***
Открыв глаза одним февральским утром, я еще долго наслаждалась теплом кровати и изучала взглядом потолок. Миссия мне предстояла тяжелая: нужно было выйти из комнаты и скрыться в ванной прежде, чем кто-нибудь заметил бы мои опухшие после полуночных рыданий глаза. Я могла страдать столько, сколько моя дурацкая влюбленность считала нужной, но расстраивать родителей я больше ни секунды не собиралась. — Что, папа тебя уже выгулял, пока твоя хозяйка предпочитает засыпать посреди ночи и просыпаться посреди дня? — слегка улыбнулась я, протянув руку и погладив щенка по белой шерсти, после чего все же решила подниматься. Взглянув на свое отражение в зеркале, я облегченно выдохнула. Я ожидала худшего, но все было не так и плохо, а после того, как я умылась, мне стало совсем хорошо и можно было рисковать заглядывать на кухню, не страшась быть раскрытой. Был выходной, и все были в сборе. Папа пил кофе, что-то читая, а мама суетилась у плиты, хотя было готово уже более чем достаточно, чтобы мы смогли позавтракать. Пожелав всем доброго утра, я устроилась на месте рядом с отцом, по не самой лучшей привычке схватив себе только бутерброд, как всегда делала у Кирилла, поскольку утром готовить особо много времени не было. — Что за банкет намечается? — не сдержалась все же я, посмеиваясь. — Или, точнее, какую роту солдат собирается прокормить мама? Я успела только договорить и тут же медленно проглотила под двумя внимательными взглядами, больше всего боясь подавиться и думая о том, что я могла забыть. Папа оторвался от книжки и кивнул в сторону небольшого календаря на холодильнике, а я тихо охнула, увидев, что сегодняшнее число было обведено в красный круг. Пятое февраля. День рождения Кирилла. Мы планировали то, как отметим этот день, еще до того, как все разрушилось. Кирилл осторожно гладил меня по обнаженной спине, пока я водила пальцем по его сильной груди, и доказывал, что совершенно не хотел делать из этого дня какое-то событие, поскольку двадцать три года даже не было круглым числом. Я же настаивала на чем-то особенном, а, когда слишком сильно задрала Кирилла своими возмущениями и спором, была утащена под одеяло и мгновенно отвлеченна. — И? Он попросил тебя приготовить все, чтобы он мог как следует отметить с друзьями? — равнодушно поинтересовалась я, подняв взгляд на мать. С друзьями. С друзьями и Ритой. — Нет, — она покачала головой, по лицу оценивая мою реакцию, но я была совершенно спокойна. — Он спрашивал, может ли он прийти сюда, чтобы отметить с нами. Если ты против… Я не смогла сдержать усмешку, качая головой. Почти месяц Кирилл не подавал признаков жизни, по крайней мере, я о нем ничего не слышала, а теперь вдруг резко захотел увидеться. С другой стороны, не с такой эгоистичной, я знала, почему он это делал. Это был его праздник, и Кирилл хотел провести его в кругу своих родителей. Ничего удивительного для него. Родителей, но не меня. — Нет, — наконец, улыбнулась я, продолжив завтракать. — Пусть приходит и попробует съесть все то, что ты наготовила, мам. Думаю, нам придется выкатывать его в подъезд после такого. Я старалась шутить весь день и даже добровольно вызвалась помогать на кухне, чем, я видела, обрадовала маму. Все время, что оставалось свободным, я тратила на то, чтобы убеждать себя в том, что не должна была делать ровным счетом ничего ради Кирилла, и всё, конечно, было зря. Хотя, может, и не зря, если считать за ничего то, что я почти час провела за макияжем, который получился таким, каким задумывался, с двадцатой попытки, и вытащила из шкафа недавно купленное платье, поскольку мама почти заставила меня пройтись по магазинам, чтобы отвлечься. Взглянув в зеркало, я медленно вдохнула и выдохнула, не отводя взгляда. Из отражения на меня смотрели темные глаза в обрамлении пушистых ресниц, слава косметике, и я ясно видела в них страх. Много времени было потрачено и на расчесывание волос, которые были по итогу аккуратно завиты. Щеки пылали и без всех чудодейственных средств, и, оценив весь вид, я смогла посчитать себя немножко красивой, в чем признавалась редко, считая себя скорее гадким утенком. Платье было прекрасного красного оттенка, но вовсе не казалось мне вызывающим, иначе я бы не решилась показаться родителям. Целомудренным его тоже назвать было сложно из-за длины, но в итоге я улыбнулась сама себе для уверенности и вышла из комнаты. Проверка папой была пройдена, и я с облегчением смогла выдохнуть. Мама и вовсе назвала меня красавицей, и удалось почти успокоиться, но ровно до того момента, как раздался звонок в дверь, который с головой погрузил меня в чувство абсолютной паники. — Привет, — радостный голос парня раздался из прихожей, когда он приветствовал маму, а меня будто пригвоздило к стулу. Он вошел в комнату буквально спустя несколько секунд, и я с силой впилась ногтями в стул, на котором сидела. Кирилл был хорош. Кажется, он постригся, но темные волосы все равно пребывали в знакомом беспорядке. Щетины, покрывающей его подбородок в прошлую нашу встречу, больше не было, и выглядел Кирилл просто живым. Радостным. Просто прежним счастливым Кириллом, а не тем запутавшимся парнем, каким его помнила я. Мы виделись впервые за месяц, и я с новой силой ощутила, как сильно по нему скучала. Родители отвлеклись, и тогда я заметила на себе взгляд Кирилла и увидела то, что его кадык дернулся в такт тому, как парень судорожно сглотнул. Он пробубнил тихое приветствие и мирно сел рядом со мной, тем не менее немного улучшив мою самооценку своей однозначной реакцией. — Ну, как ты? — Хорошо, — сохранять равнодушие получалось трудно, но я справлялась. — А ты? — Нормально. Всё. Больше Кирилл не сказал мне ничего, и я тоже не заводила разговор, общаясь в основном с родителями, хотя на душе скреблись кошки. Я прекрасно осознавала, что в наших отношениях была поставлена точка, но никак не ожидала, что Кирилл обойдется со мной четырьмя словами и будет чувствовать себя совершенно спокойно. — Кстати, как твоя сессия? — Хорошо, что ты спросил, — накладывая себе один из многочисленных салатов, отозвался Кирилл на вопрос отца. — Я ее, конечно, завалил, но, кажется, деканат чертовски милостив к моей персоне. Думаю, все будет более-менее хорошо. Я надеюсь. Кирилл улыбнулся так, как улыбался с того дня, как мы познакомились, и взглянул на меня, предложив тот же салат, тарелку с которым держал в руках. Меня хватило только на не слишком широкую улыбку и кивок, после чего парень принялся за свою миссию накормить меня до отвала, так что пришлось легко стукнуть его по плечу, чтобы он не вывалил мне весь оставшийся салат, а этот жест и вовсе насмешил парня. Пока он смеялся, а я шутливо прищуривалась, несмотря на то, как гадко было внутри, я вдруг остро ощутила, что мы не одни. Чувство было странным, учитывая, что я и не забывала о сидящих рядом родителях, но вскоре поняла его причину: и мама, и папа смотрели на нас с легкими улыбками противного умиления. Что ж, кажется, пришел мой звездный час. Осторожно отодвинув стул, я поднялась на ноги и взяла в руки свой бокал с шампанским, которое, наверное, еще давало мне немного сил, чтобы вести себя так, будто между мной и Кириллом были те отношения, которые и должны быть между братом и сестрой. И которые я сейчас должна была пустить в другое русло. — Тосты толкать собралась? — засмеялся парень, подняв голову, чтобы видеть меня. — Закрой рот и сядь смирно. — Слушаюсь. Кирилл усмехнулся, но действительно послушался, а я вновь глубоко вдохнула полной грудью, глядя то на Кирилла, то на родителей, которые внимательно смотрели на меня. — Ну, теперь тебе исполнилось двадцать три, и ты стал еще старее. — Можешь дальше даже не продолжать, — сдерживая смех, ответил Кирилл, и я сама едва заметно улыбнулась, зная, что его веселью суждено испариться через пару мгновений. — Я хотела только пожелать тебе удачи, Кирилл, раз уж здоровьем и красотой ты не обделен. — Спасибо и на том. — Ты можешь молчать и не перебивать? — безнадежно захныкала я, и парень сделал вид, что закрыл рот на замок и вышвырнул ключ. — Честно говоря, я совершенно не следила за временем и забыла о том, какое сегодня число… — Восхитительно, — фыркнул Кирилл и заслужил подзатыльник, но потом я осторожно накрыла его плечо своей ладонью, чуть сжав, и ощутила, что парень напрягся. — Забыла потому, поскольку была слишком рада тому, что… — я сильнее сжала ножку бокала пальцами и улыбнулась как можно более правдоподобно, — что мы помирились. Мама с папой так обрадовались и стали перебивать друг друга в поздравлениях, так что то, как Кирилл подавился своим салатом, услышала только я одна, но вскоре отвлеклась от него на объятья родителей, честно говоря, предпочитая на парня не смотреть, но мысленно умоляя его молчать о том, что я так нагло сейчас лгала. Из комнаты я удалилась через пару минут, пока мама с папой пытали Кирилла, а когда услышала за собой быстрые шаги, то знала, что это был парень еще до того, как он схватил меня за предплечье и затолкнул в мою комнату, захлопнув за нами дверь. — Ты что, совсем с катушек слетела? — почти прорычала темнота его голосом, поскольку света никто из нас не включал. — Кирилл, — мне не удалось подавить тяжелый вздох, пока я пыталась выбраться из его хватки, но парень держал крепко. — Что? Я в курсе, как меня зовут, Кристина. Ты что, перепила? Чего ты им наплела? Мне было необходимо его видеть. Именно поэтому я осторожно дотянулась до ночника и зажгла его, а теплый свет мгновенно показал мне лицо Кирилла. И лучше мне было его сейчас не видеть. Карие глаза пылали таким гневом, что я невольно вздрогнула, одновременно следя за желваками на лице парня, который крепко сжимал челюсти и ждал объяснений, которые у меня не были заготовлены. Но, вспомнив, почему я все это затеяла, я поняла. Поняла, что мне нельзя отступать. — Послушай, — на этот раз Кирилл меня отпустил, и я взяла его лицо в свои ладони и не изменила своего решения, даже несмотря на то, как парень поджал губы. — Ты можешь ненавидеть меня, Кирилл… — Я тебя не ненавижу. — Послушай, — с нажимом вновь произнесла я. — Наши проблемы должны оставаться нашими, понимаешь? А мы выливаем их на родителей, которые пытаются быть хорошей поддержкой и тебе, и мне. — Что-то я не чувствую их поддержки. — Кирилл, — я глубоко вдохнула, чтобы настоять на своем, хотя упрямый баран напротив совершенно не желал слушать, — маме нельзя так волноваться. Они не говорят мне, но на фоне всех переживаний она плохо себя чувствует. Еще немного нервотрепки — и она загремит в больницу по нашей вине. Я этого не хочу, а ты? Надеюсь, что тоже нет. И поэтому, пока мы не можем решать проблемы так, чтобы не задевать никого вокруг, мы должны сделать вид, что этих проблем у нас нет. Парень внимательно дослушал меня до конца, но потом вырвался, прошелся по комнате, сел на кровать и вновь поднялся, пока я стояла на том же месте и гадала, что могло прийти к нему в голову в следующий момент повисшего молчания. — Знаешь, почему тебе кажется это гениальным, Кристина? — наконец, заговорил Кирилл голосом, полным яда. — Потому что тебе семнадцать. А мне двадцать три, и я понимаю, что все это — бредни малолетки. — Хорошо, Кирилл, пусть так, — я развернулась к нему лицом и скрестила руки на груди в защитном жесте. — Тогда давай. Давай, иди и расскажи им, что я наврала. Скажи, что за месяц мы и парой слов не перекинулись, чему я, кстати, рада, потому что все, что ты делаешь, — выматываешь меня. — Я тебя? — не сдержал смеха Кирилл. — Да это ты придумала нам больше не существующие отношения, идиотка. Я сцепила зубы так же сильно, как за минуту до этого парень, стоящий передо мной. В груди что-то отозвалось знакомой тупой болью от его слов, но я мысленно вновь приказала себе оставаться сильной. Он и так достаточно мной вертел. — Я заберу тебя послезавтра утром, — вдруг ответил Кирилл и открыл дверь. — И я надеюсь, что ты и все твои вещи будут готовы к обратному переезду. А теперь идем, построим счастливую пару, раз ты творишь все, что тебе заблагорассудится, даже не советуясь со мной.***
Дни тянулись медленно, однообразно и были похожи на изощренную пытку. Со своей ролью в присутствии родителей Кирилл справлялся просто отлично, так что я несколько раз уже задумывалась о том, почему он стал учителем, а не актером. Тем не менее, мы становились совершенно чужими людьми, когда оставались одни. Квартира парня была небольшой, но мы все равно умудрялись не пересекаться. Утром, когда я уходила в школу, Кирилл еще спал, а вечером, если я оставалась в гостиной, не высовывался из спальни, ровно как и я из своей комнаты, если телевизор смотрел он. Словом, мы были словно сожители. Разве что не клеили стикеры с нашими именами на продукты в холодильнике, чтобы разобрать, где чье. Об этом я размышляла, когда возвращалась домой чуть раньше обычного, поскольку ставить физкультуру последним уроком значило обеспечить ей абсолютную непосещаемость. Вздохнув, я нашарила в кармане куртки ключи, мечтая только о том, как заварю себе горячий чай и с наслаждением выпью его под какой-нибудь фильм, и даже Кирилл не посмеет испортить мне настроение и отдых. Тем не менее, ему это удалось. Я и не думала быть тихой, когда раздевалась в прихожей, но замерла после того, как в тишине квартиры из спальни раздалась сквозь зубы ругань Кирилла. Прикусив губу, я осторожно пересекла гостиную на носочках и остановилась прямо под приоткрытой дверью, стараясь даже не дышать. Насколько я слышала, голос парня был чуть ниже обычного, что сперва и навело меня на ту мысль, в которой я потом убедилась. На самом деле, этот парень абсолютно не следил за языком, так что ругался довольно часто, но в каком-либо контексте. Беспорядочные ругательства вырывались у Кирилла только в одном случае. Когда ему было слишком хорошо. Когда эмоций в нем было слишком много, чтобы парень мог держать язык за зубами. Когда он самозабвенно трахался. Будто в подтверждение моему предположению из комнаты сперва раздался женский стон, который затем смешался со знакомым стоном Кирилла. Я понятия не имела, чем руководствовалась, любопытством или мазохизмом, но сделала осторожный шаг вперед, положила пальцы на ручку и осмелилась осторожно заглянуть в комнату через маленькую щель между дверным косяком и самой дверью. Мои глаза невольно округлились, а руки взметнулись вверх, и я торопливо закрыла ладонями рот, чтобы случайно не издать какого-нибудь лишнего звука от того, что видела прямо сейчас.