Мечта, которая сбылась

В нашем повествовании есть один герой, чью судьбу не стоит оставлять без внимания. Это Пьер Гренгуар, нищий поэт, муж и помощник Эсмеральды. Не будет лишним рассказать, что произошло с ним с того момента, как мы с ним расстались. За полтора года, прошедшие после ухода цыганки и козочки со Двора чудес, дела поэта пошли в гору. Как мы помним, он работал над новой пьесой, обещавшей превзойти провалившуюся мистерию. Сочинение это Гренгуар благополучно закончил. Верховный судья в благодарность за участие поэта в вызволении Эсмеральды и по просьбе цыганки посодействовал постановке пьесы в Гран-Шатле. То был первый и единственный раз, когда Жеан Фролло покровительствовал искусству, но необходимый толчок, способствующий взлёту, Гренгуар получил. Премьеру приурочили к приезду в Париж Папского посла. То ли сочинение по содержанию и увлекательности действительно превзошло прошлое его творение, поскольку автор научился угадывать вкусы публики, то ли зрители в Шатле оказались благодарнее, чем во Дворце правосудия и их не отвлекали ни выходки школяров, ни выборы папы, то ли удачно сложились звёзды, но постановка имела определённый успех. У Гренгуара появились деньги. Нечего и говорить, наш поэт в подмётки не годился Расину, Мольеру, Лафонтену или Корнелю, но всё же его заметили, у него появились полезные знакомства и возможность выгодно пристраивать свои произведения. И, главное, заработок на любимом деле. Пьер наловчился посвящать стихи вельможам — тем самым вельможам, которых прежде высмеивал в эпиграммах. Ничего не поделаешь: если моральные принципы мешают прокладывать путь наверх, с ними поступают по примеру ящерицы, оставляющей врагу хвост. То есть отбрасывают как совершенно ненужную вещь. Гренгуар снял комнатку у некоей Мадлен Туржон, вдовы галантерейщика с улицы Ферр. Хозяйке, пышущей здоровьем женщине лет тридцати пяти, постоялец приглянулся, что она всячески давала понять, и плату за питание и постой брала совсем скромную. Пьер и сам подумывал, не попробовать ли ремесло галантерейщика и не сделаться ли новым мужем предприимчивой Мадлен, чтобы, по крайней мере, раз навсегда решить жилищный вопрос. Он помнил, что женат, но много ли значит варварский брак, тем паче, если супруга тоже не соблюдает условий договора! Поэт по старой дружбе иногда встречался с Эсмеральдой, но гораздо больше скучал по проделкам козочки Джали. Ещё оставались у него обязательства перед братством арго, но не слишком обременительные — подать монетку попрошайке или поделиться с ним обедом. Зато стоило только сложить пальцы правой руки особым образом, чтобы бродяги признавали в нём своего, и спокойно ходить по улицам, что весьма ценно в тёмное время суток. Вечером пятнадцатого января тысяча четыреста восемьдесят четвёртого года Гренгуар находился в доме на улице Ферр и любовно начищал башмаки покойного галантерейщика, пришедшиеся ему впору. Возможно, поэт вспоминал свои приключения двухлетней давности, возможно, подумывал, не сочинить ли хвалебную оду в честь принцессы Анны, за которой десять дней тому назад Генеральные штаты утвердили опеку над юным Карлом. Не исключено также, что ни о чём существенном он не помышлял, а просто наслаждался теплом и вкусным запахом грядущего ужина. В этот блаженный миг в дверь робко постучали. Мадлен, недовольная поздним визитом, ворчливо поинтересовалась, кого Бог послал ей на ночь глядя. — Скажите, пожалуйста, не здесь ли живёт Пьер Гренгуар? — ответил женский голос, заставивший поэта подскочить. — Вы ошиблись, сударыня! — отрезала возревновавшая вдова. К несчастью для неё, Гренгуар всё слышал. Вихрем он подлетел к двери, непочтительно толкнув галантерейщицу локтем, отодвинул засов и прокричал в январский сумрак: — Эсмеральда, постой! Вернись! Мадлен, раздувая ноздри, смотрела, как незнакомая девица вступает в её дом. И это бы ещё ничего, но вслед за поздней гостьей в дверь нахально проскользнула коза. Цокая копытцами по половицам, вредное животное принялось весело скакать вокруг поэта, выражая радость от встречи. Мадлен не выдержала. — Чего мне ещё недоставало! Этакая пакость в моём доме! — вдова упёрла руки в бока. — На дух не переношу коз, от них ужасный запах и шерсть сыплется! И глаза у них колдовские, и копытца, точно у бесенят. Слышите, мэтр Гренгуар? Довольно и того, что вы привечаете бродяг. Так теперь взялись водить девиц и пускаете с ними грязных животных! Немедленно гоните обеих! — Этой девушке я обязан жизнью! — встал в позу Гренгуар. — Если б не она, гнить бы моим костям в сточной канаве! — Ничего не желаю знать! Союз муз и галантереи грозил рухнуть. Эсмеральда — то действительно была она, шмыгнув носом, гордо мотнула головой. — Не утруждайтесь. Идём, Джали, нам здесь не рады. — Постой, Эсмеральда! — преградил ей путь Гренгуар и, наклонившись к уху квартирной хозяйки, шепнул. — Она любовница Верховного судьи! Фраза подействовала лучше всякого заклинания. — Так что же вы сразу не сказали? — мгновенно просияла Мадлен, по достоинству оценив статус и одежду гостьи. — Друзьям моего постояльца я всегда оказываю самый тёплый приём. Раздевайтесь и извольте отужинать с нами. Цыганка, поникшая, расстроенная, не двигалась. На ресницах её дрожали капельки — не то слёзы, не то оттаявшие снежинки. — Что произошло, Эсмеральда? — участливо спросил Гренгуар. Девушка подняла голову. Губы её тряслись. Несомненно, бедняжка, сражённая неведомой бедой и, вдобавок, грубостью подозрительной вдовы, крепилась из последних сил. — О, Пьер, как я рада, что нашла тебя! Я не знала, куда мне идти, у кого просить совета… Я… Я… Не выдержав, цыганка разрыдалась. Поэт, выпроводив недоумевающую галантерейщицу на кухню, по-дружески обнял ту, что по-прежнему доводилась ему женой, помог снять верхнюю одежду, усадил в кресло. — Так что случилось? — снова спросил он, растирая её руки. — Как судья отпустил тебя одну в такой мороз? Эсмеральда вдруг, всхлипывая, бросилась ему на грудь. — Ох… Жеан, он… Пьер, его арестовали нынче днём! Почему, почему он не согласился бежать со мной?! — Невозможно… — остолбенел Гренгуар. — Он участвовал в каких-то придворных интригах? Утерев покрасневшие глаза, цыганка опустилась в кресло, уставилась в пол. — Я не знаю, Пьер, — с отчаянием произнесла она. — Он говорил только, что не хочет ни во что вмешиваться. Он хранил верность королю… Поэт подпёр рукой подбородок, подражая роденовскому «Мыслителю». — Возможно, мессир Фролло чем-то не угодил новому королю или пал жертвой оговора. У нас казнят и за меньшее. Чёрт, что я говорю? А его брат, епископ? Он вмешается в это дело? — Его нет сейчас в Париже, Пьер! Священник, к которому я обратилась, сказал, что не знает, когда он вернётся, и не стал ничего слушать. Но я снова пойду туда и дождусь, даже если мне месяц придётся провести на ступенях собора! У меня нет иной надежды! — А братство арготинцев? Разве они не приняли тебя? Эсмеральда покачала головой. — Я пошла во Двор чудес сразу, как потерпела неудачу в соборе. Клопен сказал, что братство бродяг всегда радо принять меня, но… Но ради судьи никто из них пальцем не шевельнёт. — После того, как он столько лет преследовал бродяг и цыган, странно рассчитывать на иное отношение, — кивнул Гренгуар. — Да и что они могут? Ведь бродяги отказались помогать даже тебе, а ты одна из них. — Я не знала, куда ещё мне пойти, Пьер, — почти простонала цыганка. — Сейчас я вернусь к собору. Прошу, приюти на время Джали. Сейчас мне не до неё. — Куда же ты пойдёшь в такой час? Хочешь окоченеть до смерти? Останься на ночь, а утром узнаем, когда прибудет епископ. Возможно, я попробую что-нибудь расспросить. А пока тебе нужно отдохнуть и подкрепиться. Ведь ты весь день ничего не ела? — Не подумай, Пьер, я не хочу быть никому обузой. У меня есть деньги и… — Ты хочешь обидеть меня, Эсмеральда? — воскликнул задетый за живое служитель муз. — Повторю, здесь тебе всегда рады. Мадлен добрая женщина, просто иногда бывает… м-м-м… несдержанной. Таким образом, Эсмеральда обрела временный кров и хоть какую-то моральную поддержку. Дни до возвращения епископа Фролло она коротала в Сите — то в соборе, то возле Дворца правосудия. Козочка оставалась на улице Ферр, издавна населённой честными галантерейщиками. Мадлен Туржон, убедившись, что постоялица не простая бродяжка и не претендует на сердце поэта, смягчилась и к девушке, и к её питомице. Вечером, промёрзнув и проголодавшись, Эсмеральда возвращалась в дом, где её приютили. Она рисковала простудиться и заболеть, попасться на глаза какому-нибудь недоброжелателю, свалиться с ног от голода, что нисколько не помогло бы Жеану. Но слишком велико было в ней желание если не увидеть друга хоть мельком, то просто дать ему понять, что она рядом, она по-прежнему любит его. Он поймёт, почувствует. Так прошло около недели. Верховный судья — вернее сказать, уже не Верховный и, вероятно, больше не судья, стал узником Консьержери, куда сам не один год отправлял приговорённых, высокородных и не очень. Таковы превратности судьбы. Он не входил в число дворян, примкнувших к герцогу Орлеанскому. Он ни словом, ни делом не позволил Анне де Божё усомниться в своей преданности. Просто неприязненные отношения к принцессе и дофину оказались взаимными. Пророчество ле Дэна сбылось: мессир Робер д’Эстутвиль пришёл за Жеаном Фролло так же, как Фролло пришёл за Оливье ле Дэном и как приходили когда-то за самим мессиром Робером. Предусматривалось два варианта исхода: либо августейшие особы сменят гнев на милость и узника, подержав для острастки несколько месяцев в камере, выпустят и оставят в прежней должности, либо тот же мессир д’Эстутвиль доставит его прямо в руки палача. Чтобы представить внутреннее состояние Жеана Фролло дю Мулен, вообразите себе тигра, пойманного звероловами и запертого в клетке. С бессильной злобой он ходит кругами по отмеренному ему пространству, не в состоянии успокоиться. Если он остановится, то погрузится в пучину отчаяния. Движение отвлекает его. В движении прутья решётки, демонстрируя оптическую иллюзию, сливаются и пропадают. С яростью хищный зверь взирает на зевак, разделаться с которыми мешает стальная преграда, и злится ещё больше оттого, что все, кому он недавно внушал страх, видят его вынужденную слабость. Раздражённый тигр рычит, хлещет гибким хвостом по бокам. Жеан угрюмо отмалчивался, нервно переплетая пальцы. Условия, в которых содержался судья, считались вполне сносными. В его камере отсутствовали такие явления, как сырость на стенах и сквозняк; кровать, хоть и не укрытая периной из гагачьего пуха, вполне годилась для сна; пища по гастрономическим качествам стократ превосходила баланду из Пти-Шатле. Знатным постояльцам кое-что перепадало из Кухонного флигеля. Только на прогулки не выводили и книг не давали. Словом, жаловаться почти не на что и какой-нибудь бедняк, лишённый тепла и сытости, с радостью променял бы свою лачугу на такую камеру. Однако мы понимаем, что в положении даже самого привилегированного узника нет ничего завидного. Он оторван от всего, что ему дорого и привычно. Тем паче, Фролло понятия не имел, какую карту, тасуя колоду, выкинет для него непредсказуемый рок. Дополнительные душевные муки ему доставляло осознание собственной униженности, глубины падения, наконец, ограбленности. Фролло не знал, куда пошла Эсмеральда после того, как он, следуя за парижским прево, велел девушке скорее покинуть его дом. Узник постоянно тёр ладонями щёки, на которых успела отрасти щетина. Он терпеть не мог неопрятности и всегда тщательно следил за собой. Он поймал себя на том, что неосознанно накручивает на палец волосы на висках. Такая вредная привычка у Жеана водилась в мальчишеском возрасте и он думал, что навсегда искоренил её. Где-то здесь, возможно, за стеной, держали Оливье ле Дэна, чьё предсказание всё-таки исполнилось. Под стенами тюрьмы ежедневно прогуливалась Эсмеральда. Жеан, стиснутый inter parietes*, об этом не ведал. Он ходил и ходил по своей камере-одиночке, изредка присаживаясь на постель. Заключённый, тоскуя по цыганке, брату и Квазимодо, нетерпеливо выжидал, что с ним будет. * В четырёх стенах (лат.)