Тайна

Сколько себя помнил Катсуки Бакуго, столько на его предплечье, практически у самого локтевого сгиба, были слова, будто выведенные зелеными чернилами. Ночами они слабо светились, порой неприятно зудели и опухали по контуру, неизменно привлекали к себе внимание множеством завитушек. Бакуго эти слова казались чем-то сокровенным, интимным - тайной, которую хотелось скрыть ото всех. И Бакуго скрыл. Еще в раннем детстве он начал носить наручи, практически полностью закрывающие предплечье и доходящие до середины плеча. Лишь дома Катсуки позволял себе рассматривать эти три слова, вглядываться в каждую их черточку и изгиб, переходы от буквы к букве. Упорный. Верный. Равный. Однажды Бакуго, как и любому ребенку, стало интересно, что значат эти слова. Его мать, услышав вопрос, улыбнулась по-особенному нежно, так, как улыбалась очень редко и в особенных случаях. - Это метка, Бакуго. С ее помощью ты сможешь найти свою родственную душу. Своего человека, ради которого тебе захочется совершить самые великие подвиги. В этих словах заключена суть твоей родственной души, и найти ее – великое счастье. Лет через десять Бакуго поймет, что все не так романтично, как рассказала матушка. Какая же романтика в том, что тебя с рождения привязали к одному-единственному человеку, связь с которым вынудит тебя пускать на него розовые слюни? И тогда Катсуки решил – он не поддастся этой херне, и сам выберет того, с кем проведет свою жизнь. Но сколько бы он ни пытался, сколько бы сил ни прикладывал, как бы ни кричал, что независим от всего на свете и волен поступать так, как вздумается, ему год от года, каждый день и каждую ночь хотелось найти того самого человека – верного, упорного и равного. Глубоко внутри себя Бакуго чувствовал тоску о незнакомце, о ком-то, кто предназначен только ему одному. Однажды Бакуго удалось встретить того, кто подходил под описание заветных слов. Киришима Эйджиро был единственным, кого он мог долго терпеть рядом с собой и чью помощь принимал, не морщась презрительно. Киришима стал другом и товарищем, которому не стыдно было довериться в бою. Но даже рядом с ним Катсуки не переставал оглядываться вокруг, ища в толпе своего незнакомца, и принюхиваться, будто бы мог найти запах, способный привести к нему. Бакуго показал Киришиме свои слова всего раз. Сидя перед костром, он стянул с себя наруч и развернул руку так, чтобы другу была отчетливо видна зеленая метка. Она заблестела в свете пламени, заискрилась изумрудом. - Ого, красивая, - восторженно произнес Киришима и стянул с себя красный платок, оголяя шею, ткнул пальцем под левую ключицу и улыбнулся. – А у меня такая. Его слова были черными, вьющимися тонкой надписью под слабо выпирающей косточкой. Казалось, ее будто бы вывели острой перьевой ручкой, выверяя каждую букву. Катсуки сразу понял – это не он, и вздохнул облегченно. Наутро они собрались как ни в чем не бывало и продолжили путь в столицу, где их ждала самая известная в мире Магическая Академия Героев. Лишь стоило Бакуго увидеть Мидорию Изуку, как внутри него что-то щелкнуло и перевернулось, истошно воя, а родное пламя неконтролируемо подступило к ладоням и, пытаясь вырваться на свободу, практически обожгло кожу. Слабак, неудачник без собственной магии, ни на что не способный, раздражающий одним своим существованием Мидория Изуку. Чертов Деку, сующий свой нос в чужие дела. С ослиным упорством он лез в переделки, не щадя себя, и постоянно путался под ногами, не прекращая попыток помириться. Бакуго не дружил с такими неудачниками – они только тянули всех назад и не давали идти к новым свершениям. Но Мидория шел вперед, шаг за шагом сокращая расстояние между собой и целью. Не имея собственной магии, он не побоялся связаться со Всемогущим Огненным духом, чтобы вступить в гильдию Героев и, пройдя через череду неудач и побед, стал одним из лучших. Стал героем, о котором узнал весь мир. С упорством идиота Изуку, поначалу непривычный к силе духа, калечил себя, защищая друзей, подолгу отлеживался в лазарете, а потом снова шел и подставлялся под удары, вновь изматывал себя до предела своих возможностей. Так было год от года, круг за кругом, пока Деку не научился управлять не только Огненным духом, но и своим телом. - Каччан, ты цел? Все хорошо? – любил спрашивать Мидория, заметив хотя бы одну царапину на Катсуки. - Свали, Деку. Мне не нужна твоя помощь, - каждый раз в ответ злобно рычал Бакуго. Каждый из них понимал, что этот разговор вскоре повторится, и они оба знали, кто из них двоих рано или поздно сдастся – это было вопросом времени. Особенно сильно Бакуго раздражала в Мидории верность. Верность обещаниям, своему слову, друзьям, привычкам. Однажды Киришима сказал Катсуки: - На Изуку всегда можно положиться! Он никогда не предаст, и я верю ему! От этих слов Бакуго скривился и зашипел. Конечно, этот дурак не предаст. Но кто до самого конца будет верен ему в ответ? Половинчатый принц Тодороки? Глупая Урарака, не умеющая держать язык за зубами, или, быть может, неуверенный в собственных силах Иида? Катсуки не рискнул бы положиться ни на одного из них. Наверное, Бакуго никогда бы не засомневался в своей ненависти к Мидории, пока он вместе с классом не попал в западню, устроенную Лигой Злодеев. Юные, самоуверенные, еще не умеющие управляться с собственной силой, готовые влезть в бой при первой же возможности, они повстречались с самым настоящим Демоном. Он был огромен и ужасен, тело его окутывала темная дымка, воняющая серой, а кончик хвоста венчал металлический шип, и тянуло от него такой мощью, что даже у Катсуки задрожали колени. Земля тряслась под шагами Демона, трещал и плавился воздух вокруг него. Неопытные маги навалились на него все вместе, но одно движение когтистой руки – и все они поверженными лежали на земле. Бакуго тогда поднялся и кинулся в бой, громко крича о победе. Огонь взрывался в его руках, шипел, тянулся опасными языками к шкуре Демона, чтобы превратить в пепел. Катсуки не заметил, как оказался вновь на земле. Тело уже предательски не слушалось его, сотрясаемое мелкой отвратительной дрожью. Страх сковал, опутал своими сетями, крепко вцепился в тело и разум и заставил замереть, ожидая своей участи, словно покорная овца. Рядом скулила Урарака, а неподалеку лежал без сознания Тодороки. Катсуки зарычал и попробовал подняться – мышцы скрутило болью. - Ты! – крик Мидории, как пощечина, вырвал из подступающего отчаяния. – Я не позволю тебе убить их! Изуку поднялся тяжело, кривясь и шипя от ран, выставил перед собой меч и закричал бесстрашно и зло, кинулся вперед. За плечами у него встал Всемогущий Огненный дух, вспыхнул, как самый яркий взрыв, и перетек на кончик меча Мидории, чтобы в следующую секунду сжигающей волной обрушиться на Демона. В тот день Катсуки увидел в Изуку того, с кем было бы не стыдно идти рука об руку. Очнулся Бакуго уже в госпитале. Он подскочил на кровати и первым делом уставился на свою руку, на знакомые слова метки. - О, нет, - бормотал он. – Не верю. С того дня Катсуки по-другому смотрел на Изуку. Он начал видеть в нем то, что отказывался замечать. Мидория любил улыбаться. Любил смеяться. Мидория сразу смущался, стоило кому-то похвалить его, и тут же отводил глаза в сторону, бормоча себе под нос слова благодарности. Мидория прятал шрамы на руках под белыми перчатками и длинными рукавами рубах. Мидория, думая, что никто не видит, часто смотрел на него, Бакуго, из-под ресниц, будто невзначай. Мидория, Мидория, Мидория... Все так же раздражал и вызывал ярость в Катсуки одним своим видом. Продолжалось так долго и тянулось бы еще не год и не два, если бы однажды утром Бакуго не почувствовал это. Слабый, практически незаметный отголосок чувства. Нежный и теплый, как спелая, сорванная с куста в знойный день ягода клубники. Мимолетный – миг и пропал, словно никогда и не был. - Не верю, - упрямо прорычал Бакуго и встал, вызываясь идти вместе с Изуку на парное задание, которое должны были пройти все выпускники Академии. Катсуки знал, как опровергнуть свои догадки и отогнать навязчивые мысли, - нужно было просто взглянуть на метку Мидории и убедиться, что они не родственные души. «Мы не можем быть связаны, - думал Катсуки. – Только не с этим идиотом».