« Жизнь — зебра. И она то черная, то белая.»
Малиновый закат поселился за окном. Освещая лучами Питерские улицы, солнце садилось за горизонт, опять погружая город во мрак. Тот самой мрак, который сольется с темной и прогнившей душой Лизы, они явно не будут отличаться на фоне друг друга. Черное с черным — не лучший тандем, но он был самым уютным для забитой в угол девушки, смотрящей на это. Впервые за последнее время её окна не закрыты плотными шторами, телефон включен, ведь дикое желание посмотреть на закат, отдающий розово-красным цветом, переполняло её. Она нашла сотовый, включила его и, увидев, по мимо кучи сообщений и пропущенных звонков, отметку трёх часов дня, уселась между кухонными тумбами. В руках бутылка какого-то алкоголя, которая первой попалась в глаза, с динамика телефона доносилась песня Свидание — Случайная любовь. Эта песня всегда напоминала ей о Юлике и Руслане, с первыми нотами сразу вспоминаются они. Их скрепленные в замок руки, влюблённые взгляды, с которых лились искры, и тихое подпевание Онешко, когда Тушенцов исполняет «Мемы». Лиза прозвала их случайной парой со случайной любовью. Но всё случайное навсегда, ведь «случайная любовь. случайна навсегда.» Девушка помнит, как трепетно относились они к другу до их признания, как дорожили, как это было всегда, вот только, никто и никогда этого не замечал. Они сами это отрицали, блокировали все входы и выходы для чувств. Глупые, такие же, как и она, но не хуже. Теперь они счастливые, теперь они не скрыто влюбленные, теперь у них всё хорошо. Но не у Лизы. Делая не маленький глоток из бутылки, Елизавета откидывает голову назад, стараясь затолкать подступившие слёзы обратно. « — Ну же, хватит реветь!» — повторяет она, громко всхлипывая: « — Гм, хер же там!» — выдавливая легкий смешок, Лиза вытирает рукавом солёные дорожки на щеках. Всё происходит наоборот, будто назло, будто с ней играют злую шутку, которая не имеет своего конца. Всё обернется так, что единственным, чего бы ей хотелось — это вскрыться. Больше не просыпаться в этом году, дне и часу, не знать тех, кто зовутся друзьями и не быть в этом теле. Противном теле Елизаветы Неред, которая так сильно возненавидела себя за последнее время. Каждый день она пыталась смыть с себя эту грязь, но ни разу у неё это не получалось. Все попытки были насмарку — всё было тщетно. Прилипшее и вязкое чувство расходилось по всему телу, будто её окунули в смолу. Не отмыться, от неё никак не избавиться. Она навсегда с человеком, как вторая тень, или отражение, вечно находящееся рядом. Лиза медленно, но уверенно шла ко дну, выпивая всё больше и больше, девушка загибалась и увядала на глазах. Исхудавшее тело, повидавшее кучу не сходящих синяков на бледной коже, уже ничего не чувствовало, будто под наркозом. Елизавета столько раз ударялась о стенки, тумбы и какие-то острые углы — ей плевать, боли не было, или просто она её не ощущала, но, во всяком случае, ей было плевать. Уже плевать. Всё так надоело. Отвращение к себе, к тому, как сильно она пьет и то, как ужасно выглядит. Елизавета ненавидит себя всем сердцем, своим израненным сердцем, как тело мученика, она желает себе смерти. Сколько раз ей приходило в голову покончить с этим, но руки дрожали, когда между пальцев зажималось лезвие. Оно так и не проходило по её запястью, рассекая белую кожу, оно просто выпадало из рук. Лиза хотела и таблеток напиться, но вот незадача — их не было в её доме, как и веревки. Прыгать с окна — нет, она трусишка. Ей страшно. Маленькая девочка боится этого мира. Боится своих чувств и свою жизнь. Они приводят её к панике, заставляя биться в истерике, плача и крича, как сумасшедшая. Телефон начал разрываться от звонков, когда всем пришли смс-ки о том, что Лиза вновь появилась в сети. Юлик — четыре раза, Кузьма — два, Руслан — шесть, Света — три, отчего слёзы накатывались ещё сильней. « — Они не забыли о тебе, — говорило ей её второе „Я“, которое было богом забытое Неред. — Вспомни, как было раньше, м. Помнишь? Гулянки, буханки и переписки до утра. Ты не выпускала телефон из рук, смеялась каждую минуты. Ты была счастливой. Вот только во всём виновата ты. Оборвав связь, закрывшись в себе и уйдя в полутора-недельный запой, ты сама поставила прочерк в вашей дружбе. Глупая.» Уведомления начали сыпаться рекой, сменяя на дисплее одну за другой с невероятной скоростью. Одно из них заставило сердце Лизы сжаться, а ком подступить к горлу:Данила Кашин. 15:54
Лиз, я, конечно, понимаю, что писать тебе в сотый раз уже бессмысленно, но опустить руки я не могу. Ты пропала так резко, что я и глазом моргнуть не успел, как ты уже исчезла с наших жизней. Ты не отвечаешь на звонки, не отвечаешь на сообщение и не выходишь на улицу. Тебя не было в онлайне чуть больше недели, ребята уже извелись. Они скучают по тебе. — в глаза врезается «они скучают». — Я скучаю по тебе не меньше. Мне так непривычно без наших разговоров, без вечно горящего значка онлайна возле твоего имени вк, без твоих тупых видео в директе. Да, блядь, без тебя так пусто, будто часть меня взяли и вырвали. Сука! Лиза, это несправедливо! Какого хуя ты исчезаешь так надолго, не давая и знака, что с тобой всё в порядке? Ты ебать, хотя бы раз подумала о нас? Обо мне? Я волнуюсь за тебя, дура ты тупая. Ебанулась там!Лиза Неред. 15:55
Всё в порядке. — кратко отвечает Лиза, смотря на экран. По её щекам льют слёзы ручьем, просто навзрыд. Как же ей надоело рыдать, каждый день и каждый час, но остановиться она просто не могла. Сами по себе, без спросу и разрешения они стекали по её щекам, обжигая их и щипая ранки на покусанных губах.Данила Кашин. 15:55
ЛИза! Блядь, где ты пропадала? Что с тобой? С тобой всё нормально?Лиза Неред. 15:55
Я же сказала, Дань, что всё нормально. Я жива и здорова. — нет. Вранье и ложь. Опять она врала ему, вот только один плюс — он об этом не знает. Рыжий не видит её зареванных красных глаз, которые она стыдливо прячет, утыкаясь лицом в коленки. Не видит её задыхания и не слышит громких всхлипов.Данила Кашин. 15:56
Кому ты, блядь, чешешь, Неред! Тебя не было сука неделю и три дня, ТЫ БУХАЛА, КАК ЕБАННАЯ СУКА. КОНЕЧНО, МАТЬ ЕГО, ВСЁ НОРМАЛЬНО. ДА, ЕБАТЬ, ДАВАЙ, Я ЖЕ ТУПОЙ, ВЕШАЙ МНЕ ЛАПШУ НА УШИ! — закрывая рот рукой, Лиза старалась сдержаться, чтобы ничего не рассказать. Смолчать обо всём, не ломая их дружбу. Как ей казалось, то это чувства лишь с одной стороной медали, Кашин воспринимает ей, как лучшую подругу. Их существование на планете, как влюбленные — это нечто из ряда вон выходящего.Лиза Неред. 15:56
О боже, Данон, я просто забухала. Ну ля, ты чо, блядь, ты хочешь со мной драться? — у неё не хватало воздуха в легких, но если она сейчас откроет рот, чтобы вздохнуть, то лишь закричит. Истошный вопль сорвется с покусанных до крови губ, разлетевшись по белой кухне, насквозь пропитавшейся запахом перегара и алкоголя.Данила Кашин. 15:56
Нихуя я тебе не верю, вот честно. — а в душе какая-то струна оборвалась. Дрожь проходит по телу, будто от тока, отчего Лиза громко всхлипывает. Она разбита внутри настолько, что, наверное, уже не собрать. Кусочки пазла не состыковываются друг с другом, они не подходят. Неред останется такой на всю жизнь, несобранной и рассеянной девочкой, которая при первом порыве ветра сломается. Её сломали люди. Её сломала она сама.Лиза Неред. 15:57
Окей-окей, сдаюсь. Это из-за Кирилла, он меня бросил и у меня всё с того момента по пизде пошло. — это оправдывание было последней надеждой для Елизаветы, ведь ни на что большее её не хватало. Нет идей, как и мыслей вообще. Кстати, когда ты домой? У меня тут твоя серая толстовка лежит, да и подарок новогодний.Данила Кашин. 15:57
Ну, мы сейчас в Краснодаре. Это ещё шесть концертов, включая его. Последний у нас пятнадцатого числа, то есть в следующий понедельник. Ну, где-то семнадцатого дома буду.« Мы творцы своей судьбы. И нам решать, что делать, а что нет.»
Слова «дома буду» не давали ей покоя. Елизавета минуты три смотрела на них огромными, как колеса телеги, глазами, в которых читалось полнейшее не понятие. На минуту могло показаться, что девушка выпала из мира вовсе, стеклянным взглядом буравя текст, светящейся на экране телефона. Один. Вспомни выступление в Москве. Это был последний раз, когда ты была по-настоящему счастлива. Там был он. Он — твоё счастье. Два. Вспомни, как ты плясала под его песни. Это был последний раз, когда ты отдавалась драйву по полной. Там был он. Он — твой драйв. Три. Вспомни, когда вы засыпали в обнимку. Это был последний раз, когда ты и вправду была в тепле. Там был он. Он — твоё тепло. Четыре. Вспомни, как ты любила ходить в серой толстовке Nike. Это был последний раз, когда ты чувствовала себя в полной уюте. Там был он. Он — твой уют. Пять. Вспомни, как ты готовилась к его концерту. Вспомни, как волновалась, ведь долго не видела, а потом, как крепко обнимала, когда увидела его. Ты забыла его запах, его голос и теплоту его объятий. Забыла. Ты сейчас в Питере, а он завтра в Ростове. Между вами километры. Езжай, глупая, тебе это необходимо. В красный рюкзак летят оставшейся вещи, которые были чистыми и не валялись по всей комнате. Сама же Лиза на быструю руку приводит себя в порядок, переодевая черные штаны с Бэтменом на бежевые джинсы, а огромную черную футболку с надписью «Двадцать один пилот» на теплый свитер. Девушка хватает черную кепку и, уже абы-як надев её на голову, обувает кеды. По лестничной площадке Неред бежала настолько же быстро, как и на их первую совместную встречу, на которую пришла с красивым синяком под глазом, а потом ещё несколько дней выслушивала насмешки Кашина: « — Лиза, гроза района, блядь!» — из-за которых он бывал получал не плохих тритатулек. Надевая на себя желтый анорак, Лиза выбегает из подъезда. В руках телефон, она заказывает такси. « — Самый больной поступок в моей жизни, но я не могу спиться, даже не попытавшись. Это будет самой больной ошибкой, которую я, блядь, сделаю, если не поеду. Пусть меня уже до конца морально убьет, быть может тогда я смогу спокойно вывалиться из окна.» — стоя под хмурым небом Санкт-Петербурга, Неред не находила себе места, переминаясь с одной ноги на другую и наоборот. Зеленые, со временем утратившие свой насыщенный цвет, бегали по серым дорогам, ища себе хоть какой-то приют. Его нет, как и ей в этом городе. В городе, где нет Дани Кашина.Серые дома, полупустые города, Замотали мои ноги с ночи до утра. Моя вера медленно доходит до нуля, В этом городе, городе больше нет тебя.
Поезд отправлялся в 17:09. В запасе у Лизы оставалось ещё около получаса, которые она решила провести в привокзальном кафе. Еда, конечно, здесь не самая лучшая, но из-за того, что алкоголь начал выветриваться, давая знать о себе сильной головной болью, желудок начал неприятно сжиматься до размеров яблока, требуя уже чего-нибудь. Она не ела около двух дней просто потому, что в холодильнике мышь повесилась, а идти в магазин просто не было сил. Тогда их не хватало даже доползти до кровати, что уже было говорить о том, чтобы куда-то идти. Неред просто лежала на полу, среди всего того хлама, который был разбросан в первый день. Обессиленная, будто бы их выкачивали насосом, Лиза не видела даже снов, их не было. В её жизни уже не было ничего, кроме ненависти, гнили и усталости. За большим окном расстилался вид на поезда. Уходящие и приходящие, они приходили с опозданиями, как и уходили. Поезда — люди, ведь нет ни единого человека, который будет всю жизнь находится возле другого. Рано или поздно, но каждый уйдет из жизни, ведь придёт и их время езжать со станции. Они помчат дальше, позабыв о том, что и вовсе были знакомы с таким человеком, что был чем-то важным и значимым для него. Ничего в этом мире не вечно, всё пройдет и в итоге, останется либо что-то, либо ничего. Свет или пустота. Третьего не дано.« Жизнь одна, и её не нужно проживать с умом, её нужно проживать так, как хочет того сердце.»
В купе мчащегося со скоростью света транспорта, Лиза держала в руках горячий чай, обжигая язык всякий раз, когда та делала глоток. Щипая всё внутри, он разливался теплом по телу, создавая иллюзию уюта и нормальной жизни. Ничем непримечательная Неред живёт обыкновенной жизнью, где всё проходит обыденно, скучно, серо и сыро. Сейчас бы она, некогда хотящая чего-нибудь кайфового, отдала бы всё за то, чтобы жить так, чтобы не было всего этого. Чтобы смыслом была работа, чтобы не было сил думать, а с приходом домой просто завалиться на кровать, мечтая о выходных, дабы подольше поспать. Вот только, у Елизаветы всё перевернулось верх-дном, когда большой, двухметровый парень, чьи волосы были рыжими, а лицо полностью зацеловало солнышко, сбил её с ног, разбив телефон. Всё именно с того момента пошло по наклонной, скатываясь к чертям собачьим. Сменяющие друг друга виды, оставались позади, унося Неред от Питера всё дальше и дальше с каждой минутой. Город, под небом которого они так любили гулять, чьи улицы стали вторым домом, становился всё больше воспоминанием для Лизы. Всё, что было в нём, останется в её сердце в не зависимости от того, что случится. Она любит его. И чёрт его подери, его — это Петербург, или Даня. Они неразлучны, ведь именно этот город свёл их, познакомил на своих улицах и радостно встречал на прогулках. Если Питер — это счастье, то Кашин — её Питер. Она любит его запах, его синие глаза и его серую толстовку, любит его всего. Таким, каким он есть. Клонящая в сон темнота скрыла в себе всё, что было за окном едящего поезда. Маленькие лампы освещали комнатку, светом обдавая лицо её соседа на ближайшее время, который мирно сопел в подушку. Мужчина, на вид выглядевший на лет тридцать-тридцать пять, устроился на верхней полке, крепко обняв какую-то игрушку. Внизу лежало ещё несколько и какие-то бумажки, по большей части написанные детским почерком. Лиза улыбается, вспоминая свой почерк, который слегка был схож с этим, а в голове эхом доносится: « — Хоть что-то детское и светлое осталось в тебе!». Спустя минут десять Неред, сама того и не заметив, заснула. Сны, оставшееся в памяти на первые минуты пробуждения, были прерваны голосом проводницы, говорящей о том, что уже буквально через час поезд прибудет в Ростов. Их разделяли несчастные несколько десятков километров, которые, по сравнению с расстоянием от Питера, были сущей мелочью. Волнение подступало всё больше с каждыми десятью минутами, когда до города оставалось сорок минут, тридцать, потом двадцать и десять. Сорок. Незначительное время, ведь так? Ещё совсем чуть-чуть, и твои ноги ступят на землю города, в котором находится он. Тридцать. Ты и не заметила, как пролетели эти минуты, верно? Полчаса, и в твоих легких будет тот же воздух, которым дышит он. Двадцать. Чувствуешь, как твоё сердце выпрыгивает из груди? Осталось совсем ничего, и ты будешь смотреть на то же небо, на которое смотрит он. Десять. Ты задыхаешься. В твоих легких не хватает кислорода, они отказываются принимать этот воздух. Ноги подкашиваются, не хотя наступать на асфальт Ростовских дорог. Глаза закрываются, не хотя видеть это пасмурное небо. Тебе плохо. В тебе бомба замедленного действия. Когда перед Лизой стоял вокзал Ростова, она сделала глубокий вдох и, сделав первый шаг, крепко сжала лямку рюкзака. Внутри происходит черти-что, там что-то горело, топило и трясло. Всё вперемешку, смешалось вместе, создавая нечто нереальное, что крушило абсолютно всё и сносило башню. Неред хотелось кричать, смеяться, плакать и упасть на колени, но ничего этого не видно за каменным лицом, смотрящим на сооружение стеклянными глазами. — Как бы ты не боялась и каким не было твоё желание съебаться отсюда, но ты всё равно сделаешь это, — доставая из кармана телефон, Лиза ищет в контактах имя« Нужно всегда преодолевать свои страхи, смотря им в лицо.»
В салоне играла какая-то музыка, под которую ехать было намного легче, нежели была повисшая и давящая на виски тишина, помогла Лизе не сойти с ума и добраться до пункта назначения ещё в более-менее нормальном состоянии. На улице уже была темень, когда Неред вышла из машины и перед её взглядом находилась дверь с вывеской названия клуба — RAVE. Поджав губы, Елизавета сделала глубокий вдох. Либо сейчас, либо уже никогда. Она смотрит на время и, понимая, что концерт уже начался, несмело направляется ко входу. Маленькими и неуверенными шагами, девушка дошла до двери. Что-то её останавливало, но тяготение играющей внутри музыки и голос Дани не давали ей опустить руки, развернувшись и уйдя назад. Она берет ручку и потянув её вниз, тянет её на себя, тем самым открывая для себя дорогу вперед. — Если ты сейчас зайдешь, то назад уже не сможешь вернуться, — шепотом произносит Неред и, принимая к сведению свои же слова, заходит в клуб. Слегка душное помещение давило на голову, заставляя её болеть ещё больше, чем прежде. Лиза видит какого-то парня, стоящего в коридоре, и, подойдя к нему, объясняется, что, как и почему она тут находится. Коленки трясутся, ноги подкашиваются, а ладошки потеют с невероятной силой, из-за чего по телу проходит неприятный жар, заставляющий тело ежиться. Волнение, растущее в ней ещё с дороги в Ростов, достигло своего пика, когда, зайдя в гримерку, Лиза видит его вещи. Его куртку, телефон и рюкзак. Он тут. Он совсем близко. Под одной крышей. В соседней комнате. Он там, и он ещё не подозревает о том, что его лучшая подруга находится здесь, чуть ли не бьется в истерическом припадке. Сейчас творилось нечто странное в душе Неред. Она была рада, но в это же время хотела плакать. Волнительно, очень волнительно, и страшно, и жутко, и радостно, и весело. И, блядь, сколько всего она сейчас чувствует, что и понятия не имеет, что это за чувства-то такие. Всё просто вскипало, заставляя кровь бурлить в жилах и разносить адреналин по всему организму, отдавая всё это в висках. Они пульсировали так сильно, как никогда ранее, заставляя девушку присесть на диван. В глазах всё слегка плыло и темнело. Она слишком сильно переволновалась, а на данный момент её добивал и запах духов Кашина. Его куртка пахла так сильно, что едкий аромат впивался в нос, слегка щипая его. В голове сразу пронеслись все моменты и воспоминания, связанные с Даней, заставляющие глаза слезиться, а улыбку растянуться по всему лицу. « — Не забивай себе голову, у него концерт, иди и оторвись, а уже только потом начинай ненавидеть себя и желать себе самой мучительной смерти в мире. „ — кладя свои вещи возле рюкзака Данилы, Лиза встает с дивана и направляется к сцене, найдя её по громким звукам. Вот она видит Кашина. Явно измотанный этим всем он не перестает прыгать и бегать по всей сцене, исполняя песни на пару с Мишей. Из колон лился минус песни «Я в 3D», под который они просто разносили публику. Любой человек, который даже не является фанатом творчества Данилы, всё равно бы начал подпевать и сходить с ума. Слишком сильная атмосфера для неопытных ребят.Я с детства грустный. Твоя идея была моей деконструкцией. Но кто я такой? Ты вообще не в курсе. В мусорке порылся — твоя первая экскурсия.
Он остался таким же. Всё тот же Даня Кашин, которого она когда-то считала лучшим другом, которого она так любит. Рыжий парень опять отдавался на полную, он никогда не жалел себя и не жалеет сейчас, а ещё он выбрал себе в лучшие подруги буквально худшего человека — Елизавету Неред, которой казалось, что вот-вот и всё, что так долго строилось их общими усилиями полетит к херам. Даже в их псевдо-дружбе Данила всё равно выкладывался все сто во всех смыслах, изображая для Лиза друга, а внутри любил её так же сильно, как и она его.Два дебила.
— Ребят, давайте чуть-чуть отдохнем, ибо это просто тотальный разъеб. Вы так зажигаете, пиздец! Вы просто ахуительная публика! — говорит Кашин, заходя за кулисы, чтобы взять бутылку воды. — Вы пиздатые! — отдав микрофон Ане, стоявшей у самого выхода на сцену, Даня проходит чуть дальше, где и была Лиза. В глазах полный шок. Просто шок. Ком в горле и все мысли сбиты с толку. Нет слов, нет мыслей, нет людей и нет ничего, кроме них. Они смотрят друг на друга глазами, которые были до верху наполнены волнением и страхом. Между ними повисло молчание, ведь у них не хватает слов, чтобы выразить то, что чувствуют они сейчас.«Всё вернется на круги своя. Если так должно быть так, то так оно и будет, чтобы ты не делал и как не бежал.»
— Я хотела бы тебе отдать твою толстовку, — держа в руках его вещь, произносит Лиза, стараясь начать разговор с чего-то. Какой бы ком не стоял в горле, надо уже ставить всё точки над і, поставив самую жирную в конце. Нельзя вечно бегать от чувств и от самих себя, они оба понимали это, но никак не были к этому готовы. Никто из них и знать — не знал, что всё произойдет так быстро и принять правильное решение будет так трудно. — Нужно было давно это сделать, но руки дошли почему-то только сейчас, — пожав плечами, говорит она, будто бы ничего и не происходило раньше, по-крайней мере она старалась это сделать. Но жуткий страх выдавала дрожь в голове и трясущиеся руки, на которых лежала одежда. — М, спасибо, — взяв толстовку, скромно благодарит Кашин, сделав большой вздох. — Ты как? — позабыв о ждущей его публике, спрашивает он, сжимая кофту между пальцев. Два дебила считают, что их любовь не взаимна и то, что они сейчас признаются в этом, разрушит их дружбу. Ими управляет страх и глупость, которая так свойственна для влюблённых людей. Когда в жизни человека появляется другой, который и забирает его сердце, заставляя неровно дышать к нему, то всё самое очевидное становится загадкой. Они не видят то, что находится прям у них перед носом. Так и Лиза с Даней, ни она, ни он так и не смогли понять, что смотрят они друг друга уже давным давно никак друзья, а нечто намного больше, что их прикосновения уже совсем не те и, что разговоры стали совершенно иными. Всё поменялось в их общении, но по каким-то причинам, которые были прозрачные, как стекло, и были видны для всех, кроме них, до них это не доходило.Два идиота. Два влюблённых идиота.
— Плохо, — кратко отвечает Елизавета, поджав губы. — Без тебя везде плохо, Дань, — опустив голову, Неред закрывает глаза, чтобы не дать слезам опять стекать по исхудавшему лицу. — Питер не тот, квартира не та. Всё не то. Без тебя в этом мире нет ничего, чтобы было для меня тем. Как бы ванильно это не звучало, противно и мерзко, но знаешь, когда тебя долго нет, то у меня трескается лицо напополам. Не могу без тебя, и хоть убей, ничего с этим сделать не могу. — усмехаясь собственной женской натуре, которую она так давно прятала, Лиза сжимает руки в кулак. — Ты, как надоедливая жвачка, Даня Кашин, прилип и, блядь, не отцепишь же. Как смола ебучая, меня окунули и всё, считай пиши — пропало. Я ненавижу тебя, пиздец как ненавижу, но эта ненависть никогда не выйдет за рамки этих слов. Я буду ненавидеть тебя вечно, потому что люблю точно так же, как и ненавижу. Так же сильно, всем сердцем и задницей. — Дура. — с каменным лицом, как будто ему так похуй на Лизу и на её чувства, Данила уходит. Просто разворачивается и уходит в сторону сцены, а внутри Неред всё просто рухнуло. Полетело в просторы Тартара, где уже не соберется, она разобьется вдребезги, на самые маленькие и крошечные кусочки, на которые только можно. Весь мир развалился в один момент. Маленькую девочку под именем Елизавета Неред уничтожили морально. В мире больше не такой души и, наверное, сердце вскоре перестанет биться, заставляя жизнь растекаться по телу.Это финишная прямая, где в конце пустота.
Лиза смотрит в спину Дане, который отдает толстовку девушке, чье имя Неред смутно помнит. В глазах уже нихрена не видно, а всё потому, что слёз в два раза больше, чем это было обычно. Сердце в щепки и, какая же она глупая, уже закапывает себя под тонны сырой земли. « — А чего ты хотела? Чего-нибудь хорошего? Ты реально думала, что в твоей жизни будет что-то, что не выйдет через задницу? Ну же, Лиз, это было очевидно. Ты просто слишком глупая и очень наивная, веришь до последнего, напрочь отказываясь верить в реальность. Либо всё, либо ничего. И ты получила ничего. Значит, с ничем ты и останешься. Всему приходит конец, а этот — твой. В этот вечер тебя просто убили, пушечный выстрел прямо в голову. Тебя уже не спасти, Лиза, это дело такое же неудачное, как и вся твоя жизнь. Можно даже не пробовать. » — опираясь на стенку, Лиза стягивает кепку с головы и, сделав глубокий вдох, делает шаг назад. — Помнишь, когда перед твоим отъездом в Москву, я сказал, что люблю тебя? — услышав его голос, Неред передернуло. Это иллюзия. Просто обыкновенная иллюзия. Выдумка её больной фантазии. — Лайзка, посмотри на меня, — взяв за подбородок, Кашин поднял её голову, стараясь не ударить об стену, когда до него доходит, что этот запой, эта пропажа и всё остальное из-за него. Он виной тому, что она плакала. — Так вот, за тот случай, я не врал тебе. Но когда ты убежала, то я уже думал, что это конец, что ты уйдешь и я смогу тебя забыть. Устроил этот ебучий тур, просто ради того, чтобы в моей жизни больше не было тебя и твоего имени, но, увы, всё случилось не так, как я хотел. С каждым днём я люблю тебя всё больше и от этого я загоняюсь все сильней. Это пиздец, Лиз. У меня какой-то сдвиг по фазе. Это уже больная любовь, она явно нездоровая. Нельзя так любить человека, как это делаю я. — По-моему, мы с тобой просто два долбоеба, Дань. Мы с тобой тупые. Да такие тупые, что это уже неисправимо. Финиш, блядь! Долбоебизм достиг апогея. — улыбаясь, Лиза утыкается в грудь Кашина. Счастье переполняет их полностью, что скоро перевалит за все свои рамки и они оба взорвутся о того, насколько они счастливые, насколько они рады. — Как убить любовь? — Нашу с тобой? — спрашивает Даня, проводя рукой по русым волосам, за которыми так скучал. — Никак. Она будет жить вечно, пусть так и не бывает. Убить любовь — значит, убить и нас с тобой. Этого нельзя сделать. — прижимая «подругу» сильней, Кашин закрывает глаза, улыбаясь. Ответа на вопрос о том, как убить любовь, не существует. Если это настоящая любовь, то она будет навсегда, а если нет — со временем пройдет. Она будет жить вечно, если любит сердце, если оно любит полностью и по-детски наивно. Вечно — это не три года, не неделю и не месяц. Вечно, пусть слово и короткое, но если оно в тандеме с любовью, то оно навсегда. Их любовь проверит время, а пока месть, это просто два дебила и идиота, которые любят друг друга, и в их головах не раз будет мелькать вопрос: « — А как убить любовь?», на что ответом будет: « — Никак, смирись. Мы связаны и если пиздец, то пиздец обоим.».