Восход несчастливой луны

fall out boy - young and menace

Я любила свою жизнь — отчаянную и бунтарскую. Каждый день — попытка дорваться до недосягаемого, как покушение Люцифера на Эдем. Я была среди тех, кто не доживал до тридцати. Да что там, волей случая счастливчикам удавалось прикоснуться к заветным двадцати пяти, а там гроб да безымянная могила. Поэтому я старалась урвать кусок побольше и вгрызалась бульдожьей хваткой в любую возможность. Таких как я избегали. Мы оборванцы, беспризорники и почти всегда — невидимки. Мусор городов. Ненужные никому, кроме самих себя. Но мы жили, что бы там не говорили. Жаль, что недолго. Треклятая пуля, наша вестница смерти, прошла навылет. Странное дело — видеть летящие куски своих же мозгов. Я умерла не быстро. Лежала на мягком асфальте под палящим солнцем и ощущала всепоглощающую боль. Словно в голове поочередно взрывались сверхновые. До сих пор меня преследуют фантомные боли, и от зудящего ощущения в затылке уснуть получается только к утру. Я любила свою жизнь и попрощалась с ней. Но вода из легких просилась наружу и я зашлась в кашле, перевернувшись набок. Когда успокоилась, с трудом приоткрыв слипшиеся веки, увидела тихую воду, волной окатывающую мои босые ноги. Я зарылась пальцами в горячий песок и медленно поднялась. В голове все перемещалось. Одна часть меня была спокойна, а другая отторгала эту явь как нечто инородное. Это был второй шанс, но тогда я запрещала себе думать об этом: сволочам вторых шансов не положено. Прокусив руку и убедившись в собственной реальности я, пошатываясь, пошла к веренице бунгало на побережье. На скрипучем деревянном мосту меня остановила женщина – она вышла из дома и закрыла дверь перед любопытными детьми. Незнакомка что-то говорила, но удавалось разобрать только отдельные слова. Мне был знаком этот язык, но он перебивался другим, иностранным. Как если бы я всю жизнь хорошо говорила на двух языках, но они враз перемешались и исказили базовые правила друг друга. Голова разболелась от нарастающего сумбура, перед глазами двоилось и меня вырвало. Осев на колени, я сплюнула желтоватую жижу вместе с оставшимися во рту мелкими кусками. Я услышала, как открываются двери домов, и смотрела на приближающиеся ноги. Люди шептались, меня продолжало рвать. Когда желудку больше нечего было отдавать, меня подняли и понесли. На висячей кровати укрыли тонкой простыней, заставляя выпить горьковатую жидкость. Я заснула, пытаясь систематизировать круговорот неуловимых мыслей. Оклемалась через день. В окно надо мной улетал запах жареной рыбы. Желудок, выпотрошенный и измученный, тоскливо отозвался, пробуждая весь организм. Я чувствовала себя отдохнувшей, но потерянной — мне все здесь было чуждо. Потянувшись и с трудом сев, скривилась — в туалет хотелось до боли. На шум вышел лысый чернокожий с татуировкой морского конька на правом плече и высоким шлемом из ракушек. В руках он держал вертел с нанизанной на него рыбой. - Как ты себя чувствуешь? – голос у мужчины был низким, с хрипотцой. - Хорошо, - я неуклюже встала на пол и потерла спину — висячая кровать оказалась неудобным гамаком. Мне протянули рыбу. - Лучше вначале в туалет. Мужчина кивнул. От своих нужд я даже не поняла, что понимаю его речь, без труда отвечая. Через час, когда я обглодала рыбьи косточки и отставила опустевшую кружку в сторону, мы познакомились. Его звали Дженго, он был вождем племени берега. Его владения — атолл, окольцовывающий остров сердца — Боа. Дженго был хорошим правителем, предупреждая, что ради своего племени пойдет на многое и если я здесь со злым умыслом, то лучше мне уплыть. Я рассказала ему все что помню – свое имя и момент кораблекрушения. Что плыла я не сюда, но не вспомню — куда именно. Я была откровенна — умолчала лишь о том, что тело не мое, да и прошлое с миром тоже. Что я Алиса Пепел, а не Иветта Раевская. Что, кажется, мою отошедшую душу схватили и ввинтили в мертвое тело, пнули, чтобы лучше сидело и сказали просыпаться. Дженго принимал решение, что со мной делать два дня. Я жила у него, училась ловить рыбу и помогала женщинам в стирке. Важно было оставаться на виду у вожака, поэтому далеко от его дома я не уходила. Местные меня избегали, и в долгие часы молчания я старалась вызволить воспоминания Иветты. Память этого тела нехотя делилась своими крупицами, а я с жадностью их поглощала. Я была как новорожденная — ничего не знала и не умела. Руководство для чайников мне бы не помешало. Дженго позвал к себе и сказал, что жить я буду на Боа. То — вождь племени сердца, согласился приютить у себя потерянную девушку взамен на ее труд среди немногочисленных собирателей. Собиратели, объяснил Дженго, это добытчики ценностей — от труднодоступных лечебных трав до клада предков. Их дело требует ловкости и выносливости, поэтому важно реально оценивать свои возможности. Я согласилась. На следующий день Дженго на лодке отвез меня к главному острову. Около вершины его горы, покрытой облаками, белело здание— чужеродное и неприступное. - Морской Дозор взамен на свою защиту возвел базу. Жителям островов запрещено пересекать ее ограждение. Даже собирателям, - объяснил Дженго. Он продолжил грести, а я выдохнула от нахлынувших чужих воспоминаний. На берегу острова ждала небольшая группа: подтянутые мужчины в легких тканевых штанах. У двоих лица были в татуировках, а у третьего — клыкастого темнокожего со шлемом из птичьих перьев — в носу проколот септум. Это и был То – вождь племени сердца. Он важно кивнул Дженго и тот, не прощаясь, уплыл обратно. Не было пламенных приветственных речей. Сухие правила и привычное завуалированное «знай свое место». Жители острова Боа держались обособленно, изредка общаясь с иноземцами. Они были приверженцами старых традиций и чтили своих богов. Я могла стать яблоком раздора, поэтому мне разрешили осесть на время, а после — обратно в плавание. То благодушно определил меня к собирателям – отшельникам на склоне горы, почитаемым за особенные подношения. Мужчины с татуированными лицами — близнецы — были в их числе. Когда мы расстались с То они повели за собой через пляж, мимо пальм, в гору. По пальцам ног бегали жуки, спасаясь и ныряя обратно в пышную зелень. Один проводник споткнулся, когда я ступила на его пятку, но даже не обернулся. Второй посмотрел через плечо колко и что-то шепнул. Читать по губам я не умела. Возможно даже к лучшему. Меня поселили в лачуге с ветхой крышей и окном на сортир. Велели подготовиться к завтрашнему походу и свить себе небольшую походную сумку. Как и из чего не объяснили, сказали, что сосед поможет и ушли. Мой средний палец смотрел им вслед. От тухлого влажного воздуха в доме тянуло блевать. Я вышла на улицу, заняв ступеньку чьего-то дома. Ухоженного и крепкого. Кого-то мотает по морям, а меня — по мирам. Никчемная путешественница без карты, гонимая сомнениями: вдруг это безумное предсмертное видение. Когда моргала, сердце сжималось от страха. Думала, что этот красочный мир исчезнет, резкая боль пронзит голову и пуля все-таки заберет свое. Когда остаешься жив после смерти, больше умирать не хочется. - Эй, соседка, тебе плохо? Понимаю, я в первые дни тоже от вони в доме паршиво себя чувствовала. Но знаешь, привыкнешь и к этому. Будешь? – я убрала ладони с лица и посмотрела на протянутую самокрутку. Взяв ее и прикурив от зажигалки, выдохнула дым, переводя взгляд на незнакомку. - Спасибо. - Да не за что. Я сама их делаю. Это наверняка отличается от того, что ты курила раньше… - Я не помню, - оборвала и стряхнула пепел. – И не привереда. - Вот и отлично, - улыбнулась девушка. – Меня зову Зэмба и я твоя соседка. Ты — Иветта, уже знаю. Слухи на Боа быстро расходятся. Зэмба была пышногрудой негритянкой с коротким ежиком темных волос на голове, большими карими глазами и полными губами. На ее правой щеке зачиналось синее перо, уходящее к уху. - Откуда у тебя это? – я кивнула на зажигалку. – Слишком современно для вашего, м, края. - Это точно. Только другим не говори – обидятся, - она со смешком прокрутила зажигалку между пальцев. – Я ее получила от дозорных, что охраняют эту базу, - она повернулась, смотря на здание. – Племя делится с ними пропитанием, когда их корабль с едой опаздывает, мы – редкими природными находками. Взамен - особые вознаграждения. Почти все остаются у вожака, но за хорошую работу он разрешает что-то забрать себе. Мало кто этим пользуется. Большинство почитают своих предков и не берут то, что сделано не ими. - Ты хороший собиратель? – лениво спросила я. Моя безучастность осталась незамеченной. Зэмбе, кажется, было бы достаточно и немого собеседника, лишь бы тот сидел рядом. - Еще какой, - вздернула подбородком девушка. – Поэтому если возникнут проблемы — обращайся. - Есть одна. Мне сказали свить сумку для завтрашней вылазки, а я понятия не имею как. - Это легко, ты быстро научишься. Пойдем в наш уютный дом — буду тебя обучать. Я поднялась, отряхивая сзади шорты. - Ого, - запрокинула голову Зэмба. – Сколько в тебе? Метра два? Больше? - Понятия не имею, - пожала плечами. – Не отставай, коротышка, - вернула я, широким шагом направляясь обратно. - Мы точно подружимся, - смеясь, сказала она мне, нагоняя. «Вряд ли», - подумала я. Дома Зэмба вытащила из ящика доску из древесины пальмы. В нее были ввинчены деревянные шканты: по четырем углам, в середине верха и основания. Положив доску на пол около прохода, Зэмба показала мне моток веревки. Она объяснила, что делают ее мастера племени из кокосового волокна. Это долгий процесс, поэтому собиратели покупают готовые мотки на рынке, чтобы не тратить время на плетение. Я попросила после похода показать принцип — море безжалостно и если выплюнет снова, то новым домом может стать необитаемый остров. И если не из кокосового волокна, так хоть из своих волос удастся сплести веревку для самодельной удочки. Зэмба согласилась и села около доски. Я опустилась рядом под жалобный стон половиц. Размотав клубок, Зэмба обмотала веревку вокруг крайних шкантов по форме доски и, натянув ее конец, показала узел, с помощью которого и плелась сумка. Узел «голова жаворонка» был до смешного прост и прочен. После первого показательного ряда Зэмба передала плетение мне. Первый час все было ни по чем, а на пятый, когда руки от веревки стерлись и глаза слипались от монотонной работы пришло понимание, что даже я в прошлой жизни жила как в сказке — мне не приходилось отдавать столько сил только чтобы получить жалкое подобие сумки. - Все, - завалилась на пол, прикрывая глаза. Зэмба никуда не уходила: сидела в углу на плотных крупных листьях, точа кинжал. Она подошла, снимая сетку с доски, осматривая. - Ты почти закончила, - подбодрила она. Когда к углам сетки были привязаны веревки и скреплены друг с другом узлом, Зэмба поздравила с первой сплетенной авоськой. – Быстро справилась. Я, когда была ребенком, сутки на нее потратила. Все время куда-то убегала, а мама возвращала на место и заставляла продолжать. - Муторное занятие, - зевнула широко. - Но раз ты не исключаешь попадания на необитаемый остров, то это может пригодиться, - заметила Зэмба. Я кивнула — с этим не поспоришь. Только после похода Зэмба призналась, что в ее ящике было четыре таких авоськи и три холщовых мешка дозорных. Она не рассказала о них, чтобы у меня не было возможности отказаться от плетения. Это было важно — научиться заниматься рутиной. Не только для того, чтобы уметь обеспечить себя всем без посторонней помощи, но и чтобы выработать усидчивость, внимательность и кропотливость, обязательные для собирателей. От холодной ночи, жесткой постели из листьев и зуда в затылке я лежала без сна, свернувшись калачиком под одолженной Зэмбой простыней. Ее едва хватало, чтобы прикрыть колени. В тишине я слышала шуршавших по половицам насекомых. Ветхие доски лачуги прогрызались жадными острыми зубами где-то рядом. Я хлопнула по стене рукой, осыпая на себя мертвого вредителя. Брыкнувшись и стряхнув его, со вздохом села, посмотрев на Зэмбу. Она спала под окном, раскрыв рот. Поднявшись и накинув сверху простыню, я вышла на улицу, опускаясь на ступень. - Не спится? – Зэмба вскоре села рядом, протягивая самокрутку. Я кивнула. Щелкнула зажигалка, и мы закурили. – Знаешь, когда ты будешь уплывать – возьми меня с собой. Этот остров, - она рассматривала свои руки в белесых шрамах, - я на нем как чужая, особенно после смерти мамы. Одна бы ни за что не решилась уплыть, но когда услышала о чужеземке, то подумала, что это знак богов. А теперь, когда ты здесь, рядом, сомнений нет. - Я не против, но перед отплытием мне нужно многому научиться. Вспомнить географию, например. Или изучить основы выживания и понять, как управлять лодкой. - Понимаю, - промычала Зэмба, затягиваясь. — Я сама знаю только те вещи, которым обучают в племени, и географии в ней нет. Наш остров очень обособленный, мы никуда не плаваем, и кроме дозорных с редкими путешественниками у нас никого не бывает. Боятся. Но мы что-нибудь придумаем. А пока я буду тебя учить тому, что сама знаю, - улыбнулась она широко. С рассветом собиратели отправились в поход на несколько дней. В моей авоське лежали две фляги с водой, три ветки бананов и скомканная простыня. Перед уходом Зэмба стянула мои волосы веревкой в конский хвост, поделившись кинжалом. В походе, сказала она мне, всякое может произойти. Особенно, когда уходишь далеко от дома.