// the first kiss //
Начала у этого нет. Как минимум, так предпочитает считать Гадзю. Они просто сидят одним вечером вчетвером на диване у Хёдо в гостиной и смотрят какую-то комедию про школьников. Киёхару бы не согласиться на всё это и поспать лишний часок перед завтрашней тренировкой; но глаза у Мако по щенячьему большие, а Гадзю непривычно отмалчивается рядом, поэтому парень сдается. Хёдо подозревает какой-то заговор, но Шизуку лишь пожимает плечами и приносит закуски; Киёхару начинает думать, что не всё так плохо. Всё идёт и правда не так плохо, пока Гадзю не поддерживает красноречивое заявление Мако, что главный герой «очаровательный милашка!»; Хёдо стоически держится десять секунд, пока наигранно устало не заключает, что, вообще-то, паренёк-неудачник на экране «полнейшая тряпка, но да, личико смазливое». — У тебя оно тоже смазливое, так что заткнулся бы лучше и дал посмотреть, — выпаливает Гадзю, отворачиваясь к экрану в полной тишине, прерываемой лишь репликами актеров на экране. Сначала Киёхару хочет возмутиться и осведомить Акаги, что, вообще-то, это они первые заговорили; потом Хёдо замечает, как странно Мако и Шизуку переглядываются, а потом Мако и вовсе отодвигается в сторону, освобождая место рядом с Гадзю. Хёдо тихо посмеивается, перелезая на место рядом с парнем, и уже под смех остальных начинает щекотать деланно-серьезного Гадзю, что уставился в экран. Пальцы Хёдо уже исследуют лопатки парня, когда тот начинает смеяться с остальными. Когда Киёхару устаёт сам, то перестаёт мучить парня, но из кольца рук не выпускает, только сильнее прижимаясь к Акаги. Мимолетом поглядывает на девчонок, что активно начинают обсуждать глупый сюжет фильма, скорее всего, специально, за что Хёдо им благодарен. Поэтому парень не видит причин, чтобы не перевести взгляд на раскрасневшегося Гадзю, что удивленно смотрит на Киёхару, не пытаясь отстраниться. Хёдо нервно смеётся, утыкаясь куда-то в шею парня, пытаясь скрыть своё смущение, но через пару мгновений перемещается ближе к уху и негромко проговаривает, переходя на шёпот. — Я тоже считаю тебя симпатичным. Шизуку закатывает глаза на явный ступор парня, а Мако осторожно пихает Гадзю, миновав разлегшегося на нём Хёдо. Акаги моргает пару раз, а потом обвивает руками прижимающееся к нему тело в ответ, отворачиваясь от смеющихся лиц девушек. Они сидят в обнимку до конца фильма, и даже когда девушки начинают спешно прибираться и собираться по домам, Хёдо не сразу отпускает столь удобную «подушку». Что его использовали в качестве подушки Гадзю понимает сразу, как только слышит тихое сопение на груди. Гадзю как-то нехотя плетётся к выходу, пропуская девушек вперед; на языке неприятно перекатывается чувство недосказанности и стойкое ощущение, что он должен что-то сделать. Что он конкретно «должен» Акаги не совсем понимает, но, к счастью, за него всё делает Хёдо. Стоит Мако и Шизуку скрыться за дверьми, запястье Гадзю оказывается в плену и тому приходится повернуться. Киёхару целует напористо, не выпуская запястье парня, а другой рукой обхватывая щеку Гадзю; сам Акаги едва ли не задыхается, то ли от неожиданности, то ли от Хёдо, который чуть ли не наваливается на него всем телом, словно он может убежать. Однако, стоит разорвать поцелуй, Акаги отступает к двери и стремительно нагоняет подруг. Гадзю не спит всю чертову ночь, дважды порывается к телефону, желая узнать «какого черта, Киёхару?!», но каждый раз лишь дальше откладывает мобильный; он ведь не какая-то там девчонка, чтобы переживать. Гадзю думает, что, наверное, всё-таки девчонка, потому что перестать обижаться на Хёдо за украденный первый поцелуй не может; и всё же мысленно клянется, что ни одна живая душа не узнает, что Киёхару у него первый во всех смыслах, включая самого Хёдо. Ближе к трём ночи успокоиться всё же приходится, и Акаги мысленно кивает сам себе — выяснить отношения (и их наличие) можно и завтра. Завтра выяснять ничего не приходится. Хёдо вваливается в студию сонным и дезориентированным, однако проходит вглубь зала точно к цели. Цель в лице Гадзю не успевает и слова сказать, как к щеке льнут шершавые губы, а на ухо шепчет ещё хриплый ото сна голос: — Доброе утро. Вопросов никто не задаёт; даже Акаги.// the first date //
Гадзю понятия не имеет, что следует делать в отношениях, поэтому с чистой совестью переносит все «штучки для парочек» на плечи Хёдо, но как-то забывает сказать об этом вслух. Сперва, в общем-то, никто из них не говорит об отношениях как таковых, но Акаги на интуитивном уровне чувствует, что просто друзья не целуются при каждой встрече, как минимум. Акаги, наверное, и рад бы дальше пребывать в пассивном (тут Гадзю мысленно одёргивает себя) состоянии, но это в планы Киёхару явно не входит. Сообщение гласит, что Хёдо не прочь встретиться в центре на выходных, и черта с два, если это не свидание, думает Гадзю. Не то чтобы они раньше не проводили время вместе, но теперь в воздухе повисает клеймо с кричащей надписью «свидание», и Гадзю от этого почему-то жутко некомфортно. Гадзю, ожидаемо, находит их прогулку некомфортной, только решить не может: от того, что это вроде как свидание, или от чересчур гиперактивного Хёдо (сам факт гиперактивности у Хёдо — уже чересчур). Киёхару отчаянно пытается разговорить ошалевшего от напора Гадзю и утаскивает его куда-то в сторону парка; Акаги почти вздыхает, когда видит немноголюдную тропу, и мысленно ужасается своей неожиданной асоциальности (в конце концов, это по части Хёдо). Старательности Хёдо может позавидовать даже Татара, о котором Киёхару уже успел пару раз обмолвиться; Гадзю почти жаль парня и отчасти стыдно: бревно из него вышло сегодня отличное. Киёхару вдруг резко останавливается и замолкает, изучающе всматриваясь в лицо парня напротив; Гадзю пару раз моргает от неожиданной близости их лиц и криво улыбается. — Скажи, это я настолько ужасен или тебе просто неловко? — Хёдо ни на миг не отрывает взгляда, выжидая реакции на свои слова. Тогда Гадзю впервые приходит в голову мысль, что тот самый вечер вовсе не был случайностью, для Хёдо так точно; тогда Гадзю впервые начинает думать, что, наверное, действительно нравится Хёдо. — Ты ужасен, — просто соглашается Гадзю, закидывая руку на плечо Киёхару и уводя его дальше по аллее. Хёдо хмурит брови в непонимании, очевидно, рассчитывая на другой ответ, пока не слышит громкий смех рядом. — А вот таким ты нравишься мне больше, — признаётся Гадзю с поразительной лёгкостью даже для самого себя. — Каким? — Таким, какой ты обычно. Киёхару ещё с полминуты хмурится, скорее для вида, а потом ведёт плечами, сбрасывая руку. Какое-то мгновение Гадзю думает, что, наверное, обидел парня, но когда его ладонь подхватывают чужие пальцы, несильно её сжимая, Акаги отбрасывает эти мысли прочь. Уже возле студии Гадзю неловко шутит, что это самое худшее свидание в его жизни; Киёхару загадочно улыбается и целует на прощание. Хёдо известно, что свидание не только самое худшее, но и самое первое.// the first quarrel //
Проходит почти две недели и, кажется, Гадзю начинает привыкать. С каким-то странным облегчением он замечает, что в их отношениях мало что меняется: Хёдо всё так же стабильно ставит ему подножку у входа в туалет и всё так же засыпает у него на плече, стягивая весь плед на себя; Гадзю вдруг понимает, что никогда, в общем-то, и не злился на него за это. Правда теперь после подножки, как правило, следует холодный кафель, ощущаемый спиной, и игривый взгляд Киёхару, который сменяется мягкими губами, что не принимают отказа; эти перемены пришлись Гадзю по душе. Однако в этот раз подножки ему никто не ставит; соревнования заканчиваются дисквалификацией и сломанной ногой Киёхару. Гадзю не успевает тогда даже поговорить с Хёдо; тот уезжает настолько быстро, что Акаги остается лицезреть лишь ссору Сэнгоку и Шизуку. Акаги полностью становится на сторону девушки, однако предпочитает промолчать. Акаги молчит и тогда, когда Сэнгоку как бы между тем уведомляет его, что с ногой у Киёхару всё в порядке, но нужно время на восстановление; молчит даже тогда, когда видит три сообщения и два пропущенных. На третий день Гадзю почти совестно и думается, что он плохой человек, однако с обидой поделать ничего не может. Гадзю, не сведшему в отношениях от слова совсем, кажется, что, наверное, доверие — это главная составляющая в них; Гадзю кажется, что у них с Киёхару вроде как отношения, только про главную составляющую Хёдо как-то забыл. Когда на четвертый день звонки, стабильно игнорируемые, прекращаются, Гадзю плюёт на обиду и приходит в студию Марисы Хёдо сам. — Иногда я забываю, какой ты упрямый идиот, — сходу начинает Гадзю, стоит ему заприметить знакомую фигуру у окна. Хёдо слегка поворачивается, опираясь на костыль, и улыбается как-то невесело, но самую малость счастливо. Акаги хочется облегчённо вздохнуть, правда понятия не имеет о причинах такого порыва. — Ты бы хоть перед Шизуку извинился, — Гадзю становится рядом и начинает что-то увлеченно разглядывать на улице через окно, когда понимает, что Киёхару не расположен к беседе. — И не подумаю, — просто и честно, Акаги и не сомневался в другом ответе. — А передо мной? По правде, слова сами вырвались, но не то чтобы Акаги сожалел об озвученном вопросе. Гадзю не сразу замечает затянувшееся молчание, поэтому когда поворачивает голову в сторону Хёдо, натыкается на удивленный взгляд и чуть приоткрытый рот; кажется, тот пытался что-то сказать. Акаги вдруг становится так до чёртиков смешно от потерянного вида парня, что он не отказывает себе в порыве и зарывается ладонью в мягкие волосы Киёхару, чуть взлохмачивая их, а после и притягивая самого Хёдо в объятия, забирая костыль и позволяя опереться о себя. Гадзю только тихо посмеивается, не понимая на что рассчитывал: он знает этого парня с детства, так ему ли не знать, что Киёхару Хёдо не признает своей вины никогда. Гадзю посмеиваться перестаёт, когда чужая ладонь несильно сжимает его футболку, а лицо, что уткнулось в грудь, бормочет еле разборчивое «мне правда жаль».// the first boyfriend //
Через три месяца Гадзю приходится переехать к Марисе Хёдо в студию, потому что теперь он учится в Токио и ему нужно постоянное жильё. Хёдо лишь тихо прячет рвущийся наружу смех, когда заботливая Мариса оставляет пачку презервативов на журнальном столике и желает весело провести время. Когда парни остаются одни, Киёхару больше не сдерживается, в отличии от красного до ушей Гадзю, который так и остался стоять посреди гостиной. — Вдохни и выдохни, она ушла, — сквозь смех выдаёт Хёдо, похлопывая застывшего парня по спине; Гадзю лишь мотает головой и позволяет себе улыбнуться. Они начинают жить вместе, но такие изменения, кажется, не волнуют никого из них. Времени вместе в конечном итоге они проводят не так уж много, встречаясь лишь вечером после тренировки; как-то Гадзю заметил, что они могли бы видеться и с утра, не будь Киёхару таким соней. Одним вечером Гадзю всё же спрашивает вопрос, который засел в голове ещё с первого свидания; вопрос, ответ на который сейчас уже, наверное, был не так уж важен, но сейчас они сидели в тишине и оборвали последнюю нить разговора, так что Акаги со своим любопытством очень даже кстати. — Как давно я тебе начал нравиться? Хёдо, кажется, даже не удивляется вопросу, хотя задан он совершенно не к месту. Киёхару лишь задумчиво почёсывает затылок и не спеша проговаривает: — Наверное, всегда, — пожимает плечами парень. — Но кроме детства. Ты был таким раздражающим ребёнком, я мечтал, чтобы тебя сбил автобус по дороге в студию. — Ч-что?! — Акаги того почти и подскакивает на месте, возмущенно восклицая. — Ты себя вообще видел со стороны? И это я-то раздражающим был? — А я тебе? — Что? — Я тебе когда начал нравиться? — спокойно повторяет Хёдо, вдруг становясь отчего-то слишком серьезным. Гадзю хотелось бы ответить так же, как и Киёхару, но это было бы ложью, и оба знают об этом. Поэтому Акаги и остаётся лишь мимолётно улыбнуться и дать абсолютно честный ответ: — Когда помял мне футболку и начал почему-то её жалеть, — Акаги нагло пользуется замешательством парня, заваливая того на диван и вовлекая в поцелуй. У Гадзю перед глазами три последние месяца и отсутствие желания что-либо изменить. У Гадзю теперь есть вроде как парень, который, кажется, догадывается, что он первый у него. У Гадзю лишь игривая усмешка на губах и счастье в глазах.// fin //