Тайна

Они боролись молча, в тишине были слышны лишь шуршание одежды, невнятное кряхтение и тяжелое сопение противников. Бакуго прижимал Изуку к полу и пытался стянуть с него помятый жилет, но Мидория упорно вырывался из захвата, пытался оттолкнуть от себя руки, с которых в любой момент могло сорваться оглушительное пламя-взрыв. Катсуки схватил его за воротничок белой рубахи и притянул к себе, уставился глаза в глаза и прорычал: - Либо ты сам покажешь мне метку, либо я раздену тебя догола, но найду ее. - Н-нет! – Мидория испуганно посмотрел на него своими большими зелеными глазами, отражающими в себе слабый свет костра, и притянул руки к груди. Бакуго оскалился и дернул края рубахи Изуку. Послышались жалобный треск ткани и цоканье падающих пуговиц, и Катсуки увидел тяжело вздымающуюся грудь Деку, два розовых соска, словно выточенные кубики пресса и маленькую впадинку пупка. Бакуго коснулся мягкой, нежной белой кожи, провел пальцами по грудине, спускаясь на линию пресса, ища на теле Мидории заветную надпись, которая проявлялась на коже каждого человека в первые месяцы после рождения. Но так ничего и не нашел. Злясь и шипя, Баку поймал запястья Мидории, сжал их одной рукой, а второй дорвал рукава рубахи и стянул перчатки с Изуку, найдя на кисти правой руки россыпь шрамов, которые были разбросаны до самого локтя. Катсуки они не нравились, напоминали об упорстве Деку, не щадящего себя, готового бороться до последнего вздоха за друзей. Эти отметины оставил на нем Всемогущий Огненный дух в обмен на силу – по шраму за удар, превышающий возможности обычного человека. Мидория задергался, забрыкал ногами. Тело у него гибкое, сильное, красивое, и удержать его было сложно. Катсуки пришлось сильнее сжать бедрами ноги Изуку, чтобы у того не получилось ударить его коленом в бок, и связал его руки лоскутами от рубашки. - Отпусти меня! – потребовал Мидория и вновь попытался вырваться из захвата. - Ты сам напросился, хренов Деку, - зашипел Бакуго. Пуговицы на штанах Деку поддались легко, одна за другой послушно выскакивая из петелек под пальцами Катсуки, а вот сами штаны стянуть оказалось сложнее – Мидория крутился и извивался, как змея. Ноги у Изуку ровные, стройные, покрытые легким, практически незаметным пушком волос. Они давно привлекали Бакуго, еще до того как он почувствовал легкую вибрацию связи между ними. Их хотелось целовать и кусать, начиная от аккуратных пяток, поднимаясь все выше к коленям и бедрам до тазовых косточек, а оттуда языком прокладывать линии к пупку. Взгляд Бакуго зацепился за переливающиеся красным буквы на внутренней стороне бедра. Мидория все пытался скрыть их, спрятать, свести колени вместе, но Катсуки уверенно притянул его ближе к себе и прикоснулся обжигающе горячими пальцами к надписи, очертил ногтем каждую завитушку, парализуя неожиданными осторожностью и нежностью. Гордый. Огненный. Непоколебимый. Доказательство того, что они части одного целого, давным-давно разделенного и теперь стремящегося собраться воедино, найти свою вторую частичку. Его Бакуго одновременно желал и боялся получить. Почему именно ему достался жалкий, несносный, раздражающий одним своим существованием Мидория Изуку?! - И давно ты понял? – резко осипшим голосом спросил Катсуки. - В академии догадался. Гордый. Огненный. Непоколебимый – таким, кроме тебя, не может быть никто, - Деку смущенно отвел взгляд. – После пришло ощущение твоей магии, а через пару лет... услышал... услышал твои чувства и боль ото льда Тодороки на турнире. - Ты знал. Знал и не сказал, - прозвучало больше обиженно, чем устрашающе. - Я чувствовал твою ненависть ко мне, - Мидория тяжело вздохнул. – Ты должен был догадаться обо всем сам. Если бы я признался, то ты не принял бы меня, Каччан, и возненавидел еще больше. - Мне хотелось ненавидеть тебя, Деку, и сейчас хочется, но не получается. Ты... Бакуго не договорил, запнулся, с силой сжал тонкие губы и медленно стянул с себя наруч, обнажил левую руку, разворачивая ее тыльной стороной к Мидории. На предплечье, практически около локтевой ямки, мерцая изумрудом, была метка. - Не может быть. Упорный. Верный. Равный, – удивленно произнес Мидория. – Это я? - Конечно, ты, глупый Деку. Губы у Изуку от волнения пересохли, и их приходилось часто облизывать, голова потяжелела, заполняемая радостными мыслями. В груди и ладонях разлилось тепло – отголоски чувств Каччана, от которых в животе все поджималось и скручивалось. - Развяжи мне руки, - тихо попросил Мидория. Бакуго фыркнул, но все же потянулся к путам на его запястьях и одним движением пальцев сжег их, не нанося вреда нежной коже под ними. Изуку, игнорируя покалывание в кистях, осторожно дотронулся до лица Катсуки, легкими касаниями пальцев провел по острому носу, очертил изгиб бровей и зарылся в жесткие волосы, чтобы приблизиться близко-близко и заглянуть в красные радужки глаз Бакуго. Их первый поцелуй получился простым касанием губ к губам, потому что Мидория быстро отстранился от Бакуго и отвел взгляд, пытаясь скрыть смущение. Щеки у него вмиг заалели, и сердце в груди забилось так быстро, что кровь забарабанила в ушах. Катсуки, не скрывая победной улыбки, поспешил поцеловать Деку во второй раз, уже совсем по-другому: с мягким и горячим языком во рту, с тяжелым дыханием и с пальцами, сжимающимися на пояснице и в волосах – тягуче, сладко и долго, пока не закончился воздух в легких. Мидория легко подчинился давящей на грудь ладони Бакуго и послушно лег на пол, позволил ему развести свои колени и вклиниться между ног. Ему не удалось сдержать короткого вскрика, когда Каччан прикусил тонкую кожу около колена и начал прокладывать дорожку из поцелуев и укусов вверх по ноге, а рукой легко надавил на пах, проводя ребром ладони по полувставшему члену. Изуку казалось, что он вот-вот расплавится под горячими руками Бакуго, ощущая на себе его влажное, прерывистое дыхание. Контролировать собственное тело не получалось, и он, издавая тихий скулеж, выгибался под каждым прикосновением, вздрагивал, стоило Каччану надавить на особо чувствительные точки, прихватить зубами кожу над пупком или качнуть бедрами, задевая естество Мидории. Бакуго прервался на миг, окинул взглядом Изуку. Распаленный ласками Деку особенно хорошо смотрелся на его плаще: светлая кожа на красном манила к себе, звала и зачаровывала, а чуть кучерявые зеленые волосы, рассыпанные на белом меху, выглядели слишком соблазнительно, чтобы не потянуть за них в очередном долгом поцелуе. Близость с Мидорией опьяняла Бакуго, оглушала и кружила голову. Еще ни с кем ему не было так чарующе хорошо, ни к кому не хотелось так сильно прикасаться. Впервые он услышал чувства Изуку, затопившие его сознание. Они вели Катсуки за собой, подсказывали, когда надо осторожно поцеловать, провести языком вокруг твердого соска, а когда с силой сжать пальцы, собирая волосы в кулак и запрокидывая голову молящего о большем Деку. Катсуки ухмыльнулся. Так вот как у Мидории в последнее время получалось глушить его гнев и осторожно избегать конфликтов. Вместо масла или крема – слюна, Изуку нахмурился, тихо выдохнул, стоило Бакуго вставить в него первый палец. Каччан растягивал его медленно, осторожно добавил еще один, согнул его, пока другой рукой то торопливо проводил по всей длине члена, то не спеша обводил большим пальцем головку, уделял внимание каждой выпирающей венке и слегка сжимал яички. Вдруг Изуку бросило в дрожь от резкого, колющего удовольствия, и он не удержал короткого вскрика. Бакуго довольно оскалился и вновь задел что-то внутри Мидории, заставив его дернуться и застонать. - Ну все, Деку, ты мой, - торжество в голосе скрыть не удалось. Катсуки подхватил обеими руками Изуку под ягодицы и насадил его на себя. Получилось быстро и порывисто, и Мидория недовольно зашипел, схватился руками за мускулистые плечи Бакуго, впиваясь в них коротко стрижеными ногтями. - Медленнее, - тихо попросил он. Катсуки услышал его сквозь пелену удовольствия и замер на пару секунд, давая Деку привыкнуть к новым ощущениям, а после, будто бы лениво, повел бедрами назад и вперед. Изуку дрожал, хватал ртом воздух и всхлипывал не то от боли, не то от тягучей неги, расползшейся по венам. И всхлипы эти еще сильнее распалили огонь в Бакуго. Сдерживаться у Катсуки долго не получилось, и вскоре он сорвался на быстрый темп, вдалбливаясь в Мидорию, расставив руки по бокам от его головы и ловя короткие, мимолетные поцелуи со стонами-вскриками. Он не мог оторвать взгляда от ярких изумрудных глаз, подернутых туманом наслаждения. Деку был прекрасен, он завораживал, гипнотизировал, только один его вид перехватывал дыхание Каччана. Протяжные всхлипы и просьбы Изуку, требовательные «Да! Еще!» туго сжимали внутренности в паху у Бакуго, пока странная пружинка внутри него не щелкнула и выпрямилась. Катсуки зарычал и излился в Мидорию. Ему почудилось, что сознание ускользает от него – так было хорошо. На замену возбуждению пришли усталость и сонливость, но Бакуго поборол их и прикоснулся к Изуку, уверенно сжал его член. Деку хватило нескольких движений, и он беззвучно излился в руку Каччану, жмурясь и закусывая нижнюю губу. Бакуго лег рядом с Изуку, закинув ногу ему на бедро, и бездумно уставился в костерок, который они развели в очаге каменного охотничьего домика, найденного в лесу. Почувствовав сквозь дрему, как Деку попытался прижаться к нему, он притянул его к себе и крепко обнял в ответ. Когда они вернулись с задания, никто не заметил появившиеся между ними аккуратные прикосновения и короткие, брошенные невзначай взгляды, и мало кто узнал, что ночь с тех пор они всегда проводили в одной постели.