Sleep like a baby tonight

      Утро. На светлом подоконнике то тут, то там мелькают жёлтые хвосты солнечных бликов, отразившихся от снующих по мостовой блестящих автомобилей. И не спится ведь кому-то в такой ранний час.       За высокой стойкой на безвкусно красном барном стуле, так инородно смотрящимся на светлой лаконичной кухне, сидит девушка, кутаясь в белую сорочку и отчужденно блуждая взглядом по стене, слова ища ответ на свои мысли. Взгляд падает на иконы, аккуратно выставленные на полке. Раз. Два. Три. Сын, Отец, Святой Дух. Отчего бы самые святые — мужчины? Это все жажда. Чертовы контрол-фрики. Раз женщина, значит слаба. Не глупость ли? Никто не святой, но каждый грешен. Но лишь попробуй это обличить — заклеймят навсегда. Стоит вспомнить Марию Магдалену. Шлю-ха. Даже Иисус грешен. Никто не умрет девственником — жизнь всех поимеет.       Девушка подтягивает колени к лицу, с ногами умещаясь на круглешке кожи. Кто-то встретил сегодняшнее утро самоубийством, а ты ешь тосты и пьёшь холодную бурду, по нелепому недоразумению Вселенной зовущуюся чаем. Кра-со-та.       Нога соскальзывает с красной подушки стула и девушка смотрит на неё, словно видит впервые. Ха-ха, даже её нога сама решает, как жить.       Её родители хотели праведницу. Сегодня ночью она спала, как младенец. Сама невинность. Взгляд цепляется за фиолетово-пурпурный кусок ткани с золотой оборкой, небрежно брошенный на пол. По-лу-чи-те.       В мозгу где-то мелькает мысль, что нужно бы пойти наконец-то получить паспорт. Мысль раздражает. Словно отсчёт времени: тик-так, тик-так. Бам! Можно легально убивать себя.       Девушка прикрывает глаза. В твоих снах все так хорошо. Почему? Святой Франциск знает.       За спиной скрипит дверь. Каждое слово — песня, песня невинности.       Никто не умрет девственником. You’re gonna sleep like a baby tonight In your dreams, everything is alright Tomorrow dawns like someone else’s suicide You’re gonna sleep like a baby tonight