись, глядя на хлопья падающего снега, которые выхватывали из ночного мрака уличные фонари, я несказанно порадовалась уже тому, что, желая покрасоваться на дне рождения Андрея, надела не только сногсшибательное белое платье, пусть спереди и скромное, да и длина в пол, зато какой вырез на спине — по самое не балуйся, но и пуховик, и тёплые ботфорты. Дважды порадовалась, когда трамвай жалобно зазвенел и затормозил в месте, совершенно не являющемся остановкой. Трамвай и вечерний наряд — не самые совместимые вещи, но если уж не захотела, чтобы отвёз на своём Ниссане и проводил до самого порога озабоченный дружок двоюродного брата Филипп, то Добро пожаловать в общественный транспорт.       Полдвенадцатого ночи.       Последний маршрут.       Снегопад.       В общем, всё, как всегда, неблагополучно.       Не как у людей.       Как у меня.       И чего стоило пятнадцать минут потерпеть общество повёрнутого на бабах мажора и, наобещав ему три короба сладкого, только не сегодня, скрыться за дверями своей квартиры? Ничего не стоило. Но мы, пингвины, птицы гордые — пока не пнёшь не полетим.       Вот теперь, кстати, и полетаем.       Поплаваем.       По пояс в снегу.       А что? Вот чем сейчас не Северный полюс? С затаённой надеждой взглянув на вернувшегося в кабину водителя, я по его мрачному лицу, заснеженным куртке, брюкам и усам поняла, что, собственно, всё — надеяться не на что. Приехали. Мужчина откашлялся и, не выбирая выражений, принялся объяснять нам, своим семи пассажирам полуночного рейса, что в связи с ненормативными погодными условиями трамвай дальше ехать не желает — рельсы занесло сугробами по самые яйца, и если мы хотим попытаться откопаться единственным на всех пластмассовым совком, то и это мало чем поможет — от налипающей мокрой параши оборвало провода, посему застряли мы намертво.       Ещё раз громко помянув способы размножения матери нечистой силы, водитель достал пачку Примы, закурил и, лишь наполнив салон едким дымом дешевого табака, нехотя сообщил о главном: у нас два выхода — либо ждать вместе с ним помощи аварийной бригады, что может растянуться до утра, и куковать в трамвае, который он нипочём не бросит, потому что русские не сдаются, либо добираться домой самостоятельно, чего он категорически не рекомендует, но если имеются добровольцы-суицидники, желающие отдать Господу душу в ближайшем сугробе, удерживать не станет: по инструкции не положено, да и не гуманно мешать последней воле добропорядочных граждан.       Смерив взглядом остроумного водилу и определив, что ростом он не уступает американским баскетболистам, и, соответственно, упомянутые им бубенцы телепаются достаточно высоко над землёй, а значит сугробы немаленькие, и прикинув, что до дома идти шесть кварталов, я всё же встала. В самом деле, какая разница, где замёрзнуть: снаружи или в трамвае, в котором вместе с электричеством отключился и подогрев сидений? Пожалуй, у пешехода сейчас больше шансов на благополучный исход, чем у удивлённо вытаращившихся на меня упитанных тётенек, двух пенсионеров и злоупотребляющего пирсингом подростка. Можно, конечно, попытаться позвонить в Службу спасения или МЧС, но не факт, что поможет: мы же не в столице находимся, чтобы нас спасать. Жители маленьких провинциальных городков правительство, чиновников и их ведомства слишком мало волнуют, а потому надеяться на чудо бессмысленно. Ещё можно попытаться развести костёр, только палить в нём совершенно нечего, кроме одежды, с которой кто-то из присутствующих вряд ли сейчас согласится расстаться. Опять же, за порчу муниципального имущества — трамвая потом и статью могут вкатать как за хулиганство. Убытки за причинённый ущерб возмещать придётся. Пенсионеры, конечно, отмажутся, не моргнув глазом, а у меня, едва отучившегося дизайнера интерьеров, зарплаты едва ли хватит, чтобы расплатиться за подобный экстрим.  — Куда это ты собралась? — хмыкнул водитель и, окинув меня с головы до ног внимательным взглядом, снова затянулся сигаретой. — Да ещё и в белом. Сольёшься с пейзажем, тебя и спасатели не найдут, чтобы родителям хладный труп вернуть.  — А что, есть шанс, что будут искать? — подавив желание показать ему язык, я взялась за поручень и, предусмотрительно приподняв свободной рукой длинный подол платья, спустилась на подножку. — Спасение утопающих — дело рук самих утопающих.  — Тебе хоть недалеко идти?  — До музея, я там рядом живу.  — Хочешь стать экспонатом среди мумий? — начиная хмуриться, водитель попытался схватить меня за рукав, но лишь тихо заматерился, поймав в ладонь воздух. — Сумасшедшая девица, что за молодёжь пошла? Ни мозгов, ни шапки.  — И не говорите, — тут же откликнулась наблюдавшая за нашим диалогом сердобольная рыжая тётенька с переднего сидения. — У меня племянница такая же оторва. В прошлом году сбежала из дома, так родители неделю с собаками искали…  — Удачи! — крикнула я им, не дослушав сей животрепещущий рассказ до конца и, собравшись с духом, спрыгнула на то, что должно было быть дорогой, а оказалось хрустящей от мороза снежной подушкой.       Глубоко.       До колен.  — Ну, прогуляйся, надумаешь вернуться, мы здесь.  — Ага, одна нога здесь, другая там, — удостаивать взглядом заботливого любителя Примы не было никакого желания, холодные снежинки и так тут же забились в нос, рот и под шарф, и пришлось срочно натягивать на локоны замысловатой причёски капюшон.       Холодно, однако.       И ветер разыгрался.       Правильно: какой же хороший снегопад без бурана?       Стараясь не оглядываться на покинутое убежище, которое уже через минуту показалось не столь ненадёжным, как поначалу, я медленно, но верно пробивала себе путь к тротуару. Здесь, возле самых рельсов, снежный занос доставал до середины бедра, а возле домов ветер его частично выдул, так что идти наверняка станет легче.       Перебраться через сугробы оказалось не так просто, как виделось из покрытых инеем окон трамвая, и когда мне всё же удалось попасть на тротуар, пришлось долго и старательно вытряхивать колкие снежинки из волос и одежды. На самом деле это было совершенно бесполезным занятием, потому что снегопад и не думал утихать, к тому же с новой силой разыгралась метель, от беспощадного воя которой буквально закладывало уши. Понимая, что отчищать подол платья от белой крупы также не имеет смысла, я достала из кармана шерстяные перчатки и, натянув их на промёрзшие почти насквозь пальцы, поспешила к свету мерцающей на углу вывески аптеки. Вот где настоящая несправедливость — у рекламного щита провод почему-то не оборвало, и электричеством он всё ещё питался. Да и вообще, уличное освещение было почти в норме, и от тёплых лучей фонарей, превращая мир в зачарованную зимнюю сказку, бежали искристые блики. Любоваться ими можно было бы бесконечно, если бы не одно но: усиливающийся мороз больно щипал щёки, и пришлось, натянув поглубже капюшон, прибавить шагу. Под громкий хруст снега в душе неожиданно зародилось облегчение от того, что не поехала с Филиппом. Судя по тому, что на занесённой снегом дороге не двигалось ни одно авто, мы бы с ним застряли не хуже трамвая, а отвертеться от его назойливого внимания и липких ладоней было бы довольно трудно. Папа всегда говорил: всё что не делается — всё к лучшему. Вот и сейчас, лучше околеть в этом белоснежном мороке, чем оказаться изнасилованной на заднем сидении Ниссана. В том, что этим бы всё и закончилось, можно было не сомневаться: я слишком хрупкая, боевыми навыками не владею, так что отбиться от завсегдатая спортивного клуба вряд ли было бы мне по силам.       Обхватив себя руками за плечи, радуясь тому, что снег хоть и мокрый, но совсем не скользкий, я завернула за угол и замерла, как вкопанная, столкнувшись с очередным препятствием: огромный сугроб, который можно было окрестить разве что курганом, загородил собой дальнейший путь так, что пройти представлялось возможным, только если выйти на дорогу. Там снегу хотя бы по пояс, а не с головой.       Пришлось отчаянно чертыхнувшись и снова подхватив подол, разворачиваться к проезжей части. Очередной порыв ветра бросил в лицо пригоршню ледяной крупы, что заставило поблагодарить себя за то, что не воспользовалась ничем из косметики кроме водостойкой туши. Днём-то ведь дождь шёл. В самом деле, хоть на панду не буду похожа, когда меня откопают из этих заносов. Ну, или по весне оттаю. Вот лягушки зимой замерзают, а весной оттаивают и ничего — квакают на луну и прохожих. Мне такое определённо не светит. Не рептилия и даже не царевна из известной сказки. Зато под Гоголя самое время закосить — утопленница. В замёрзшей реке. Чем снег не река? Он ведь состоит из воды. Да и кладбище совсем рядом — как раз через дорогу. Старинное, конечно: на нём ещё купцов и бояр хоронили, а до сих пор не сравняли с землёй только потому, что в центре него церковь стоит. Триста лет ей недавно исполнилось — исторический и культурный памятник. Если какой чиновник решит покуситься на этот славный кусок муниципальной территории, так и ему найдут место в греческих склепах благочинные батюшки. Уж очень они радеют за свою светлую обитель посреди некрополя.        При одной мысли об укутанных снегом могилах по коже прошёл озноб, а взгляд невольно метнулся вперёд, туда, где за густой белой порошей были кованные врата с массивным крестом и премилыми херувимчиками. Шмыгнув носом, я с тоской подумала о том, что стоять посреди ночи перед погостом в такое ненастье да ещё в белом платье не самая хорошая примета. Лучше ноги поскорее уносить, пока какой-никакой покойничек на свидание не позвал, тогда и Филипп принцем покажется. Бедросовичем во плоти и стразах. Решив ретироваться, пока в голову не полезли более дурные мысли, я собралась было штурмовать сугроб, но тут совершенно отчётливо поняла, что не могу различить ни креста, ни херувимчиков. Никто не спорит, что видимость в потёмках да ещё и при буране нулевая, но там же совершенно чётко проступают очертания других, незнакомых ворот, а за высокой кирпичной оградой зеленеют кроны могучих вязов.       Зеленеют.       Кроны.        В буран.        И херувимчики разлетелись.       Вязы?       Я точно на дне рожденья ничего не пила?       Определённо.       Только диетическую колу.       Но в ней же нет алкоголя…       Или уже добавляют?        Отчаянное желание убедить саму себя в том, что не страдаю галлюцинациями, заставило вопреки здравому рассудку перебраться через заснеженные рельсы и на ватных ногах устремиться к подъездной аллее кладбища. В самом деле вязы. И снега на них совсем нет. Что же это такое?        Ещё пара шагов, и клянусь, развернусь на сто восемьдесят градусов и со всех ног брошусь наутёк. За угол. К трамваю. К водителю с усами и Примой. Всего пара шагов. И ещё пара.       Приблизившись к воротам, которые на деле оказались высокой узкой калиткой, я толкнула её и, не веря своим глазам, уставилась на густой парк, землю которого покрывали мох и изумрудная трава. Стоило оказаться за оградой, как буран отступил куда-то за спину, а воздух показался уже не таким морозным. Кажется, он даже был напоен ароматом цветущей липы. Калитка за спиной громко звякнула, и, оглянувшись, я увидела, что по ту сторону всё так же сыплет снег, а небо скрыто за низкими свинцовыми тучами.        От нереальности происходящего засосало под ложечкой и захотелось одного — срочно оказаться у себя дома под одеялом, но это было невозможно: сама идея снова брести среди сугробов заставила ноги намертво прирасти к месту.        Намертво.       Просто замечательно.