Кофе не желаешь?

Проснувшись утром, я почувствовала, насколько крепко меня прижимает к себе Мирон. Я не хотела даже шевелиться, потому что мне было безумно комфортно и уютно. Впервые за долгое время, вторую ночь подряд мне не снились кошмары. Я так хотела сейчас взглянуть на него, но не хотела показывать, что уже проснулась. Первым наше молчание прервал Мирон: — Я знаю, что ты не спишь. Доброе утро, — он поцеловал меня в висок, чтобы не напрягаться и не отрываться от подушки, которая нас однозначно не хотела отпускать. — Сегодня твой последний день в Лондоне. Во сколько у тебя самолёт? — я задала этот вопрос с затаенной грустью, мне так не хотелось его отпускать, я мечтала о том, чтобы все время был рядом со мной. Наша ночь, которую мы провели вместе, рассказывая друг другу истории из жизни жизни, немного сблизила нас. Тауэрский мост теперь будет ассоциироваться у меня исключительно с Мироном. Мое любимое место Лондона и мужчина, в которого я влюбилась. — Да, самолёт вроде бы в 10. Надо Ване позвонить и все узнать. Подашь телефон? — Но тогда мне придётся вырваться из твоих объятий, ты этого хочешь? — Нет, — он постарался еще сильнее прижать меня к своему телу. Но я решила перевернуться на бок, чтобы посмотреть ему в глаза. Запрокинув на него ногу, я мило улыбнулась. Он улыбнулся в ответ, и впервые за все время нашего знакомства, поцеловал меня. Это было так неожиданно, но так легко и правильно. Я ответила на поцелуй. Как будто мы это делали уже тысячи раз, будто такое утро для нас уже привычка. Его поцелуй становился жарким и страстным. Он старался быть ненавязчивым, но в тот же момент он хотел вложить в это все то, что чувствует. Желание быть рядом, желание чувствовать: это все было взаимно. Остановившись, Мирон перевернулся на спину и похлопал себя по груди, как бы приглашая меня улечься. Мы молча лежали, пытаясь переварить произошедшее за последние тридцать секунд. Я выводила на его животе неведомые узоры, а он перебирал мои волосы. Взглянув на часы, я увидела, что уже почти двенадцать утра. У нас было как минимум часов шесть, чтобы провести время вместе, если этого захочет Мирон, конечно. — Я в душ схожу, — я решила, что мне не хочется пролеживать целый день в кровати. Хотя с ним это было бы круто. — Я с тобой, — спокойно ответил Мирон, вставая с кровати. Я немного удивилась, но не стала возражать. Впервые за полгода я оголила своё тело перед мужчиной. Я молча скинула с себя ночнушку и встала под тёплую воду. Мирон тоже разделся и тихо встал рядом. «Хорошо, что ванная большая и в ней удобно находиться вдвоём». Боже, о чем я думаю?! Взяв какую-то банку, Мирон понюхал и с улыбкой выдал: — Именно так у тебя пахнут волосы, можно? — Что именно? — я действительно не понимала, что он хочет сделать. Но он молча стал намыливать мои волосы. Это было непередаваемое ощущение, как маленькому ребёнку родители моют голову: с любовью, заботой и трепетом, чтобы мыло не попало в глаза. Я смотрела на Мирона, который был сосредоточен на своем трудном деле, и у меня это вызывало улыбку. Заметив это, он сказал: — Сейчас сделаю тебе зачес на головн, если будешь так смотреть, — подняв руки вверх, как будто я сдаюсь, я сквозь смех выдала: — Боюсь, боюсь, — по выражению его лица было видно, что он принял вызов и что сейчас я точно пожалею. Он взял пену с моих волос и сделал мне бороду, как у Деда Мороза. А затем довольно ухмыльнулся. — Вот так-то лучше, — он так гордился тем, что сделал, прямо как маленький ребёнок. Я взглянула на себя в зеркало и посмеялась от души. — Браво, маэстро, спорить не буду, но я это смываю. Закрыв обратно шторку в душе, я отвернулась от Мирона и стала смывать с себя весь шампунь. Почувствовав вновь его пальцы на своей голове, я улыбнулась. Смыв весь шампунь, Мирон убрал волосы с моей шеи и стал целовать ее, одной рукой, которая находилась на моем животе, он прижал меня к себе. Другой же стал аккуратно ласкать мою грудь. Он будто ждал моего одобрения, поэтому я просто прижала его руку. Тогда он аккуратно, второй рукой, до этого лежавшей на моем животе, стал спускаться ниже. Проведя пальцами по складкам, он легонько прикоснулся к клитору. В этот момент мне так захотелось его поцеловать, что я быстро развернулась к нему лицом. Увидев глаза Мирона, которые горели от дикого желания, я поцеловала его, а он в ответ схватил мои ягодицы и сжал их. Я чувствовала, как в меня упирается его напряженный орган, полностью готовый к любым действиям. Но Мирон прервал наш поцелуй. — Что-то не так? — я, не понимая, что произошло, немного отодвинулась от него. — Все хорошо, очень даже хорошо, ты сама это чувствуешь. Но я не могу так. — Сейчас передо мной точно Мирон Янович? — Тиа, не в этом дело. С тобой все иначе, я тебя хочу везде, в душе, в машине, в кровати…- я перебила его, закрыв рот рукой — Ну так возьми и сделай это. Не важно, что будет дальше, давай сейчас нам будет хорошо? — после этих слов я вновь его поцеловала. А он развернул меня так, чтобы моя спина коснулась холодного кафеля и приподнял рукой одну мою ногу. Аккуратно проведя пальцами по внутренней стороне бедра, он вновь вернулся к самой чувствительной точке на моем теле, вошел в меня одним пальцем, прикусив мочку уха. — Кто-то уже готов, — убрав из меня палец, он приподнял меня так, чтобы было удобно войти и одним легким движением сделал это. — Ммм… — это было единственное, что я смогла выдать. — Успокойся, я все сделаю сам, — я подчинилась, самозабвенно отдав себя ему во власть, и он повёл меня — словно ребёнка за руку — медленно, шаг за шагом к блаженному краю пропасти. Порой замедляясь, порой отступая, и тогда мне казалось, что мы, растворившись друг в друге, парим высоко над землёй. И снова на шаг ближе к бездне наслаждения, но нет, ещё нет, и весь путь повторяется снова, и сладкая мука почти невыносима, и, наконец, оба мгновенно достигаем кульминации, и симфония страсти в едином аккорде издает самый громкий звук, фортиссимо, подобно праздничному гимну любви.

***

Остаток дня до самолета мы провели вместе. Гуляли по центру, фотографировались, прикалывались, и как обычно подкалывали друг друга. Временами к Яновичу подходили люди с просьбой о фотографии и автографе, люди разглядывали и меня, даже пару раз попросили сфотографироваться всем вместе. Несмотря на мои отказы, Мирон просто прижимал меня к себе и у меня не оставалось выбора. Мы дошли до Греен парка, прикупив хлеб и орехи, чтобы покормить белок и уток, которые плавали в пруду. Ваня в этот день погрузился в свое любимое дело — фотографию. Он постоянно снимал нас и улыбался каждому кадру. Фотографировал все окружающие, бубня, что зря он это дело забросил. — Так, ладно, ребят, у меня предложение. Пойдемте перекусим куда-то? А то у вас скоро самолет, а мы толком сегодня не ели, — заботясь о питании парней, решила предложить я. — А это идея. Янович, поехали к твоей маме? У нее так вкусно с утра пахло котлетами на кухне, — чуть ли не пуская слюну, произнес Ваня. — Без базара, пошли в сторону машины, — взяв меня за руку, произнес Мирон. Я улыбнулась его действию, а он поцеловал меня. — Ээ, голубки. Мы едем обедать, а не в отель. — сказал Ваня сквозь довольную улыбку, растянувшуюся на его лице. Я лишь засмущалась и уткнулась лбом в руку Мирона. Дойдя до машины, Ваня уступил мне переднее сидение, Мирон лишь пожал плечами, и мы направились к его родителям. В дороге Мирон часто клал свою руку на мою коленку и с улыбкой довольного человека вел машину. Нас встретили счастливые родители Яновича, обняли и расцеловали меня, прямо как свою дочку. Я сразу вспомнила своих родителей, так захотелось вернуться на время в нашу уютную квартиру, где частенько на кухне, сидя за кружкой чая, мы общались на любые темы. Его мама сказала, что ужин подаст где-то минут через двадцать, а в это время Мирон может собрать свои вещи, поскольку время отлета неизбежно приближалось. И, зная его, он еще не скоро вернется. Мирон все так же пожимая плечами, подошел к маме, обнял и сказал: — Ну, может и чаще буду тут. Все зависит от работы. Тика тоже не может вечно со мотаться. — Я не понимаю, Тика, тебе нравится так жить на чемоданах? — женщина обняла сына в ответ, ожидая ответа от меня. — Не знаю, я спокойно отношусь к этому. Я знаю, что мы нужны друг другу и в итоге мы все равно окажемся рядом, как бы нас не раскидала жизнь, — как-то на автомате ответила я, это даже не было ложью. Просто мне казалось, что если мы сохраним наши отношения, то именно так и будет. — Цени ее, она слишком идеальна для тебя, — поцеловав Мирона в щеку, его мать удалилась на кухню, а мы направились наверх, чтобы собрать его сумки. — Янович, слышал наставление мамы? Беречь! — прикрывая дверь, сказала я, пока тот собирал вещи по комнате. — Посмотрим. Черт, нихуя не понимаю, был дома от силы пару часов, а шмотки разбросаны, будто на свидание собирался, — Мирон бесился от того, что его вещи были разбросаны по всем углам. Я решила ему помочь. Собрав сумку, он обнял меня и уложил на кровать. — Я сейчас улетаю в Германию, потом надо в Питер. Вчера, пока тебя ждал, написал пару строк, поэтому надо постараться записать новый трек. Фанаты ждут творчества, плюс Олимпийский на носу. — Понимаю, — спокойно и почти равнодушно ответила я. — Но запомни одну вещь, ты была права, как только я буду нужен тебе или ты будешь нужна мне, мы снова окажемся рядом. Просто купим билеты и прилетим друг к другу. Хотя бы выходные вместе, — поцеловав меня, он залез руками под мою футболку, ласково играя с грудью. Снизу мы услышали, как нас зовут на ужин. Поэтому, поправив одежду и волосы, мы спустились вниз. Проведя дома у Мира где-то часа два, мы стали собираться: — Я с тобой в аэропорт, оттуда на такси домой, — предупредила я Яновича, прежде чем сесть в машину. Ваня в это время подал мне флешку: — Тут все фотки ваши. Только не рыдай потом, когда будешь смотреть. — Спасибо за поддержку, — взяв флешку я легонько ударила Ваню в плечо. Мы отправились в аэропорт, какую-то часть дороги мы молчали. Мирон вел машину и крепко сжимал мою руку. Теперь я еще больше убедилась в том, что автоматическая коробка передач — это лучшее решение для парочек. Поставив машину, парни взяли свои сумки, и мы отправились в здание. — Евстигнеев, возьми мои вещи, я с малой попрощаюсь, — Ваня, дав мне пять, подмигнул и пошел в сторону входа. — Спасибо за такие выходные. Море эмоций и впечатлений. Теперь хоть веселее будет слушать твои песни, — с улыбкой произнесла я, пока Янович закуривал. — Я сказал тебе еще ночью, что буду рядом. Просто пойми, если пропадаю, значит работаю. Я не ебу другую в этот момент, — он прижал меня к себе. Я вздохнула и уткнулась, вдыхая его запах. — Как говорится, мой номер у тебя есть. Где живу тоже знаешь. Захочешь — найдешь. — Держи, будет еще одна. Да и тебе согреться сейчас надо будет, — он снял с себя худи и отдал мне, — Надевай сейчас же, прохладно, — властно и почти в приказном тоне. — Спасибо, — я натянула ее на себя, Янович в это время поправил мои волосы. Поцеловав меня, он добавил: — Не люблю прощаться, поэтому давай, до встречи, хулиганка, — развернулся и пошел в сторону входа в аэропорт, где его ждал Ваня.