Самая снежная ночь

      Настоящий снегопад, который плотной стеной отгородил меня от погони, но при этом не причинял бегущему оленю никакого вреда.  — Спасибо… — закрыв глаза от накатившей волны облегчения, я с удовольствием ощутила прикосновение снежинок к щекам и рукам. Оно было поистине целебным.  — Чтоб ему балрог опять пятки подпалил!  — Кому? — распахнув глаза, я со стоном отдала должное тому, как прекрасен приближающийся ко мне на белом жеребце Владыка. Мой муж. Ну зачем он такой великолепный, когда мне так хочется злиться на него?  — Феанору! — подъехав вплотную, Трандуил прикоснулся ладонью к носу моего вмиг переставшего нервничать оленя, что-то шепнул ему, а потом и вовсе, ловко пересадив меня к себе в седло, отпустил рогатого скакуна восвояси. — Твой родственник оставил столько ложных следов, что я едва не проклял его, напрасно теряя время на их изучение.  — Наверное, Келегорм помог, он с ним.  — Каждый из них хитрее любого разбойника.  — Мы не туда едем, — пытаясь устроиться поудобнее, только сейчас начиная ощущать, как трясутся от пережитого руки, я спрятала лицо на груди своего высокородного супруга и неприлично громко всхлипнула. — Отвези меня к Элронду. Прямо сейчас.  — Нет, — обняв одной рукой, Трандуил крепко прижал меня к себе. Его поцелуи в волосы, висок и щёку оказались настолько неожиданно нежными, что стало даже немного не по себе. Это мой холодный властный муж? Он здоров? Может заболел? — У нас нет времени для ссор.  — Это у тебя нет, а у меня имеется, — буркнула я, сильнее вжавшись в его белоснежную рубашку и только сейчас обратив внимание на отсутствие камзола. Неужели так торопился меня найти, что позабыл о парадных нарядах? И куда это он коня повернул? — Я не хочу в твой Лес!  — Не успокоишься, да? — совсем тихий шепот в самое ухо. И опять такой ласковый поцелуй… Да что это с ним? Точно болен. — У тебя воспаление хитрости? — всё же спросила я вслух, хотя и без этого Трандуил слышал каждую мою самую тихую мысль. И, конечно, уже отлично знал всё, что творится у меня в голове.  — Ты невыносима, — порадовал он меня поистине королевским комплиментом и, словно ребёнка, укрыл краем своего плаща, чтобы надёжнее защитить от продолжавшего сыпать снега, который позади нас уже обернулся настоящим бураном. — Столько глупых мыслей. Я не успеваю в них разобраться и найти хоть какую-то логику.  — Вот и не подслушивай.  — Приходится, иначе ты меня совсем с ума сведёшь, — пришпорив коня, Трандуил уперся подбородком в мою макушку и обнял так крепко, что я даже увернуться и зажать уши не могла, приходилось слушать каждое его слово. — Пойми, вы, люди, придаёте слишком много значения физической стороне любви. Я же хотел, чтобы у тебя было время понять, что ты дорога мне вся целиком, а не только в постели. Я не хотел, чтобы нас подгоняли в этом.  — Видишь вот там подорожник? — внимательно выслушав его проникновенное признание, я указала на мелькнувшие у копыт коня листья. — Сейчас вмажу, сразу приложи. — О чём я и хочу тебе сказать, — усмехнулся он, ни разу не поверив в серьёзность моей угрозы. — Ты ещё слишком человек, хоть и выбрала судьбу эльфа.  — Ну знаешь ли, мы с тобой не в сказке живём. Волшебная платоническая любовь бывает только у сказочников… А у обыкновенных живых существ и любовь обыкновенная: истерики, вынос мозга, и хочу… аж убью…  — Хорошо, наверное, ты права, — неожиданно согласился мой муж и, въехав, наконец, на опушку скрывшего нас от снегопада Леса, ссадил меня на первой же попавшейся укромной поляне. — Пусть всё будет так, как ты хочешь. Иди сюда.  — Ты что делаешь? — испуганно отступив, я с удивлением наблюдала за тем, как он расстилает свой подбитый мехом плащ прямо на мягкой траве. И ведь взял же с собой посреди вечного лета. Не иначе заранее всё продумал. — Зачем?  — Ты ведь этого хочешь? — обернувшись ко мне, Трандуил приподнял брови и улыбнулся так похабно, что если бы своими глазами не увидела — в жизни не поверила бы, что такое возможно. — И Феанор, сам того не понимая, не оставляет мне выбора.  — Ну уж нет! — стараясь подавить нанесённую им обиду, я отвернулась, оглядываясь в поисках тропы, которая приведёт во дворец. — Не нужны мне твои одолжения. И вообще ничего не нужно, раз для тебя это только способ отделаться от притязаний моей родни.  — Не говори ерунду, я не для этого тебя сюда привёл.  — Ты ничего не хочешь и никогда не хотел, — шагнув в сторону мохнатых елей, я попыталась совладать с голосом, который то и дело норовил сорваться от непролитых слёз. — Не нужно унижать меня своими уступками.  — Знаешь, о чём я порой жалею? — в несколько шагов преодолев разделяющее нас расстояние, Трандуил опустил ладони на мои плечи, не позволяя более сдвинуться с места. — Иногда мне хочется, чтобы ты тоже слышала мои мысли. Тогда бы ты и минуты не сомневалась в том, как желанна для меня. Но разве несдержанность — достойное поведение?  — Да уж, — не до конца веря его словам, я подняла голову и вгляделась в глаза цвета изумрудной листвы. Пылающие живыми чувствами глаза. — Вы умеете быть очень сдержанным, Ваше Величество.  — Хотя всё же тебе лучше не знать моих мыслей, — привлекая к себе, он коснулся губами виска, в то время как широкие ладони действовали не столь целомудренно — пройдясь по моей спине, они спустились ниже талии и сквозь ткань платья огладили и сжали столь вольно, что перехватило дыхание. — Тогда ты не будешь так сильно смущена тем, сколько раз я мечтал это сделать.  — Ваше Величество… — выдохнула я и тут же потонула в плену непривычно жаркого поцелуя. — Вы…  — Не будешь знать, как нестерпимо мне хотелось рвать в клочья твою одежду, — не слишком деликатно куснув мою задрожавшую губу, муж усмехнулся, скользя руками обратно вверх к вздымающейся груди и моему неистово заколотившемуся сердцу. — Сколько часов я провёл в душе под струями ледяной воды, напоминая себе, что нужно быть разумным и беречь тебя от своей страсти.  — Одно моё платье вы всё же порвали, — дыхание напрочь сбилось, а от прикосновения длинных пальцев к груди подкосились ноги. — На день святого Валентина, помните?  — Ещё бы не помнить, в ту ночь я едва смог совладать с собой. Тебя спас только мой гнев, — крепче обняв, чтобы не упала к его ногам, Трандуил, наклонившись, обдал горячим дыханием мою шею. — Красной сорочке повезло меньше.  — Это было дизайнерское платье! — попытавшись ухватиться за возмущение как за спасительную соломинку, я вцепилась руками в его могучие плечи, ощущая, как жадно ласкающий рот покрывает поцелуями ключицы и вздымающуюся над лифом грудь. — Очень… красивое… плать…е… — Красная тряпка для быка!  — Быки  — дальтоники.  — Но я-то — нет!       Вспомнив, что в ту ночь он бушевал не то что как бык на корриде, а как самый настоящий дракон, да и холодный душ действительно принимал, я невольно рассмеялась. За что была наказана таким захватывающе пылким поцелуем, что ноги перестали держать окончательно. — С самого твоего появления на свет меня восхищало, сколько жизни и жизнерадостности умещается в таком маленьком хрупком существе, — ещё раз поцеловал в уголок губ, Трандуил поднял меня на руки и, не терпя возражений, понёс к так предусмотрительно захваченному расстеленному плащу. — А потом я понял, что безумно хочу погрузиться в этот кипящий водоворот. Хочу знать, как это — обладать лучом весеннего солнца.       Неожиданно смутившись от такого красивого и в тоже время глубоко пошлого комплимента Владыки, я не нашлась с ответом и лишь раскраснелась ещё сильнее, когда он уложил меня на мягкую ткань и сам устроился рядом. Надо же, так ждать и предвкушать этот момент и вдруг почувствовать себя самой растерянной, испуганной и робкой из всех девственниц, что когда-либо влюблялись на этой земле.  — Смущение тебе идет, — приподняв моё лицо за подбородок, Трандуил внимательно заглянул в глаза и мягко улыбнулся на откровенную застенчивость. — Определённо.  — И вам, конечно, это нравится?  — Ты даже не представляешь себе до какой степени.       От прикосновения к губам его рта, от ласкающих, скользящих по шее и плечам рук перехватило дыхание, и захотелось просто подчиняться властным, будоражащим действиям мужа, но я была бы не я, если не попыталась бы сострить:  — Если не получается затащить девушку в постель, носи с собой плащ? — За эту неожиданную романтику говори спасибо Феанору, — запустив пальцы в мои волосы, муж бережно распустил тугую косу, прикасаясь так медленно и успокаивающе, что на глаза едва не навернулись слёзы от его заботы и стремления помочь расслабиться. — Нам нужно поспешить, пока не пришлось объявлять из-за его действий военное положение.  — Тогда он остановится?  — У него не останется выбора.  — А стража? — мне вдруг стало страшно неловко от того, что нас могут застать в тот момент, когда Трандуил так легко справляется с застёжками и лентами на моём платье. — Что они подумают, если увидят нас здесь?  — Никто не подойдёт. Останутся охранять наше уединение на почтительном расстоянии.       От такого заверения на душе стало немного легче. Ровно до того мгновения пока он не обнажил мои плечи. Вот тогда по коже побежали мурашки. И от прикосновения свежего лесного воздуха, и от огня, разгорающегося в казавшихся бездонными изумрудных глазах. Остро ощущая каждую мою эмоцию, Трандуил вовлёк меня в новый поцелуй, притягивая к себе так тесно, что уже не осталось сомнения в том, что он не лжёт насчёт своих желаний. Стараясь выбросить из головы все ненужные мысли и волнения, я отвечала на ласку его поцелуя, растворяясь в нём, как в весне, которая, наконец, наступила для нас двоих. После долгих снегопадов первая оттепель была по-настоящему солнечной и долгожданной.  — Не шевелись, — не просил, приказал мой Владыка, когда потеряв покров платья, я попыталась неловко прикрыться руками. — Предвкушение этой минуты столько раз истощало моё терпение.       У меня не было слов. Вообще ни одного в голове или на языке. Лишь бесконечное желание быть нежной и любимой, когда погрузила пальцы в его жёсткие светлые волосы, и вырвавшийся, казалось, из самой души вздох от прикосновения губ Трандуила к освобождённой от игривого белья груди. Уколовшая чувствительную кожу щетина заставила вскрикнуть и выгнуться дугой, а влажное прикосновение языка к напряженному соску дало невероятно глубоко прочувствовать, что всё по-настоящему. Слишком возбуждающе и слишком интимно одновременно. Слишком сладко, чтобы не застонать вновь.  — Будешь так реагировать, и я потеряю всякий контроль над собой, — обхватывая ладонями полушария груди, Трандуил строго заглянул в моё раскрасневшееся лицо, но у него так и не получилось призвать меня к дисциплине. Даже с головой отдавшись ласке его восхитительно оглаживающих рук, даже будучи против него невинно-настырным созданием, я отлично видела, что нас обоих ведёт от разбуженной страсти. — И впрямь настырная.  — Продолжайте, — стараясь приникнуть ещё ближе, я провела пальцами по его шее, а затем, осмелев, прикоснулась губами к мускусно пахнущей коже. — Разве вам нужен кто-то кроме меня?  — Сама знаешь, что нет, — хрипло выдохнув, муж даже не пытался скрыть, как ему нравятся мои неумелые ласки. — И прекрати выкать, иначе я чувствую себя стариком, совращающим ребёнка.  — Ну нет… — с меня этой песни достаточно, целый год её слушала. — Ах!..       От его раздавшегося у самого уха смеха и самой захотелось хихикнуть, но Трандуил быстро прервал это веселье новым восхитительно властном поцелуем, а затем погрузил в пучину таких нежных и огненных ласк, что времени на слова не осталось. Разве что на бессвязные стоны удовольствия. Казалось, что его руки и губы были везде, прикасались к каждому миллиметру моего тела, изучали, заставляли снова и снова выгибаться навстречу, повинуясь бегущей по телу дрожи нетерпения. Он словно отпустил себя, забыл о сдерживавших прежде тормозах, превращаясь в бога пламени и страсти, который задался целью свести меня с ума, испепелить горячими поцелуями, погрузить в томительный транс заставляющий забыть о том, кто мы и где. Осталось лишь опаляющее прикосновение влажных губ к коже, скольжение языка по животу и вокруг пупка, порывистое движение, заставившее раскрыться перед ним полностью.  — Трандуил! — вскрикнув, задыхаясь от нехватки воздуха, я не знала, как реагировать на столь чувственную игру, когда он приник к самому сокровенному, пульсирующему от желания уголку моего тела, но выбора и не было. Муж держал слишком крепко, не позволяя вырваться, и ласкал языком так умело, что в затуманенном сознании вновь возникли мысли о боге всепоглощающего огня.       Лишь доведя до пробравших тело судорог и нетерпеливой дрожи, Трандуил приподнялся, и, накрывая собой, прижимаясь так тесно, что не осталось места для дыхания, овладел одним быстрым, но всё же бережным движением. Ощущая его проникновение, тяжесть возбужденного мужского естества, я приготовилась к неминуемой боли, но её почти не было, лишь быстрый алый всполох, а затем только радость от слияния, принятия его ускоряющихся движений и новые волны удовольствия. Наверное, я была слишком возбуждена и слишком любила своего мужа, чтобы ощущать какой-то дискомфорт. Напротив, мне было очень хорошо от его затуманенного страстью зелёного взгляда, глубоких проникновений, новых пьянящих поцелуев и крепко сжимающих рук.  — Смотри мне в глаза, — потребовал Трандуил, когда меня накрыла волна обжигающего, словно искры, удовольствия, и, словно вбирая в себя мою потрясённую воспарившую душу, в последнему глубоком движении заполнил своим излившимся теплом. И застонал. Застонал, содрогаясь, прижавшись лбом к моей шее так неистово, что если во мне и оставались глупые крупицы сомнения в его любви, то теперь они рассеялись, как дым.       Обняв его, я долго, успокаиваясь после пережитого урагана страсти, покрывала поцелуями влажные от испарины светлые волосы, а затем залюбовалась тем, как в них играют пробивавшиеся сквозь листву закатные лучи солнца. Мне было так хорошо и безмятежно спокойно, что даже возможно слышавшие стоны нашей любви стражники и блуждавшие в снежном буране пламенные родственники отошли на второй план и никак не могли помешать такому светлому и тёплому девичьему счастью.       Я не помнила того, что говорил Трандуил, и как, одев, он отвёз меня во дворец, но вот последовавшая за этим восхитительным в своих приключениях днём ночь выдалась не менее горячей, и это было больше того, о чём вообще возможно мечтать. А на утро буран закончился, и ворвавшемуся в Лесное королевство продрогшему до стука зубов Феанору ничего не оставалось, как смириться с тем, что мой муж заявил на меня все свои права, и теперь у него нет даже надуманного повода разлучить нас.        Удивительно, но всё также сверкавший довольным взглядом Трандуил нашёл в себе достаточно великодушия, чтобы быть приветливым хозяином и отпаивать Пламенного лучшим из своих вин. И, ещё более удивительное дело, даже заразился от него желанием получить самый драгоценный из подарков Единого — дочь.       У него получилось. Уже через год я прижимала к груди крохотную зеленоглазую девочку, которая была так мила в своей младенческой красе, что невозможно было не любить эти бесценные ямочки на бархатных щёчках и совсем ещё крохотные пальчики. Маленькая Принцесса своим появлением установила окончательный мир, на что, очевидно, в своём промысле и рассчитывали Валар. Потому что и Трандуил с Леголасом, и Феанор с сыновьями любили её так трепетно, что и думать забыли о минувшей вражде, и даже на таком запоминающемся событии, как свадьба Леголаса, Келегорм не попытался взаимно подсветить ему фонарь.       А я? Я была бесконечно счастлива. Раньше мне казалось, что сердцу приносят радость суета и различные жизненные хлопоты, от которых кругом голова и не остаётся минуты, чтобы остановиться и просто вдохнуть поглубже, но мой муж доказал мне, что оно может жить и в вечном покое благословенного Валинора. Хотя какой покой? О чём я? Просто тихая гавань, редкие бури в которой смиряют снегопады и тёплая улыбка в глазах Трандуила.