Дочь

Я таков, каким вы меня сделали, и если вы называете меня бешеной собакой, дьяволом, убийцей, то учтите, что я — зеркальное отражение вашего общества.

Танцующие длинные тени кружили на стене вокруг Дельфи. Силуэт Авгурии освещался синим излучением её компьютера, а свечи оголяли скрытые во мраке листы. «Резня на Косом переулке» «Участников забастовки сослали в Азкабан» «Кажется, мир сошёл с ума» «Что же нас ждёт дальше» Заголовки сливались в черное нечитаемое месиво. На фотографии снова и снова происходили смерти от рук людей без будущего и вполне состоявшихся магов. Те же, кого раззадорила Дельфини, бегали туда-сюда, выискивая новых жертв своим обезумевшим взглядом. Бледные пальцы гуляли по буквам, словно запоминая их форму, как если бы её касания позволяли узнать и запомнить каждую столь важную шероховатость, дающую лишь кастрированный до нужного образ произошедшего. Где вы видели правду? Где вы её прочли? В заголовках магического «Таймс», желающего показать её с выгодной лишь министерству стороны? Где? Крылья пледа Авгурии сливались с темнотой в комнате. И без того ослепляющая ночь лишь дополнялась светом, исходившим от огарков и экрана. На нём, пустынном, мерцала синяя тишина, заполняемая музыкой, которую Дельфи нашла, пока училась пользоваться магловским «интернетом». Пианино, казалось, стало её любимым инструментом, умеющим дать так много эмоций. Пустота, грусть, тепло, радость — всё это постепенно сменяло друг друга. Неизменным оставался лишь шум пламени слева от девушки, вновь и вновь разжигающий произошедшее тогда. Будто срывающий покровы, он шептал тихо и нежно, что ничего не расскажет, если его покормят. Но она не отвечала, оставаясь немой и в этой ситуации, всё так же полной лжи, ведь огонь не говорит, а лишь вытаскивает самое сокровенное, будь то страх или желание. Она не поддавалась этой иллюзии комфорта. «Порой наступает время помолчать.» — она думала так, поглаживая листы, как домашнего кота. В этой комнате было пусто, часы, которые хорошо бы иметь всегда, ушли, как и другие подобные человеческие предметы. Она теперь жила в другом месте. Среди людей, ради магов и идеи. Запятнавшая себя кровью, она пустилась в поиски себя и правды, потерянной, казалось, на века в том злополучном дне её возрождения. Руки её, снова и снова пропадающие в крови чернил измазывались этой магической краской типографии, из-за чего пальцы и кисти давно были исчерчены немыми вопросами, портящими красивую картину. На столе лежал набор для тату, которое должно заменить эту бессмыслицу придуманную ради чтения и оханий женщин на кухне. Тату, которое докажет, что она родилась заново. Из лжи и тех самых вопросов, бегающих по рукам. «Почему это произошло? Мы же живём в такое прекрасное время, что не нравится людям? Разве достойны мы этого насилия? Почему они недовольны нашим Министром Магии? Почему…?» Рядом с газетами, лежала книжка, на удивление новая, около неё карандаш, вполне обычный, маггловский. В книге было несколько рисунков. Крылья. Птицы. Ворон и женский силуэт, пока не доделанный, но всё же и он, знакомый чем-то, но чем именно — не ясно. А помимо всего этого текст. Дельфи не видела всё то, что она написала в новоиспеченном дневнике, но видела крайние слова: «Угрызение совести за что? Вы, люди, сделали со мной всё что можно было сделать. Разве у меня нет с вами равных прав? Я могу сделать с вами всё, что я захочу и когда захочу, потому что вы сделали это со мной. Если вы плюнете мне в лицо, дадите пощечину и бросите в камеру одиночного заключения, как вы думаете, что будет, когда я выйду оттуда? » Один взмах волшебной палочки и бумажный, измызганный пустыми буквами котёнок врущий, что всё хорошо и скрывающий пороки общества, в которые верят одинаково и охотник и пёс, самоубился в воде. Его не было жалко, всего лишь магия, всего лишь враньё. Ворон одобрительно кивнул из-за полураскрытой страницы, как ей казалось. Куски бумажного, хоть и милого, Иуды, подобно тонущему счастью в пучине бытия, расходились на куски, выписывая при помощи другого паса руки одно простое слово. «Ложь». Картина была закончена. «Это всё из-за лжи». Девушка села около ванной и засмотрелась на утопающую пустоту, смотрящую в ответ ненавистным взглядом, раскрывшегося обмана. — Разве бомба не готовится, чтобы её взорвать? — спросила Дельфи и не удосужившись ответа, закончила: — И чему ты удивляешься, котенок?