five reasons

События главы разворачиваются до скамовского воссоединения в конце декабря. Поэтому не забудьте по прочтении заглянуть в примечания в конце главы. Я так давно не писала, что мне больно к этому возвращаться, такой горький осадок. Но сейчас мне слишком сложно, чтобы я оставила эту историю на той стадии, где она сейчас. Мне самой это нужно. cinematic orchestra - to build a home zayn (ft. sia) - dusk till dawn alcest - souvenirs d'un autre monde 30 seconds to mars - dangerous night sleeping at last - chasing cars Есть моменты. Дикие проблески сознания. Когда мозг чист, начинаешь думать о многом. И ни о чем одновременно, потому что мысли эти чересчур хаотичны, их слишком много, они давят на череп изнутри, распирают так, что становится невыносимо. Тогда на языке чувствуется отвратительный вкус травы, ноги гудят, а где-то выше желудка будто кто-то с садистским наслаждением режет тупым ножом. И тогда почти невыносимо. Тогда обхватываешь себя руками, бьешь кулаком в грудь в попытках запустить сердце. Потому что чувствуешь, как оно подводит. Сбивается на быстрый стук, замедляется. Кривишь лицо, потому что слез нет, а эмоции – вот они. Вот они, прорывают себе дорогу к свету, к миру, к людям. Им надо, чтобы их заметили, они оставляют отметину на лице, потому что хотя бы так, хотя бы через намеки. Кто-нибудь. Хотя бы кто-нибудь. Съемки, встречи с фанатами, мюзиклы. Снова постельные сцены, снова просьбы сфотографироваться, снова безумный смех за кулисами. Думаешь, что больше не сможешь. Вспоминаешь то, чем обычно занимаешься – и так гадко. Противно и ноюще. И вся твоя жизнь после кажется глупой ошибкой, о которой жалеешь, протрезвев. Но вечно взаперти жить нельзя. Так Давид говорит. Так Давид орет в лицо изрядно набравшемуся Тарьяй, когда тот отказывается идти на съемки второй день подряд. Так надо, но совсем не хочется. Не хочется ничего. И прокручиваешь в голове третий месяц подряд все одно и то же, обдумывая альтернативное развитие событий, воспроизводя в голове несуществующие диалоги, ощущая нереализованные прикосновения незабытых рук. Потому что выкинуть из головы – задание ранга «особо опасно». Без этих галлюцинаций загнешься. Исчезнешь с хлопком. Гулко. Больно. Гораздо больнее, чем носить их в своем теле, возвращаясь к четко прорисованным Вселенной губам, веснушкам на переносице, пиздецки глубоким голубым глазам. К этому океану, к этим синим волнам, ощутимо бьющим по деревянной лодочке Тарьяй. А тот и упивается соленой влагой. Хватает ртом холодные капли, умывается кристально-чистой водой, мало-помалу обрастает сверкающей перламутровой чешуей. Готовится к прыжку, но пока слишком рано. Пока только застарелые воспоминания наедине с сигаретой. Но Давид не унимается. Что-то тихо и с расстановкой твердит, пытаясь образумить. И спасибо ему за это, думает Тарьяй. Спасибо за такую любовь, которая совсем не та, что хотелось бы, но греет лучше любого алкоголя. И на секунду Тарьяй кажется, что все так просто становится. Ему становиться настолько легко, что даже страшно, и парень хрюкает со смеху. Давид в изумлении застывает, а младший с улыбкой смотрит в расширенные глаза. - Давид, ты мозг. Тушит только зажженную сигарету, чем еще больше приводит друга в ступор. Еще бы. На протяжении последних нескольких месяцев у Сандвика Му было настолько постоянное настроение благодаря вечным утешителям вроде никотина, что Давида неслабо рубит улыбка на худом лице и искра в глазах. Знакомая с первых дней общения, но потухшая после расставания с Майей. Почему – не сошлись. Хотя уж кто-кто, а своя в доску Майя казалась Давиду чуть ли не судьбой для друга, вечно хаотичного, орущего со сцены театра, зацеловывающего приятелей на вечеринках. И черт поймет этого мелкого, что там у них произошло, после чего он стал пропадать из виду, отработав на съемочной площадке и убежав домой после несвойственного «не в настроении сегодня, повеселись без меня». И вот такая хандра по пару дней тоже не новость. Тарьяй стал часто отказываться от работы под самым тупым предлогом, что Давид слышал. Не хочу. А жрать ты хочешь – не вопрос. Это проходило. Было временным, утешал себя Давид. Только залепить пинка надо было, и все возвращалась на круги своя. Корявые круги, явно начертанные без циркуля, но уже какие были. И Тарьяй продолжал. Именно продолжал, потому что для него ничего не заканчивалось. Он не давал себе больше установок начинать заново. Он вспоминал и понимал – нет способов забыть. Но жизнь есть, вот она, прямо тут. Идет, течет Акерсельвой сквозь центр Осло. Медленно, превращаясь в узкий ручей, но огибая камни, затачивая их под себя, мягко сглаживает опасные перекаты. Впадая в залив, становясь частью чего-то лучшего, большего. Превращаясь в Северное море. Холодное и темное. Кишащее птицами, юркой рыбой и мелким планктоном. Огражденное невозможно-зелеными склонами год, открытое и чувственное. Поток холодного воздуха в лицо и ледяные капли на пальцах настолько реальны, что Тарьяй даже ежится. Определенно приехать аж в Берген было вообще ни разу не прекрасной идеей, потому что на улице не плюс, а он не морж. Озвучив свои мысли по поводу «поехать к морю, остудиться» Давиду тогда за разговором, он ожидал, конечно, положительной реакции, но чтобы старший тут же стал составлять список достопримечательностей, советовать уютные кафе и бары и обещать позвонить своему десятиюродному дяде, который когда-то в детстве переодевался в Санта-Клауса для маленького Сьехолта и который, вроде как, обожал его – нет, к такому потоку информации от воодушевившегося блондина Сандвик Му был основательно не готов. Пиком неожиданностей, уловленных из стремительного потока мыслей младшим, было «я даже тебе сотку крон долгану, для любимых ничего не жалеют». Испытав этот аттракцион небывалой щедрости и посмеявшись, Тарьяй не ожидал, что Сьехолт на следующий день гордо вручит ему билет на поезд в Берген, который стоит далеко не сотку. Да что там: старший так вдохновился, что даже полез в поисковик и лично сообщил Тарьяй, что, когда тот поедет на запад их родины любимой, пускай готовится ампутировать себе от холода пару-тройку конечностей. Такой настрой только насмешил младшего. Тогда. Но вот оно, море. И после семичасового путешествия сюда из Осло эта поездка нихера не вдохновляющая. Закидывая рюкзак на плечи и радуясь тому, что Румен после непродолжительных уговоров Сьехолта согласился одолжить свою термо-водолазку, Тарьяй, недовольно нахохлившись, идет в ближайшую забегаловку. Приехать в Берген и не попробовать рыбное суфле — значит не слушать советы своего бро – в голове голосом Давида, и Тарьяй усмехается. Рыбное суфле на вкус не лучше разваренной трески, но парень упорно ест. Да, брезгливо стягивает зубами с вилки серую субстанцию, но ест, потому что надо же отчитаться по приезду. Заказывает себе две чашки обжигающего губы чая и, осторожно посербывая напиток, листает в мобильном любовно составленный друзьями список достопримечательностей. Конечно, Тарьяй и раньше был в Бергене, но особо никуда самостоятельно не ходил, поэтому даже уже известные парню места хотелось посетить заново. Самостоятельно погулять и заново открыть. Даже несмотря на оледеневший кончик носа, яркое, пускай и холодное, солнце располагает к прогулкам, поэтому Тарьяй решает отправиться посмотреть город с высоты. Гора Флейен находится совсем недалеко от кафе, где обедал Сандвик Му, поэтому, натянув теплую шапку и защитившись капюшоном, парень прощается с приветливой официанткой и ступает на улицы города. На часах четыре дня, четверг. Улицы полупустые, люди на работе. Так и лучше. Он и сам должен был сегодня отрабатывать пропущенные дни на съемках, но он отпросился. Пришлось неслабо попрыгать перед режиссером и съемочной группой, но, подумав немного, его отправили на все четыре стороны. Правда, только на два дня, но хоть так. Потому что здесь, вдалеке от работы он есть он. Он Тарьяй Сандвик Му, - думает с облегчением и вздыхает, выкручивая грудь колесом. Ледяной воздух жжет изнутри и, закашлявшись, парень думает, что не так он себе представлял сие эпичное действо. Оклемавшись, парень бредет петляющими улицами к фуникулёрам. С горы вид на город захватывает дух. Непривычное для этих мест солнце рябит на неровной поверхности декабрьского моря, одинокие темные фигурки, почти незаметные, снуют от дома к дому, квадратные квартальчики миниатюрных домиков собираются в кривоватые улочки, подходят к порту города. В мыслях парень делает пометку пройтись по набережной Брюгген. Потому что отсюда, с высоты птичьего полета петляющая вдоль парковки корабликов полоса разноцветных домиков кажется очень романтичной. И сам город кажется каким-то сказочным. Слишком невозможно спокойным в это время суток. Слишком спокойным для Тарьяй, для того, что происходило последние полтора года. С ним и внутри него. И все его естество, кажется, впитывает в себя эту размеренность, балансируя внутреннее состояние. Все воспоминания теперь не гложут, а согревают еле теплыми лучами зимнего солнца. Опирается о перила и закрывает глаза. Солнце пробирает через веки, проникает внутрь теплым красным свечением, и Тарьяй почти просыпается. Только не сон это все. И просыпаться совсем не надо. Не надо идти на работу, не надо вытягивать из себя последние соки. Не надо улыбаться, когда хочется просто забиться в угол своей серой холодной квартиры и смотреть дешевое американское кино нон-стопом. Не надо убиваться, не надо курить по произошедшему. Не надо хотеть – вот оно все, на ладони – голубые глаза, маленький нос, как бы насмешливая полуулыбка. Не нужны в пальцах локоны русых волос. Потому что его ладони и так чувствуют их, скользят по волосам, пропускают через пальцы еле заметные завитки. Не надо ничего. И именно это ничего так было необходимо все эти месяцы. Где-то совсем рядом издает пронзительный крик морская птица, и парня встряхивает. Требуется целых несколько секунд, чтобы осознать, что это не птица. Не птица, а идиотское уведомление, установленное, видимо, его придурковатым блондинистым другом, пока сам Тарьяй был где-нибудь в уборной. Прикончу, проскакивает в голове, и парень даже не хочет вспоминать о любезности в помощи организации этой поездки. Пальцам становится холодно, как только Сандвик Му стягивает перчатки и лезет в карман куртки за мобильным. Сообщение. 14/12/2017 17.04 [Неизвестный]: Ну как там Берген? Не утонул еще? Легок на помине, хмыкает норвежец. Пальцы с трудом бегают по электронной клавиатуре, но парень упорно борется с холодом, и спешно прячет мобильный и руки в карманы. Невпопад думает, что тому, кто придумал обшивать карманы курток внутри мягкой тканью должны были присудить десять нобелевских премий, потому что это дико приятно.

14/12/2017 17.05 [Тарьяй]: Нет, тебя жду, придурок. Не пойду же я в одиночестве топиться.

Парень отрывается от вида сверкающих окон и покачивающихся лодочек и бредет к спуску. Фуникулер послушно ждет своих пассажиров, но Тарьяй ступает на лесную тропу. И благодарит всех известных ему богов за сухую погоду и отсутствие надобности выжимать кроссовки после получаса в лесу. У подножия снова достает мобильник с намерением открыть навигатор и найти, как легче всего добраться до центра. Загоревшийся экран встречает его новым оповещением. 14/12/2017 17.10 [Неизвестный]: Спасибо, я бы поступил точно так же. Только подожди, дружище.

14/12/2017 17.37 [Тарьяй]: Весь в нетерпении, любовь моя.

14/12/2017 17.38 [Неизвестный]: В нетерпении не отвечают на сообщение спустя полчаса. Так, для справки. Тарьяй усмехается. О, он даже представил себе в красках, как Давид ждал. Конечно. Шесть вечера – с друзьями уже, небось, на квартире собирается.

14/12/2017 17.39 [Тарьяй]: Не знал, что ты такой чувствительный. Не смеши меня, Сьехолт. Не для этих нежностей я тебя воспитывал.

Удовлетворившись количеством сарказма в сообщении, Тарьяй открывает нужное приложение и запоминает дорогу к рыбному рынку. Засовывает наушники в уши и отключает звук уведомлений. Он и правда ценит все, что для него и этих двух дней в Бергене сделали друзья, но атмосфера города требует полного погружения и временного забытья. Поэтому чувства хочется подольше оставить чистыми, безпроблемными. И вспоминать об Осло и всем, а точнее всех, кто и так в голове постоянно, не хотелось хотя бы на эти несколько часов наедине с городом. Он хочет быть собой. И это тоже требует концентрации.

***

- Если что понадобиться, ты знаешь – я за соседней дверью. Центр Бергена, если верить сайтам, самое удобное место, чтобы было недалеко от достопримечательностей и чтобы город почувствовать. Поэтому, предварительно забронировав, Тарьяй поселяется не в отеле, а в обычной съемной квартире на день. Мужчина, сдающий ее, на вид лет сорока, да и вряд ли молодежными кино интересуется, поэтому с узнаванием у Сандвика Му проблем не возникает. Забрасывает рюкзак в самый дальний угол комнаты, и только за арендодателем закрывается дверь – разваливается безвольно на пахнущей порошком постели. Быть собой сложно. Сложно пытаться вникнуть в собственные мысли, сложно расчленять свои чувства и эмоции, пытаться анализировать. Но Берген нежен. Он обволакивает закатным солнцем, криками северных олушей, упорядоченностью ровных рядов домишек и бодрыми криками торговцев свежевыловленной рыбой. Берген помогает, Тарьяй чувствует его целительную силу. И Тарьяй не то, что бы рад, но точно не жалеет, что приехал. Вставать тяжело и лениво, но желудок напоминает, что перекус был три часа назад, и то только жареной рыбой на рынке. Тарьяй нехотя сползает с кровати и бредет к окну. Этажом ниже расположился бар, гудящий голосами завсегдатаев. Окна его квартиры упираются в идентичные напротив. Света в комнате напротив нет, и парень облегченно вздыхает. Отойдя от окна, лезет в сумку в поисках снеков, предусмотрительно купленных в местном магазинчике. Вместе с шелестящими упаковками съестного на пол выскальзывает и гулко ударяется о доски черный смартфон, и Тарьяй еще с полсекунды смотрит на безэмоциональный к таким перемещениям экран. Он совсем не помнит, как кидал его в рюкзак, и удивляется сам себе. Понимает, что сражаться с техникой бесполезно, когда аппарат не реагирует на кнопку включения. Быстро осмотрев содержимое сумки, Сандвик Му начинает паниковать. Да, по настоящему паниковать, потому что зарядного устройства нет. Просто нет: оно лежит себе спокойно на прикроватной тумбочке в одной из квартир Осло, ожидая своего владельца. Но владелец немного придурок и забыл. Элементарно забыл. Парень закусывает губу. Да, нет у него активных аккаунтов в инстаграме и на прочих сайтах, но Сандвик Му такой же миллениум, как и все остальные подростки, и ему некомфортно без смартфона. Поэтому, краснея и проклиная свою дырявую голову, Тарьяй стучится в железную дверь соседнего домика. За спиной мужчины орет телевизор с какими-то спортивными соревнованиями, на диване перед ним еще парочка, видимо, друзей арендодателя, и Тарьяй чувствует себя отвратительно. - А, это ты, - довольно добродушно реагирует мужчина. – Что-то случилось? - Риг, извини, что беспокою, но может у тебя есть запасное зарядное для айфона? Свое дома забыл. Я завтра верну! – клятвенно обещает, оборонительно выставляя руки перед собой. Риг раздумывает секунду, мило, по мнению младшего, сложив губы в трубочку, срывается с места, оставляя парня на минуты две неуверенно стоять в дверях, покручивая в руках неживой кусок металла, матеря его какими только можно словами. Но Риг появляется на пороге, поджав губы и сердце у Тарьяй ухает. Только не это. - Извини, друг, запасного нет. Парень начинает лихорадочно придумывать способы зарядки смартфона силой земли, энергией солнца и так далее, чувствуя как потихоньку приходит информационное голодание. Замечая реакцию Тарьяй, мужчина, реально опасаясь сдвинутых неестественно сильно бровей, предлагает альтернативу: - Если тебя не смущает, можешь присесть с нами, - видя непонимание в глазах парня, уточняет. – Ну можешь у меня зарядить, а пока заряжается, посидеть тут. Чай бесплатный, так уж и быть, - хмыкает. - Да уж, этому мальцу ничего крепче чая не наливайте, ребята, - кричит какой-то усатый мужчина с дивана под одобрительные кивки товарищей. - Не обращай внимания, они вечно так, - с улыбкой говорит Риг, покрутив пальцем у виска. Тарьяй ни разу не обращает. Ему резко становится весело, и, руководствуясь каким-то юношеским задором, он проходит внутрь. Домик не сильно отличается от того, где Тарьяй остановился: деревянные стены, паркет, бордовая мебель. Риг проводит блондина в кухню, попутно указав на чайник и вручив зарядник. Удалившись смотреть на бегающую по игровому полю команду, мужчина прикрывает за собой дверь на кухню, и Сандвик Му благодарен за этот небольшой, но значительный жест. Быстро разобравшись с чайником и подключив устройство к сети, Тарьяй с нетерпением бродит по кухне, ожидая, пока загорится экран. Оживший мобильник приветствует парня уведомлениями из какого-то магазина, на новости которого Тарьяй не помнит, как подписывался, пропущенным от Давида и тремя сообщениями. Пробежавшись по списку, Тарьяй кликает на пропущенный. Гудки. - Ты что, засранец, не отвечаешь? Мне тут уже наистерили и по ушам проехались в красках, как тушка твоя безвольная лежит в каком-нибудь лесу. Оледенел и на дно морское собрался? - Во второй раз не оригинально. Теряешь хватку, Сьехолт, - смеется в разрез словам. - Какой второй раз? О чем ты? – на том конце легкое недоумение. – Ну и к черту тебя и твой стремный юмор. Как Берген? Ты же уже попробовал рыбное суфле? – быстро переключается на следующую тему. - Да, и лучше бы я этого не делал, - парень кривится, вспоминая обеденный опыт. – Это же отвратительно, приятель. Это что, твой очередной сексуальный фетиш? Парень мгновенно повышает голос и, кажется, искренне оскорбляется. - Иди к черту, Сандвик Му! Ты просто по части деликатесов не прошаренный! - Только ты мог совместить слова «деликатес» и «прошаренный» в одном предложении. - Блять, ты меня даже расстроил, друг, - да уж, твой деланно обиженный тон прямо-таки кричит об этом. – Все, я вешаю. - Надеюсь, не себя. Мне тебя еще «отблагодарить» за прекрасный звук оповещений нужно. - Не стоит благодарностей, я тебе, как другу помог. Обращайся, если что, а меня ждет сегодня веселая ночка. Бывай, жаба-путешественница! Сам жаба, думает Тарьяй, вслушиваясь в короткие гудки. Ну ничего себе. Друг, не поспоришь. Интересно, что же он, такой чуткий, писал сегодня днем. 14/12/2017 17.41 [Неизвестный]: Вот это у вас отношения с Давидом, не знал. Теперь тебя мамочкой Сьехолт называть? У Тарьяй полнейшее непонимание происходящего. Следующее сообщение. 14/12/2017 18.05 [Неизвестный]: Даже не спросишь, кто это? А Тарьяй только сейчас обращает внимание на номер и его отсутствие в записной книжке телефона. Что на нахрен? Как он мог не заметить, что писал левому абоненту? И даже придурком назвал. Тарьяй лепит себе оплеуху. О чем он думал, когда писал? Ах, ну да, о дебильном звонке-крике птицы. К щекам приливает кровь, кожа начинает гореть. Чайник на плите тихонько свистит. Румен?.. 14/12/2017 18.30 [Неизвестный]: Эй, ты там жив вообще? Нужно проверить.

14/12/2017 21.58 [Тарьяй]: Румен, ты? У тебя новый номер?

Но ответа нет. Нет ни через пять минут, ни через полчаса, ни через час. Тарьяй заряжает телефон до максимума, постоянно проверяя входящие, благодарит хозяина и его друзей за безалкогольный напиток и заботу о его детском неокрепшем организме с явным сарказмом в голосе и под улюлюканья прощается. Сообщение, однако, все же приходит с привычным и уже не таким противным звуком. Было устроившись ночевать и уже дав себе обещание не использовать мобильный, дабы не разрежать, Тарьяй кидается с любопытством к смартфону. Яркий свет экрана слепит и не дает разобрать текст сообщения. Сфокусирвав взгляд, Тарьяй приходит в ступор. 15/12/2017 00.03 [Неизвестный]: Еще догадки будут? Сердце делает кульбит и адреналин гонит по венам. Чертов Берген со своими заморочками. Парень и сам своей реакции не понимает, но вся эта таинственность ситуации, эта неизвестность и ошибочность предположений – всё это будоражит кровь покруче энергетика. И сна уже ни в одном глазу, а только воспоминания. Его первый мобильный телефон, и попытки пальцами попасть по нужной кнопочке. Приятный щелкающий звук и экран зажигается стандартной бесцветной заставкой. Первые звонки, разговоры с друзьями, одно сообщение на неизвестный номер. Просто так, забавы ради. И черно-белое «Привет» в ответ через какое-то время. Что-то такое далекое, такое забытое просыпается в Тарьяй, а тот и не знает, как реагировать на этот детский азарт. Продолжить игру?

15/12/2017 00.05 [Тарьяй]: Эрик. Угадал?

15/12/2017 00.05 [Неизвестный]: Эрик? Это еще кто? Тарьяй дает себе мысленно по лбу. Ну придурок! Эрик дилер, в конце концов. Направо-налево о нем говорить вот вообще не вариант. В голове пустота. Лихорадочные вспышки знакомых лиц и попытка соединить эти лица со стилем общения. На размышления секунда, на том конце ждут. Точно! Тот конец! Тарьяй хватает в руки телефон, быстро отправляет сообщение.

15/12/2017 00.06 [Тарьяй]: Откуда ты хотя бы? Дай подсказку, я ведь не ясновидящий.

Предвкушение и предчувствие скорой развязки. Но сообщения нет даже через пару минут. И уже второй раз за день парень ловит себя на мысли, что ждет этого сообщения, нервно проводит пальцами по коротким волосам, лихорадочно настукивает даже ему неизвестный мотив ладонью по мягкому одеялу. Но все это так свежо. Все это отвлекает и не дает мечтать о несбыточном чем-то и ком-то. Тарьяй в нетерпении откидывается на подушки, уже чувствуя на языке горький привкус незавершенности. Ну да, кто бы он ни был, за окном уже ночь. И даже Риг со своими приятелями затих, видимо, после окончания соревнований. Дурацкий звук птичьих криков режет слух, и парень не может не поморщиться. 15/12/2017 00.15 [Неизвестный]: Сейчас в Бергене. С минуту глупо пялится в эти шесть букв на экране смартфона. Берген. Еще раз прочитать. Убедиться. Залезть в гугл и посмотреть численное население города. Двести тысяч. Попытаться просчитать в процентах вероятность того, что они могли столкнуться сегодня, пока Тарьяй бродил между прилавками с различными видами рыбы, стоял с закрытыми глазами у памятника Оле Буллу, загадывая продвижения в актерстве, или собеседник сегодня весь день провел на набережной, куда Тарьяй так и не дошел. Быстро бросить эту затею, потому что Тарьяй не силен в математике. Столько мыслей в голове. Растерянность и беспричинное удовлетворение. Думай. Пиши. Хватайся за эту ниточку.

15/12/2017 00.18 [Тарьяй]: Ты сейчас серьезно? И спрашиваешь, как я тут! Почему я не могу вспомнить знакомых из Бергена? И откуда знаешь, что я сейчас здесь?

Столько вопросов. И отсутствие жизненно необходимых ответов. Внезапно Тарьяй вспоминается это темное окно напротив его квартиры. И почему-то под ложечкой сосет. Медленно встает. Не поворачивая головы, глубоко выдыхает. Все в этом чертовом городе нереально и не отсюда. Не для него, но так подходит. Паззлом ложится на пустой стол – на, собирай! Разворот на сто восемьдесят. Глубокий и рваный вздох. Темно. Никого. Облегченно опускается на кровать. Он бы не выдержал другого поворота событий. Тонкие губы кривятся в спокойную усмешку. Ну псих же. Параноик, не местный. 15/12/2017 00.20 [Неизвестный]: Завтра, Тарьяй. Спокойной ночи. И парня рубит.

***

А назавтра Тарьяй безбожно просыпает. Привычный будильник на девять часов не срабатывает, и парень спит до громкого стука в дверь. На пороге Риг с удивленным лицом. Ты еще не ушел? Как видишь. Короткие извинения, прощания и обещание как-нибудь еще приехать. В ворохе простыней отыскивается телефон. Невольный вздох. 13.30. Черт подери сбитый режим! Натянуть одежду, залить в себя чашку кипятка, уминая вчерашнюю булку, и отправиться на улицу. Солнце светит над головой, не слепит, мягко приветствуя скользнувшим по стеклу соседнего дома бликом. Сегодня у Тарьяй в планах нормально позавтракать, чтобы на обед времени не тратить, побродить по улицам, забежать в сувенирную и провести вечер на оживленной по поводу пятницы набережной. Планы на музей отменяются. Как можно было так облажаться? Дает о себе знать эмоциональное истощение. Кафе, на котором остановил свой выбор парень, приветствует кристальным звоном побрякушки над дверью и разбросанными небрежно подушками на мягких диванчиках. Находилось оно совсем недалеко от рыбного рынка, да и цены были самыми приемлемыми. Заказав себе рыбный суп и взглянув на немного недоумевающую официантку, Тарьяй постарался в вымученную улыбку максимально вложить всю свою адекватность. Весь путь до кафе парень изнывал желанием заглянуть в телефон, но улочки Бергена слишком узкие для авто и человека одновременно, стоит всегда быть начеку. Но сидя сейчас в теплом и уютном месте, ожидая набить желудок и отправиться в неизведанный до конца город, можно было позволить себе выудить телефон из кармана брюк и глупо впялиться в пустой, без оповещений дисплей. Не стоило и ждать. Он вчера так устал за день, что не смог даже ответить на пожелание спокойной ночи. Червь недовольства оживился при мысли, что, на минутку, это не он отказался отвечать на вопросы идиотским «завтра». Ну и ладно. Уже сегодня он будет катить в поезде обратно в повседневность, в серый и стеклянный Осло. К себе. Какой смысл сейчас переживать? И парень искренне пытается поглощать принесенный завтрак-обед без мыслей в голове. Искренне пытается не косить глазами в сторону неживого экрана мобильного, искренне пытается сосредоточиться на просчете маршрута до сувенирной лавки Бергена и составлении списка друзей, которым стоит что-нибудь привезти. Но вчерашнее детство в одном месте так и не успокоилось, поэтому когда смартфон загорается сам по себе, Тарьяй чуть не опрокидывает чашку с чаем, звонко опустив ее на блюдечко. Рассылка из дурацкого магазина обуви. Черт бы побрал этих предпринимателей. От досады напиток резко начинает жечь небо, термо-одежда – неприятно стягивать тело, а еле отросшие волосы – колоть кожу головы. Хочется даже хлопнуть по столу со злости либо на магазин за несвоевременную рекламу, либо на себя – за то, что повелся, как дурак. Но единственная девушка-официантка и так, видимо, не настроении сегодня, поэтому Сандвик Му бросает на чек несколько чаевых крон и удаляется из заведения, морщась от солнца и натягивая на голову капюшон толстовки. Поднимаясь по крутой улице вгору, Тарьяй думает. Прокручивает в голове все возможные варианты. Упорно ищет в закоулках памяти. Но за поворотами никто не ждет. И Тарьяй теряется. И в городе среди маленьких похожих домиков, и в своей голове, так и не отыскав подходящую кандидатуру, проживающую в Бергене и знающую его номер телефона. Черт с ним. Кому нужна гордость в двадцать первом веке? Точно не ему о ней размышлять. Из носа начинает течь, поэтому парень вытирает нос постоянно, кутаясь в шарф, потому что солнце сегодня хоть и яркое, но греет слабо. Вообще не греет. Выудить из узких джинсов мобильный. Открыть последний и перечитанный семнадцать раз диалог.

15/12/2017 14.57 [Тарьяй]: Твою мать. Кто бы ты ни был, у тебя ахуенно получается обламывать.

Нажав на значок отправления, парень осознает, что не так уж это и сложно. И для гордости почти безвредно, вроде.

15/12/2017 14.59 [Тарьяй]: Значит вот что. Сегодня мой последний день в Бергене, и даже не будучи ясновидящим, я себе в Осло по лицу заеду, если сейчас не узнаю, кто ты. Понятно? Надеюсь, ты пожалеешь мое красивое популярное личико, спасибо.

Неожиданная вспышка неподдельного раздражения и злости приятно пускает мурашки по коже, и даже теплее становится. Даже несмотря на отсутствие ориентиров и отказывающийся работать навигатор, несмотря на зачатки беспомощности и потерянности, Тарьяй чувствует удовлетворение впервые за сегодня. Высказался. Теперь остается ждать. Ну, или не остается. 15/12/2017 15.00 [Неизвестный]: Вот это тебя прорвало. Что слушаешь, чтобы чувствовать? Тарьяй откровенно в шоке и потерян. Какого. Что это, блять, значит? 15/12/2017 15.01 [Неизвестный]: Я в Бергене тоже ненадолго. И может ты и прав, говоря, что стоит узнать друг друга (а ты ведь об этом мне тираду расписал?) пока мы тут. Предлагаю в порту часов в семь. Ну ладно, думает себе Тарьяй. Пускай. Да, так и поступят. Брови сдвинуты настолько, что мешают двигать глазами. Морщины недоумения разделили лоб на три неровных части. Тонкие губы побелели и стали казаться еще более тонкими. Да кого он обманывает?.. Какого хера?! Тарьяй нихера не понимает больше: что за знакомая фраза в первом сообщении, где он её слышал, кто этот собеседник, который приехал в Берген тоже ненадолго, и что это, блять, за свидание в порту?!

15/12/2017 15.05 [Тарьяй]: Ты прикалываешься?

На большее воображения не хватает, но и этого, кажется Сандвику Му, достаточно для выражения всего недоумения по поводу всей этой бредовой ситуации. 15/12/2017 15.05 [Неизвестный]: Без шуток. 15/12/2017 15.07 [Неизвестный]: Если решишь прийти – порт, семь вечера. Нет – я сам с собой выпью глинтвейна, без трабблов вообще. Самое смешное во всей этой ситуации, как сдается Тарьяй, - это попытка его подкупить спиртным. Успешная попытка. Не замечая ничего вокруг последние несколько минут, Тарьяй с ужасом осознает, что стоит посреди узкой мощеной улицы с телефоном в негнущихся пальцах и пялится прямо в недовольное лицо водителя легковой машинки, видимо, ожидающей, пока парень соизволит освободить проезд. Непроизвольно ахнув и соскочив на узкий бордюр, парень губами извиняется перед водителем. Ну псих! Маячок на карте наконец появляется, и норвежец в неверии смотрит в переплетение линий и кривых рядов домов со спутника: сувенирная лавка, казавшаяся так близко, резко оказывается в получасе ходьбы от местоположения Тарьяй. Разворот на сто восемьдесят. Под ребрами – раздражающая щекотка. В голове – список подарков. Перед глазами – вечерний порт.

***

В Бергене сияние бывает редко. Это, считай, чудо в этих местах. Дождь в любое время суток – пожалуйста. Снег – тоже можно устроить. Но северное сияние – это Тромсе, это Киркенес, это Альта. Это не Берген. Это далеко и чуждо. Но сияние в Бергене – особенное. Оно свое и уникальное. Это не свечение в небе, это не зеленые переливы. Это не отражение пылающей атмосферы в морской воде, нет. Сияние этих мест – это скрипучие мачты пришвартованных яхт. Это отдаленные мерные и ритмичные удары спокойных вод о каменный бордюр. Это покосившиеся от старости почти пряничные домики, спокойствие на лицах прохожих, пожилые пары, жмущиеся друг к другу. Скрип камешка о камешек при неуверенном шаге по кромке воды. Быстрые птицы над зеркальной поверхностью. Это перьевые облака в дни, как этот. Это розоватое небо и оранжевое море. Это закатное солнце, это диск, обрамленный красным свечением. И весь порт будто бы поет тихо Тарьяй что-то на ухо, насвистывает, наскривывает незамысловатую мелодию. Тепло закатных лучей принимает в свою компанию, ведет мимо корабликов, прямо к вечернему солнцу. И парень идет, позволяя себе следовать за приятным голосом. И в голове пусто, и внутри светло и пахнет солью. И больше нет страхов. Нет опасений. Есть приятный вкус выпитого недавно зеленого чая во рту и легкий трепет перед морской стихией. Ему осталось два часа. Два часа – и долгая дорога домой. Но где его дом, Тарьяй больше не уверен. Глупо утверждать, что сорок восемь часов в Бергене смогли привязать к городу, думает Тарьяй, но упорно продолжает ступать вдоль перил. Идет, не обращая внимания на аллею качающихся суден, пока носки кроссовок не перестают чувствовать твердую опору. Самый край порта. Впереди – только море, фьорды и одинокие моряки. Тарьяй переживает, что собеседник выберет другую сторону порта, что их сейчас разделяют несколько десятков портовых вод, и выбор этот станет роковым. Еще раз докажет Сандвику Му, что совпадения на то и совпадения, что хаотичны, случайны, и нисколько не романтичны. И Берген не для него. Этим парень объясняет свое несвойственное спокойствие – подготовка к принятию судьбы, принятию неизбежного. И либо да – либо никогда. Вибрация мобильного в кармане куртки. И сердце удар пропускает. Входящий вызов. Не по себе. Принять. Поднести к уху. Рвано выдохнуть. Хриплое «алло» вырывается из горла слишком резко. Играет на контрасте с рвущим душу «и тебе привет» полушепотом в левое ухо. Телефон чуть не падает в воду, рука начинает дрожать. Коленки подгибаются и Тарьяй кажется, что началось извержение всех норвежских вулканов, потому что цунами, летящее на него кажется вполне реальным. На глаза наворачиваются непрошеные слезы и ком стоит в горле, мешая ответить. Оно и не надо. Потому что свихнулся. Окончательно поехал. Закрыть глаза, посчитать до десяти и сбиться, отмечая, что цифр он не помнит. Зато голос этот помнит. До боли знает. До вспыхнувших щек и слезящихся глаз. До треска мобильного в пальцах. Не поворачивая головы. С закрытыми от переизбытка эмоций веками. Пытаясь не упасть в зовущую глубину. Узнать его. Хенрик становится рядом, разбивая только начавшую собираться мозаику. Скидывает ее со стола, вальяжно развалившись на нем, не смотря на младшего. На лице Холма нет привычной полуулыбки. Взгляд там же, где и Тарьяй – в горизонте. Провожает солнце. Глубокий вздох. Открыть глаза. Это большее, на что способен Тарьяй. Открывает и – мгновение – жалеет. Не может. Это для него слишком. Хенрик стоит совсем рядом, чуть позади, отсекая пути к отступлению. Через куртку младший ощущает твердую грудь Холма, ежится от теплого дыхания в шею. Одно неверное движение – и полетит в воду. И выплывать даже не станет пытаться. Уже утонул. И когда чужая рука притягивает за торс ближе к себе, прижимает – губы к виску, спина к груди – захлебывается. Теряет остатки кислорода, камнем на дно опускается. Равновесие потеряно окончательно, но его держат, и тело безвольно жмется к чужому теплу. И это тепло не возражает. Согревает, дотрагиваясь губами до виска, целуя за ухом, хватая рвано второй рукой поперек торса, оттягивая от края и облокачиваясь на ближайший бордюр. Хенрик медленный. Хенрик лихорадочный. Тарьяй захлебывается волнами чувств, ощущает спиной как дрожит старший и как уверены его руки. Слишком контрастно для того, чтобы осознавать. Поэтому норвежец все еще не верит, не понимает. Сейчас – секунда. Секунда – и галлюцинация исчезнет. Растворится пеной в набежавшей волне, улетит с ветром в океан. Но это банально и глупо. И Холм реален. Слишком реален и слишком непривычен. Сказочный. Богоподобный. Город горит огнями. Тарьяй видит эти отблески в темной воде вечернего залива. Город звенит колокольчиками на дверях набережных баров и магазинов, смехом компаний. Он светится, сияет. И это сияние, кажется, видно даже в Осло. Это сияние раскинулось по небу на тысячи километров, охватило собой каждый его милиметр. Об этом сиянии, кажется, должны знать все, но видит его только он, Тарьяй. Видит его дрожащие прядки волос, точеные скулы, ловит на себе взгляд из под опущенных ресниц. Вся суета, все огни и звуки – там, за спиной. Тут, у воды, все горит другими цветами. - Свет слепит, - шепчет Холм, даже не сощурившись. Лжец. Поворачиваешь голову. Смотрит в глаза из-за плеча, топит в себе, дает глотать кислород только периодами, просто чтобы мучить дольше. Так ведь? Светишься ведь ты. - Своими пиздецки голубыми глазами. Хенрик усмехается и, закрыв глаза, прижимается на долгие пару секунд губами к щеке. - Мне нравились твои светлые волосы. За них удобно было тебя к себе притягивать, - шуточно. А Тарьяй понимает, что расшибется, но отрастит. Перепробует все возможные средства народные и не очень, но отрастит волосы снова. Только чтобы его для поцелуев притягивали. Сколько они стоят тут? Солнце успело сесть, а Тарьяй успел умереть неколько раз. И все потому что руки Холма по-свойски – вокруг талии. Глаза – на Тарьяй. Губы – на его губах. И все это кажется таким знакомым, таким своевременным и правильным, что не помнишь прошлого. Не думаешь о будущем. Живешь в этих руках, наслаждаешься этой полуулыбкой, пробуешь забытый вкус этих обветренных губ. - Я скучал. И неясно, кто произнес, потому что оба – одинаково. Усмехаются смущенно и только еще крепче переплетают пальцы. Хенрик рассматривает черты Тарьяй, замечая каждую новую веснушку, отмечая заострившийся нос и побелевшие еще больше губы. Сжимает в руках парня, потому что нужно ему его тепло. Нужно его тело, нужны его мысли. Чтобы все это было его. Потому что иначе – никак. Опробовано. Проверено. Потому что у Леа нет огрубевших костяшек на руках, потому что никто не может улыбаться глазами так, как это делает Тарьяй. Потому что для этого парня в голове Холма – отдельный алтарь. Только жертва одна и та же каждую секунду. Сам он, Хенрик. Примчался вчера, бросив Леа на каком-то очередном модном мероприятии, потому что придурок этот не отвечал и, блять, хер его знает, что с ним тут в Бергене происходило. И потому что этот сученыш, Сьехолт, был слишком спокоен по поводу отсутствия Сандвика Му на связи. А вот у самого Хенрика голос на истерику срывался. Билет достать за час до рейса оказалось на уровне «миссия невыполнима», но вот три часа нервотрепки – и только включив сеть после полета – сообщение от треклятого норвежца. Румен, ты? Ради этого стоило тратиться и нарываться на очередной скандал по приезду? Ради этого пришибленного он чуть не остался ночевать в аэропорту, потому что выходные и «мест нет»? Ради дурацких отсылок в сообщениях к скаму и N.W.A «чтобы чувствовать» он отказался от всего? Ради дня скитаний по городу и постоянных сомнений «а стоит ли» он приехал? Нет. Он приехал ради него. Хенрик приехал ради Тарьяй. Потому что до гудящих висков необходим, потому что не видеть его месяцами чревато срывами и алкогольными ночами, потому что даже при желании не может заткнуть самого себя. Поэтому сейчас он сбрасывает звонки Леа. Поэтому сейчас он не под кайфом и дури никакой не надо – вот его персональная доза, ведет пальцем задумчиво по тыльной стороне его ладони. И поэтому он сейчас вкуривает этот косяк, понимая, что ни черта это ему не поможет. Вгонит еще глубже. Станет ежедневной необходимостью. И если это щекочущее, острое чувство внутри будет просыпаться в нем каждый день, то Хенрик и не против. И Тарьяй тоже, если честно. Холм обеспокоенно приподнимает брови, разворачивая к себе парня лицом, и улыбка сходит с лица. - Черт! Что случилось? А Тарьяй десять подзатыльников себе мысленных дает, потому что разомлел и позволил себе непозволительное. Одним движением рукава высушить влажные ресницы. - Как будто сам не понимаешь. И Хенрик вроде и правда непонимающе лоб хмурит, и младший с напускной веселостью хмыкает. - Ну и дурак, - хрипло. И обнимает, вжимается подбородком в ключицы, наполняет легкие запахом Хенрика и удовлетворенно отмечает такое же крепкое объятие. Все так, как должно было случится. Тарьяй смотрит на город из-за плеча Хенрика, а Берген, не видный старшему, подмигивает фонарями набережной Тарьяй. Запуская руки в отросшие волосы Холма, парень наблюдает за вечерним сиянием города. Улыбается при виде кутающихся в шарфы девушек, скорее всего, приехавших из Азии. Наблюдает за тем, как за стеклянным окном кафе мама кормит из ложечки годовалого ребенка, а тот довольно обмазывает себе все лицо кашей, хихикая. Видит, как бродячий кот с аппетитом ест выброшенные кем-то рыбьи остатки. Смотрит, как муж с женой ругаются, выбирая место ужина. Слышит скрип наклонившихся от старости домов. И чувствует Берген. Ощущает его присутствие в каждом туристе, в местных. В себе. Тарьяй не знает, сколько ему осталось до поезда в Осло. Но знает, что, оставив Берген позади, Берген не оставит его. Теперь они связаны. Связаны тонкими пальцами на затылке, уникальным запахом, голубыми глазами. И связь эта никуда не пропадет. Эта связь будет с ним сегодня в течении семи часов. Будет греть его. Может даже обнимать и жертвовать свое плечо для сна. Будет будить по приезду в Осло теплым дыханием в щеку и мурашками вдоль спины. Будет смущать. Будет придумывать оправдания и даже несвойственно путаться в словах, чтобы отъехать к Леа. И не один раз. Будет с ним по утрам, по ночам, вечером и днем. И будет чувствоваться, даже когда будет где-то еще. Когда будет с уверенным взглядом убеждать в своей правоте, когда будет внушать и даже обманывать. Потому что он, Тарьяй, не один такой. Есть еще один человек, которому будут врать и перед кем будут оправдываться. Теперь их в этом трое. И когда-нибудь один из них троих не выдержит. Вопрос времени. И от этого горько-сладко. И Хенрик сам приторно-острый. И целуется на грани жизни и смерти. И мнет одежду под руками, и бедрами сжимает, пытаясь слиться в одно. И это жизнь. И черт с ним, с будущим. Тарьяй прижимается лбом ко лбу Хенрика. Глаза в глаза. Волна в волну, создавая водоворот и превращаясь в единый поток. И в глазах Холма Сандвик Му читает себя. Видит отражение своих эмоций и взрывается ночным небом Бергена. Потому что оба не могут иначе и в принципе. Потому что для обоих это слишком, но так необходимо. Потому что оба хотят и будут. Потому что жизнь – это сейчас.