Бессердечность

Ему быстро надоело изображать из себя примерного парня, обхаживающего невинную ромашку. Женщины вешались на него, предлагали себя, и он принимал это как должное. Ему ничего и делать было не нужно. С такой-то внешностью и обаянием. Он чувствовал себя хозяином положения. Он тот, кто диктует условия. Ему поклоняются и ждут благосклонности, как от божества. Девушки пытались соответствовать холодному красавчику. Они, наивные, хотели проложить путь к его сердцу. А оно, это глупое сердце, давно принадлежало одному человеку. О котором думать не хотелось. Слабость. Нелепость. Ошибка. Ну разве мог он — он! — влюбиться вот так, на ровном месте, и, как водится, отчаянно, до дрожи в коленках. Разом лишиться здравомыслия, сна и остатка трезвых мыслей. Это только в любовных романах, мужчина наслаждается своим чувством, тщательно лелеет ценные воспоминания и с упертостью танка добивается объекта страсти. В жизни Фа чувствовал себя глупым зверьком в капкане. Вчера ты бегал зайчиком-побегайчиком по полям и лесам, а сегодня — ловушка захлопнулась. Охотник — добрый дяденька в сапогах и с ружьем за плечом — обрадуется добыче и пустит зайчишку в расход. Никто больше не вспомнит о тебе, потому что смерть бесславна. Нет, так никто не хочет умирать. Не сейчас. Не так. Не здесь. Кто-то сравнивает любовь с разрядом молнии или ударом ножа, но никогда — со смертью. То есть конец всему. А Фа она виделась именно такой — остаточной, бездушной, бесповоротной. Возможно, он продолжит существование, но уже другим — не собой. Прежний Фа останется в прошлой жизни, в этой — он незнакомец, с шальным взглядом и бешено бьющимся сердцем. Придурок, который не замечает очевидных вещей. Идиот, стелющийся ворсовым ковриком перед малышом Йо, только бы тому комфортно было ступать по этой грешной земле. Неужели это я? Господи, что же это?.. — Ну как она, семейная жизнь? — поддразнивали его изредка друзья, когда он не мог справиться с паранойей и по привычке обрывал телефон, пытаясь дозвониться до Йо. Все знали о его сумасшедшей ревности и беспокойстве, касающихся исключительно Вайо. Какого хрена?.. Его слабость была выставлена на всеобщее обозрение. Это покруче, чем предстать перед тысячами зрителей в чем мать родила. Фа не привык выставлять свои слабости напоказ, и, как каждый уважающий себя мужчина, считал это чем-то постыдным. Ну да, он влюблен в парня, но это не повод, чтобы отступать от своих принципов. Порой он восхищался своими лучшими друзьями — Бимом и Китом. Они никогда не показывали своих слабостей. Даже, влюбившись по уши, держали дистанцию и отрицали свои чувства до последнего. А он… Его раскусили еще в школе, когда он встретил милого паренька в очках и принялся издалека наблюдать за ним. — Почему бы тебе не признать, что он тебе нравится и не попытаться приударить за ним? — много раз задавался вопросом Кит. Фа пожимал плечами, чувствуя себя последним трусом. Может, не сейчас, позже… «Позже» наступило, как всегда, слишком неожиданно. И хоть подсознательно он надеялся, что Йо окажется в непосредственной близости, вначале даже растерялся. Да что там, даже не узнал его! Уж сколько раз потом костерил себя на все лады. И началась песенка с припевом. Лав-стори в духе женских романов. Мило, романтично, приторно-сладко, до того, что сводило скулы. Не этого он ожидал. И первый секс не принес должного удовлетворения. Йо — милый, нежный, невинный Йо — начал порядком раздражать. Просто так, без причины. Сначала немного, после — все больше. Вот так просто, вчера ты восхищался им, считал чуть ли не центром вселенной. Сегодня — приводит в бешенство сама мысль о том, что нужно взглянуть в это милое личико. Слова, жесты, поступки — все вызывало в нем бурю протеста. Хотелось либо встряхнуть его как следует, чтобы выбить эту романтическую дурь из башки, либо самому доказать себе, что все тот же. Ничего не изменилось. Ничего никогда до конца не меняется. Был вселенским злом, а стал пушистым зайчиком — бредни отъявленных романтиков. Если бы перед Фа поставили вопрос ребром: черное или белое, он ни минуту не колебался бы. К чему строить из себя святошу? И всего-то ради одного человека. Он святой, а я нет. И стоит с этим смириться. Возможно, поговори тогда он с Йо откровенно на эту тему, они бы уладили все непонимания. Но Фа — индивидуалист до мозга костей — думал, что сам сможет обуздать своих демонов. В общем, случилось то, что случилось. Ситуация была неприятной, но неизбежной. К этому все и шло. Зайчик наебал охотника и вырвался из капкана, хромая и истекая кровью, и все же помчался навстречу попутному ветру. Вайо наивно полагал, что Фа занимает лидирующую позицию в их отношениях, а Фа прекрасно знал — именно малыш вьет из него веревки. — Мне понравилась та ночь, — сейчас с некоторым наслаждением вспоминал Фа. — Нет, не тем, что я изменил тебе. А тем, что мое предательство пробудило в тебе дремавшие доселе чувства. Вот эта жажда мести, злость — оттуда. Ты — милый и невинный малыш — превратился в беспощадного хищника. Бессердечного, хладнокровного. — Я смотрю в сторону, ловлю каждое его слово, отдающееся каким-то привкусом горечи на зубах. Словно сначала я сжег на костре нечто ценное вроде фотографий и писем, а пепел от них теперь скрипел на зубах. Он не развеялся по ветру. Так вот чего он хотел. Знака равенства между нами. Ты ублюдок — я ублюдок. Ты такой же, как я — ни лучше, ни хуже. И гореть нам на одном костре. Господи, как же я мечтаю убивать с помощью одного лишь взгляда. Вот сейчас заглянуть в его глаза в последний раз и — заставить корчиться в агонии. Пусть умирает долго и мучительно. Как я миллионы раз корчился от боли в смятой постели, после очередного сна, где присутствовал он. — Ненавидишь? Вижу, ненавидишь, — подмечает он. — Знаешь, я жалею, что когда-то испытывал к тебе что-то отличное от ненависти. Ты этого не заслуживаешь. Он усмехается. Знает. Бьет наотмашь, профессионально. Я понимаю, что проигрываю. — Вот этого я и ожидал услышать. Выражение твоего лица бесценно. Хочу запечатлеть и вставить в рамочку. — Искусная игра и ложь. Он проверял меня. И теперь знает, куда бить. — Спасибо за науку, отчасти я благодарен тебе. Что не убивает нас, делает нас сильней. — Я не боюсь проиграть в этом раунде. Битва продолжается. Ему тоже будет больно. Нестерпимо больно. Он будет загибаться от боли, а я буду смотреть на это действо с превеликим наслаждением. — Не за что, — коротко отвечает. — Как насчет моего предложения? Ты готов отдать мне себя в полное распоряжение раз в неделю? Может, тебе понравится, и ты отбросишь мысли о вражде. Ну, там, знаешь, занимайтесь любовью, а не войной, все дела. — Он откровенно насмехается надо мной, но я стойко переношу его ехидную усмешку. Хорошо смеется тот, кто смеется последним. — Согласен, только это я тот, кто будет трахать тебя. Быть может, ты оставишь глупую затею по поводу перемирия, я могу быть жестким. Он запрокидывает голову и смеется. Не верит. Ох, зря… — Я позвоню, и мы договоримся о встрече, Вайо, — отсмеявшись, по-деловому говорит, нарочно растягивая мое имя. — Нет. Можешь не звонить. Я не принимаю ничьих условий. Никто и никогда больше не имеет права приказывать мне, что и как делать. Запомни это раз и навсегда, — чеканя каждое слово, произношу и, не дожидаясь его реакции, выхожу из комнаты. Хватит! Достаточное количество времени об меня и мои чувства вытирали ноги. Белое легко может окраситься в черный цвет. Однако, к сожалению, обратный процесс невозможен.