Ведьмина песнь

Холодный ветер с дождём нещадно хлестал каменные стены. Буря гнула высокие деревья к земле, напевая свою печальную песню, а всё живое вокруг замерло в ожидании. Погода этой ночью была кошмарная, но даже это не помешало добраться женщине до замка Бабы Яги. Толкнув тяжелую деревянную дверь, она, под скрип старого дерева и петель, грациозно прошла в просторный зал, по дороге скинув мокрый бархатный плащ на гранитный пол. Запустив руки в густую шевелюру, женщина подняла подбородок и блаженно растрепала мокрые волосы цвета безлунной ночи. Взмыв руки кверху, она радостно захохотала и крикнула: «Сестрицы, я вернулась!». На зов из соседней комнаты вышла другая женщина. При виде своей "сестры", она на мгновение недовольно поморщила нос и закатила глаза. — Где ты была, Арахна? — начала она, приближаясь к уставшей путнице. — Где только можно было шляться столько времени, да ещё и в такую погоду? На улице всё время льёт как из ведра, Граундли дважды приходили за мефрилом и, почему то, перед ними оправдывалась я! — воскликнула она. — Это ведь ты объединилась с ними, не знаю зачем! — А где Молфарио? — Не уходи от темы! Женщина ходила из угла в угол и всё называла заветное имя. В любой момент её возлюбленный мог явиться из ниоткуда и она ждала именно этого. Любое расставание было неистовой мукой для неё, выдержать которую не смогло бы ни одно любящее сердце. Наверное, только поэтому она и возвращалась. Это всё, что держало её здесь. Когда с верхнего этажа послышались шорохи, а воздух наполнили волнительные звуки, глаза Арахны счастливо засияли. — Молфарио! — Она подбежала к огромному пауку, более походившем на какого-то мутанта нежели на привычное членистоногое, и крепко обняла одну из его мохнатых лап. Ропуха никогда не понимала этой нездоровой любви сестры к собственному фамильяру(!), хоть и знала предисторию его появления. Наверное, женщину даже больше раздражало просто его фактическое наличие, чем практическое бездействие. Арахна почти никогда не брала его с собой, а вместо этого за ней плёлся мерзкий тролль, который нёс все нужные материалы и тела. Иной раз в голову Ропухи закрадывалась мысль о том, что и весь их план существовал лишь для Арахны и её возлюбленного. Это её не устраивало и вовсе не могло радовать, не для этого она столько лет ждала рождения великого сосуда. — Я надеюсь, ты позаботилась о том, что я просила? — Недовольный взгляд женщина адресовала сестре, которой, в общем-то, и не было до неё никакого дела, но та всё же ответила: — Ну конечно. — Выпустив из объятий фамильяра, она обернулась ко входу и крикнула: — Тринадцатый, ты где там? — Я здесь, госпожа, — послышалось совсем неподалёку от неё во мраке замка. Безобразный, в грязных лохмотьях, местами скрывавших бородавчатую кожу, из потемков вышел тролль, уважительно склонив голову. За собой он тащил небольшую импровизированную повозку с горкой вещей. Из большинства мешков, сквозь ткань, выглядывали острые вершины искристого темно-синего камня, с некоторых стекала кровь. Остальное же составляли аккуратно упакованные бутыльки и колбы с различными жидкостями. Подойдя, Арахна по очереди доставала окровавленные мешки и, так же небрежно, бросала их к ногам сестры. — Сердце и печень кентавра, глаза ликана, скальпы гарпий, чешуя, ногти  и плавники гребанной русалки, челюсти гномов и, конечно же, грязные мыслишки мерзких людишек, собранные в их ущербных мозгах. — Закончив перечень "ингредиентов", женщина продолжила: — Сорок восемь фунтов мефрила, коробок с ядами и пара свитков по Ночи Дьявола. Та курица в Ментруме жуть как раздражала и постоянно выбиралась из моей паутины. Спасибо хоть в Сенкоринс не пришлось отправляться, — иронично закончила она. — Ты это делала, между прочем, для общего дела. Так что даже и не думай жаловаться. Сама ведь это затеяла, — приговаривала ведьма, рассматривая вещи в повозке. — Никто и не жаловался, — фыркнула Арахна. — Меня просто бесят твои упрёки. И вообще, если скучно в моё отсутствие — развлекись с каким-нибудь юнцом. — Ну уж нет, — ответила Ропуха, скрестив руки. — Это ваша с Медузой прерогатива. — Потому как мы не желаем тратить красоту своего тела напрасно. — Голос принадлежал третей ведьме, в солнцезащитных очках, обнявшей со спины Арахну. — Привет, сестрица. — Здравствуй, дорогая. Нам нужно поболтать. Наедине, — ответила женщина, многозначительно посмотрев на Ропуху. Ведьма вновь закатила глаза, позвала за собой тролля, в качестве источника движения тележки, и, с гордо поднятым подбородком, скрылась из виду сестёр. — Как дела у сосуда? — чуть наклонив голову, спросила Медуза. — Прекрасно. Цветёт, пахнет и почти готов к своему удивительному преображению. За этой розой постоянно вёлся тщательный уход, но сколько ей шипы не обрезай — с каждым разом они всё острее, от того и вонзаются глубже да больнее. — У меня большие надежды на успех твоего замысла, сестра. Это положит конец всему ничтожному и немощному. — Ты уже нашла Малум для меня? — обратилась Арахна, устраиваясь на троне, плетёного из чего-то на подобии чёрной паутины. — Он является одной из ключевых частей к ритуалу. — Я знаю где он. Проблема лишь в том, что Соломон не смеет его отдавать, на какие бы манипуляция я не шла. Упёртый старый пердун, — фыркнула ведьма, поглаживая одну из змей на своей голове. — Не беспокойся, сестра. Уверена, ты найдёшь способ. Малум в любом случае окажется в наших руках, пусть даже его заполучит не одна из нас. — Что ты имеешь в виду? — Кто знает, Медуза. Кто знает...