Как убить любовь?

«Дружба — это всё. Дружба — это больше чем талант. Это больше, чем власть. Это почти то же самое, что семья.»

      — Вот только, Дань, — начала Лиза, хватая руку парня. — Не разбей там ничего, окей? — на лице появилась лёгкая улыбка, которая вызвала у Дани какое-то умиление? Он не до конца понимал, что почувствовал в этот момент, но он отдал бы всё на свете, чтобы ещё это чувство посетило его вновь. Это было похоже на какую-то лёгкость, независимость от происходящего и давящего на него. Странное, непонятное и, сука, ахуенное ощущение. — Алло, Дано-он! Земля вызывает Кашина, камо-он! — щелкая пальцами перед лицом друга, Неред слегка испугалась за него. Он уставился на неё какими-то стеклянными, совершенно безжизненными глазами, не произнося ни слова и не реагируя на её.       С каких пор она стала переживать за кого-то, кроме себя? Она, наверное, даже за Зарыковскую так не переживала, как сейчас за него. Ну, быть точнее, когда у Даши тоже были какие-то подобные заскоки, она не так сильно пугалась, а здесь, она так трясется над человеком, которого знает от силы третий день. Это явно нездоровая херня, потому что как, мать его, это действует? По какому принципу? Из-за недостатка мужского внимания? Нехватки друзей? Общения? Для неё, скорее всего, это останется загадкой, потому что Лиза и вправду не особо осознавала, как, почему и зачем у них вообще завязалось это общение. При том, что довольно нормальное ещё, то есть, это может быть даже каким-то стартом к их дружбе.       — А, что? — невнятно изрёк Данила, пытаясь очухаться от так называемого транса. — Ты что-то говорила? — он посмотрел на русую, которая удивленно изогнула бровь, и, поправив волосы, сказал: — Прости, тут проеб. — слегка улыбнувшись, парень протянул руку девушке. — Ну, пошли?       После того, как Неред взяла Кашина за руку и соединила пальцы в замок, они, скорее, стали сходить больше на пару, нежели на обыкновенных друзей. Задорный смех Лизы, из-за каких-то аморальных шуточек Дани, привлекал внимание проходящих мимо людей. Из-за непонятных криков, возгласов и размахивания руками, какая-то странная бабушка отчитала их за то, как они ведут себя в общественных местах, но вместо того, чтобы успокоиться, они начали смеяться ещё больше.       Идиотская шуточка «— Ля, шо бы поделат.» родилась в тот момент, когда рыжий рассказывал девушке какую-то о-очень интересную историю, в которую та не особо вслушивалась, а просто смеялась, потому что знала, — это, блядь, по-любому будет до усрачки угарно.       — Мать твою, — простонала Лиза, держась за живот. Это, без преувеличения, было до жути смешно. — Как же давно я так не орала, бля-ядь, — сквозь дикий смех, который был просто неугомонный, сказала девушка.        «— Честно, то я и не помню, когда в последний раз так проводила время. Просто беззаботно смеялась, радовалась жизни и была частью чего-то большего, чем просто моя серая жизнь. Такое было только в детстве, когда ещё всё было таким красочным, милым и добрым. Когда с друзьями бегали по улицам, хлюпались в лужах и играли в догонялки. Когда мама вечером кричала: «— Лиза, пора кушать!», я отнекивалась и продолжала гулять дальше. Но все дети, рано или поздно, вырастают. Туман спадает с глаз, и мы понимаем, что мир не крутится вокруг нас. Все мечты разбиваются. Всё становится таким трудным и, кажется, что вот-вот тебя расплющит твоя собственная жизнь со своим напором проблем.       Стать взрослым — значит, перестать верить в чудо, потому что ты сломлен. Нет ребенка внутри, его сломали и выкинули, но иногда я достаю его оттуда и вспоминаю всё, что было до того, как я выросла.       Теперь мне 20. Теперь я живу однотипными буднями. Теперь всё слишком серо и обыденно. Не надо взрослеть, дети, пожалеете. Оставайтесь ребенком до самого последнего, потому что потом ты никогда не сможешь им стать. Большим всегда успеешь быть, а маленьким?..»       Тёплые момента с детства обдавали душу уютом и чувством защищенности, которое спустя несколько секунд развевается. Он пропал, его не было, его не существовало. Как будто воздух, как туман, его нельзя ухватить. Чёртовы воспоминания. Даря любовь, параллельно дарят и печаль, разъедающую внутри. Как кислота. Раз. Два. Три. И тебя уже нет. Не будь здесь Дани, Лиза просто на просто разревелась бы. Расплакалась, как маленькая девчонка, у которой отобрали куклу.       — Фу, пиздец, я аж прослезился, — опираясь на стенку, Данила поправлял свои волосы, стараясь успокоиться. На самом деле, они перестали понимать, с чего смеются, ещё очень давно. У них смех вызывали обыкновенные слова, что уже говорить о том, как они смеялись с того, когда коверкали эти слова? Они так выпадали, что складывалось ощущение, что у них либо не слава богу с головой, либо они под каким-то наркотическим веществом. — Как твой синяк? — пытаясь перевести тему, чтобы хотя как-то отвлечься от истерии, спросил Кашин, шурша руками в кармане.       — Да я в норме, — ответила она. — Что ты делаешь?! — заметив какое-то мельтешение под курткой Дани, Лиза, как будто психически-неуравновешенная особа, опять залилась громким, невъебенно громким, смехом, от чего она даже упала в клумбу, истерически катаясь по земле. — СУКА, КАК ЖЕ Я ОРУ! — кричала девушка, закрывая лицо руками.        «— Смех людей — как бальзам на душу. Хотя бы для чего-то я пригоден, хотя бы кому-то я приношу счастье. Окей, пускай на несколько часов, но всё равно, это лучше, чем ничего. Я чувствую, что ей хорошо и это, блядь, сейчас было самым главным. Меня попросили отвлечь её от мыслей о Кирилле и, по-моему, у меня это получается. Она радуется, она смеется, я надеюсь, что это правда, а не просто очень хорошая актерская игра.       Я не знаю, как долго продолжиться наша дружба, но я искренне верю в то, что это будет, как можно дольше и она не узнает, что наше общение — подстава, быть точнее, было подставой. Я не специально разбил ей телефон, но, когда ребята узнали, что мы как-то пересекались, решили, что ей нужен кто-то, вроде меня. Такой же подавленный, но умело скрывающий это. А может, это «не специально» было эдакой судьбой? В дружбе легче переживать подобное, особенно тогда, когда вы, как никто другой, понимаете, что чувствует другой.»       — Я искал сигареты, дура, — смотря на русую, он достал из кармана пачку, показывая ей её. — А я вижу, что кто-то у нас тут с не особо прилично фантазией, да-а? — насмешливо, прищурив глаза, сказал Кашин, ставя руки на бока. — Я поня-ял, Лиза, я понял, какого ты обо мне мнения, — театрально надувая губы, как в самых типичных рассказах, Данила, складывает руки на грудях, и, отворачиваясь от девушки, громко топает ногой: — Я обиделся! — выдает он, задрав голову вверх.       Дети. Сейчас они были детьми. Их окружал нежных оттенков мир, в которых было собрано всё самое лучшее — задорный смех, глупые шуточки, искристые глаза, блестящие от смеха, и обыкновенное счастье. Они были разбиты, но сейчас их прогулка легла каким-то чудотворным лекарством на душевные раны, они не болят, о них было забыто. Прошлое, хоть на некоторое время, осталось в прошлом. Его не было и оборачиваться назад совсем не хотелось, да и не делали они это. Их взгляды были привязаны друг к другу, всякие Леры, всякие Кириллы, они все уходили на второй план. Любить — полная отдача себя, но это затмевается, когда приходят такие люди, которых и друзьями назвать трудно. Они больше, чем просто какие-то друзья, лучшие друзья, они — это родственные души, когда с ними рядом — забываются проблемы и вспоминается беззаботное время...