***
За спиной парня стоял мольберт, который он купил по какой-то охеренно низкой цене у какого-то алкаша, но на нем, на белом листе, был нарисован портрет девочки, которая улыбалась, распахнув огромные глаза с длинными ресницами. Они с братом были очень похожи, и найти двух людей, которые бы настолько сильно друг друга любили — было очень сложно, скорее даже невозможно. Звездочка и Марс (малышка подумала, что Стас и Марс созвучны, а звезды всегда окружают лишь яркие и прекрасные планеты, которой для нее стал родной брат), как они друг друга называли, имели достаточно большую разницу в возрасте, но при этом были похожи, как две капли воды — большие глаза, длинные ресницы, только вот у Стаса щеки были впалые, цвет кожи — до ужаса бледный, а улыбка почти никогда не освещала его лицо, а Звездочка была именно тем лучиком, который отдавал свой свет братику. Полная энергии и счастья, румяная и щекастая, она привносила в эту семью нечто легкое и воздушное, давая надежду на лучшее. Но непонятно по каким причинам, почему так поздно заметили, или хреново лечили — она умерла от рака. Слишком быстро развивалась болезнь в таком маленьком теле, слишком медленно врачи пытались её спасти. Худой от природы Стас еще больше похудел, замкнулся в себе, выходил из комнаты только рано утром, чтобы перед школой успеть заскочить в магазин за энергетиком, потому что всю ночь напролет потратил опять на эскизы, на граффити и музыку, или уже совсем поздно вечером, когда все уже спали, чтобы побыть наедине с ночным воздухом. Сказать, что ему было тяжело — это как просто промолчать. Именно в этот переломный момент он познакомился с Богомолом, с остальными ребятами на районе, и все вместе они раскрашивали дома своего района, оставляя свой след и эмоции на улице, в ночных драках с другими районными жителями (возрастом от шестнадцати до двадцати двух лет), и в искусстве, которое привносило ясность и размеренность в жизнь каждого из этой компании. Прошло достаточно времени до этого звонка, Стас уже более менее пришел в себя, продолжал заниматься любимыми делами, стараясь радовать мать, оставшуюся одну (отец, как последний хуйлан бросил семью в самый для них всех тяжелый момент), хотя бы учебой, которая вроде и неплохо получалась у молодого человека. С каждым годом становилось тяжелее и тяжелее, и надеяться на то, что какой-нибудь из треков, записанных дома без оборудования, выстрелит в массы — было бы очень глупо, но именно этим занимался Слиппа. Он надеялся. Надеялся, как тогда, когда сестру обещали вылечить, как тогда, когда отец ушел без ключей, хлопнув дверью. Вся сплошная жизнь — одни надежды и мечты.***
Надев свою единственную чистую толстовку (остальные были запачканы краской или кровью) и треники, Стас аккуратно прошмыгнул в коридор, открыл дверь и, словно ниндзя, вылетел из квартиры, по пути надевая кроссовки. У подъезда уже стоял Богомол и пара пацанов, которые нервно курили, бросая взгляды, полные ненависти и волнения, на прохожих, что ходили туда-обратно по двору. — Че встали, придурки? — подошел Стас, резко прикрикнув и наслаждаясь тем, как страх в глазах парней изменился на злость. — И тебе не хворать, — ответил один из них, выбрасывая окурок. — Вроде все собрались, — проговорил Богомол и, кивнув каким-то своим мыслям, пошел в сторону «собрания единомышленников». Парни двинулись к гаражам, у которых уже стояло человек девять, а может и больше. В воздухе летали маты, какой-то шум, и всё это смешивалось с сигаретным дымом. Стас тоже достал пачку, закуривая и затягиваясь от души, прикрывая на мгновение глаза. Все обсуждали, как стоило бы поступить, потому что те, кому они перешли дорогу, были старше и в их рядах был некий Лавров, на которого стремился быть похожим каждый подрастающий пацан, вырастающий на улице. Богатые родители, возможность выбора своего будущего, любящая девушка (на которую, наверное, дрочил каждый хоть раз в жизни) — всё это было у Игоря, но уважали его за то, что он оставался «дворовым псом», отменно рисующим граффити, пишущем текста и вообще будучи не по возрасту мудрым и опытным парнем. Стас слышал о нем, но ему было глубоко насрать на то, что говорили и как относились к человеку все окружающие, ибо ведь «по слухам жить — себя не уважать». Выкурив три сигареты подряд, словя тошноту и головокружение, Конченков отошел на пару метров от толпы, чтобы подышать свежим воздухом, а не смогом, созданным этими придурками. Из-за угла показалась группа молодых людей, посреди которых шел сам Игорь, и что-то рассказывал, широко улыбаясь и держа сигарету зубами. Они подошли к другому сгустку парней, которые пришли буквально минут 5-7 назад и стояли, ожидая опоздавших. Послышались какие-то покашливания, хлопки ладоней, все поздоровались друг с другом, кратко поделились какими-то новостями и обратились к «провинившимся». Вышли по человеку, дабы разрешить конфликт хотя бы без драки, стараясь всё оставить на уровне полупустых угроз и наигранных извинений. Так не получалось просто потому, что ребята, чье творение теперь красовалось на стене дома, напрочь отказывались признавать за собой вину. В толпе проходили волны матов и звуков плевков, никто и не собирался соглашаться с обвинениями, однако и активных действий никто особо не предпринимал. Как вдруг из толпы, на стороне которой был Стас, вылетел парень, начиная махать кулаками направо и налево, попадая по челюстям оппонентов. Охуели все — и те, кто угрожал, и те, кто отмазывался. Стасу, как и Игорю, было как будто не до этого — они зависли в своих мыслях, и оба стояли немного поодаль от толп, которые с каждой секундой сливались в одно большое месиво. Вдруг оба встрепенулись, смотря по сторонам, медленно входя в толпу, стараясь разобрать, где свои, а где нет. Стасу моментально прилетает в нос, отчего он сразу же вскипает, ища глазами того, на ком можно выплеснуть ярость, Игорь проходит целый и невредимый до середины, откуда и начинает пиздить всех подряд. Они не видят никого, но медленно и верно приближаются друг к другу, не осознавая, чем может это закончится. Лавров поворачивается, чувствуя удары в спину от какого-то пиздюка, которого сразу осаждает одним ударом в челюсть, как вдруг ему прилетает по затылку. «Что за…», — проносится у него в голове, ведь он, как минимум, один из самых высоких на районе, а как максимум, что за дерзкий придурок? Игорь разворачивается и единственное, что он успевает увидеть, перед многочисленными ударами, — карие глаза, огромный такие глазища, которые не контролируя себя, бьют и бьют по Лаврову, не жалея ни сил, ни чего-либо еще, как будто вспоминая всё, что только происходило дерьмового в жизни, и выплескивая это всё на Лаврове. Он упал, упал от потери сознания и сил. И перед самой потерей, он открыл глаза и опять столкнулся с теми карими глазами, которые, как показалось, были распахнуты еще шире, будто человек пришел в себя. Руки незнакомца подхватили голову Лаврова, чтобы тот не разбил себе затылок. Стас встал, как вкопанный, судорожно сглатывая и пытаясь вспомнить хоть какие-то уроки первой медицинской, но ничего не приходило на ум. Он несколько раз сталкивался с этими серыми глазами, даже не пытаясь остановиться, пока тело Игоря совершенно не размякло в руках Конченкова. Богомол подошел к другу, звоня в «Скорую». — Слип, тебе бы сьебать, пока не поздно. Я замну тут всё, — прошептал молодой человек Стасу. — Пиздец, я его убил? — Нет, угомонись, просто уйди отсюда, понял меня? Я позвоню потом. И не обманул — он действительно позвонил после нескольких часов, сообщая о том, что уедет с предками из города, но дело он замял, и вроде как, никто не подозревает Стаса в содеянном. Богомол был охуевшим, но что так ценили в нем окружающие, так это то, что если вы закентились с ним, то он никогда не предаст и не кинет, не требуя ничего взамен.