Deathbeds

У дракона три головы

Shake me into the night And I'm an easy lover Take me into the fight And I'm an easy brother And I'm on fire...

Я готов вам заявить прямо с порога, что это вам не крутая экшн история, где много драк, погонь и крови. Эта история даже не о школе, о которой вы знаете уж слишком мало. Это история обо мне, Леонардо Пьере Линдберге, моих проблемах, друзьях и прочей чепухе, так что если не хотите это видеть или читать — будьте добры свалить, потому что ваше нытье по теме "что это за сопли, я ожидал другого" я слушать не собираюсь. И, может, это банально и скучно, но это моя история и хер знает, почему я решил рассказать ее именно сейчас, даже не спрашивайте, но, читая это, помните у дракона три головы. Надеюсь, кто-то это заценит и, стоя когда-нибудь на моей могиле, скажет: — А неплохой был парень, этот Линдберг. В общем, поехали. Роюсь в интернете в поисках чего-то интересного, стряхивая пепел от сигареты прямо так, на пол, ведь один хуй убираться скоро. Никаких тебе домовых эльфов в своей комнате, жесткие дисциплины Дурмстранга. Даже взмахнуть палочкой нельзя спокойно. У магглов такие школы, как наша, кажется, называются военными, но маггловеденья у нас, слава Мерлину, нет, а изучать его меня никогда не тянуло, так что не могу сказать наверняка. В общем, уборка проводится только той херней, которая растет из жопы и по какой-то неведомой ошибке называется руками. И если в женском крыле все всегда чики-пуки, чистота-порядок и злая комендантша ходит и улыбается своей кривой, страшенной улыбкой, то наш мужик уже давно начал выпивать и просыпается раз в месяц, последний четверг, чтобы собрать волю в кулак и пройти по общежитию и проверить общагу на наличие дерьма и грязных носков в коридоре и комнатах. И так как, если этого самого мужика разозлить, он превращается в злую комендантшу и ходит каждый день, тыкая в каждую блядскую пылинку, даже если ты не любишь абсолютно всех представителей мужского пола в этой шараж-монтаж конторе, но живешь при этом в одной из комнат этого крыла — в последний четверг месяца твоя комната должна сиять. И если такого наблюдаться не будет, все резко вспомнят, что у Темной Магии есть не только теория. Но, в общем, до тех пор, по коридором могли не водиться, разве что, водяные черти, хотя и этого мы один раз выводили (разумеется, это была последняя среда месяца). А так как сегодня понедельник и впереди еще целых четыре дня, можно благоразумно забить болт. — Что роешь? — Рей, подобравшись, словно огромный жирный котяра, плюхается прямо так, в своем грязном шмоте на мою кровать, да было бы не похуй. Опять же, белье менять только в четверг. Позвольте представить, Рей Виндзор, выпускник десятого курса института Дурмстранг факультета Тюр, если перевести на ваш грешный язык — Воин, мой сосед по комнате, отпетый раздолбай и, определенно, лучший друг, с которым мы в первый же день нашего знакомства, набили друг другу хлебальники, но, в прочем, это заслуживает отдельной главы и когда-нибудь мы до нее обязательно дойдем. Наши с ним отношения тоже заслуживают главы, но об этом тоже позже. — Новости. В Хогвартсе опять какая-то хуйня происходит, твой Док бы там не ебнулась с башни вниз головой, — фыркаю и очередной раз стряхиваю пепел на ковролин, когда-то притащенный из деревушки, в которую все ходят, чтобы отдохнуть от суровой шведской школы. — Что-то я не видел такого, ты опять взломал сайт Министерства? — Да я тебя умоляю, там защита такая, что считай ее нет, — снова затягиваюсь, листая сайт, там было еще много всякой информации, которую, по большей мере, писал этот знаменитый герой всея мира, Гарри Поттер, по истории которого мы даже как-то сдавали экзамен. В общем, если посмотреть на даты, то складывалось впечатления, что он там работает двадцать четыре на семь. Интересно, у него вообще есть время на семью? Все же знают, что она есть. Не хотел бы я, чтобы всемирный герой был моим папашей, — тем более, есть в шотланских школах что-то… эстетическое. — Опять кого-то там нашел? Улыбаюсь уголками губ, выцепляя свой дребезжащих телефон из-под задницы этого пидора, который совершенно не смотрит, куда бы приложиться. Это работает не только с горизонтальными поверхностями, кстати, он по жизни немного отмороженный. Сначала меня это немного напрягало, а потом как-то я поймал себя на мысли, что мне резко стало похуй. — Может быть, — смотрю на экран и мимолетная улыбка тает. Видимо, я делаю лицо, как будто только что увидел ту самую комендантшу женского крыла без одежды, так что Рей переворачивается на живот и спрашивает: — Опять Фердинанд? — Да заебал. «Кинь свою школу, иди к нам в агентство». Урод. Я его два месяца назад послал куда подальше, а он все доебывается. Это лето выдалось тяжким. Если прошлым я еще кантовался у Рея и его семьи, которые охотно меня приняли, за что им большое спасибо, то этим я взял все в свои руки и решил, что все. Нахер. Хватит нахлебничать, пойду работать. А с моими повадками чистокровного мальчишки, который должен был стать лордом когда-нибудь в необозримом будущем и путешествием по хостелам Швеции почти без денег, я очень даже хорошо вписался в модельное агентство. Настолько хорошо, что когда я все разрулил и надо было бы возвращаться и закончить-таки школу, меня не хотели отпускать. Да и до сих пор трезвонят. — Может потому что у тебя зад красивый? Притворно удивляюсь, после чего хватаю из-под спины подушку и начинаю его дубасить. Рей смеется и начинает травить какие-то шутки по поводу моей ориентации, а я с видом оскорбленной женщины лет сорока, ору, что он хам и "вам надо бы промыть рот с мылом, молодой человек!", когда он говорит, что это в моем рту не хватает кое-чего... И вот тогда я чувствую, не избежать нам войны. Хорошо, что до своей кровати ему еще надо добраться и до этого момента, он успеет насладиться перьями из-под подушки, которые я затолкаю ему в зад. — Наверное, стоит заметить, что сколько бы мы не срались с Реем, мы все равно останемся лучшими друзьями. Мы можем не общаться все лето, но приехать в Дурмстранг и разложить по полочкам, что с нами случилось, при этом попивая медовуху и смеясь так, что это будет слышать пол-школы. Он просто есть. Я помню тот момент, когда пришел к нему курсе на четвертом. Он завалился после отработки и первое, что сделал — это плюхнулся на кровать лицом вниз, но я тоже был упрямым молодцем, так что я просто сел рядом и сказал. «Я гей». Я ожидал, что он посмотрит на меня, как на ебанавта, скажет, что мы больше не друзья, но... он просто попросил воды. Мне показалось, что он не расслышал и я объяснил ему еще раз, а она рыкнул на меня и сказал, что понял, но если я не дам ему воды, он сдохнет прямо тут. Ему было абсолютно поебать. Ровно, как и теперь. — Зачем ты мне все это рассказываешь? — Тони, кажется, так его зовут, переворачивается на живот, внимательно наблюдая за тем, как тлеет моя сигарета. Сбрасываю пепел прямо так, на пол. Как всегда делаю. Его задница молочно-белая под лунными лучами, и я ловлю себя на мысли, что я не против еще одного захода, чтобы впиться в нее, как в аппетитное яблочко. По виду ему лет пятнадцать, но это не мешало ему подмигивать мне пол-вечера, а потом показать, где находится его комната в этом захолустье, в которое я забрел чисто по ошибке из-за тупого навигатора, который решил провести меня по всем маггловским дорогам. Даже ни одного нормального трактира. — Потому что для тебя это не важно, — хмыкаю, подмечая, как сел мой голос за это лето. Затягиваюсь, — ты не знаешь, кто такой Рей, что за школа этот Дурмстранг. Тебе вообще поебать на все это. Признай, ты ведь просто фапаешь на мой голос. Тебя же это заводить, котенок? Он улыбается и урчит, как настоящий кот, а потом потягивается и я понимаю, что определенно, нам нужен второй раунд. Он такой глупый и наивный, что я вообще не понимаю, как его еще не расхватали на мясо дикари, что живут в этой дыре и единственные развлечения где — это пить и обливать грязью таких, как он. В прочем, возможно, что все еще впереди. В какой-то момент мне даже становится его жалко, и я думаю, чтобы взять его с собой, но тут же отметаю эту мысль. Совсем поехал головой от вечных переездов и одиночества. Остается только надеяться, что ему хватит мозгов не высовываться и перетерпеть это все до совершеннолетия, после чего свалить на все четыре стороны. Хотя, судя по его действиями, все же загнется он в этом болоте. М-да. Мальчишка подползает ко мне на кровати и делает вид, что хочет поцеловать, но останавливается в паре сантиметров. — Даже если и так, — он расплывается в какой-то странной, чарующей улыбке, которая может быть свойственна только тем, кто еще не вкусил его говна этого мира, и кажется, что небо голубое — потому что туда посрали пегасы, — но почему именно я? — А кто сказал, что это именно ты? — фыркаю и перекатываюсь на спину, этот любитель нежностей тут же устраивается у меня на груди и тянет губы к сигарете. Затягивается настолько неумело и по-детски, что это даже мило. Учится быть плохим мальчиком? Вряд ли ему это пойдет, но по этой теме я, пожалуй, даже прикушу язык, а такое бывает ой как нечасто, — я рассказываю многие факты о себе «своим мальчикам», как называет вас Рей. Вряд ли вы когда-нибудь соберетесь в каком-нибудь пабе и решите собрать всю информацию обо мне по кусочкам. А мне это помогает. — Чем? — устраивает подбородок на моей груди и смотрит своими невозможно-голубыми огромными глазами. Глазами, которым невозможно соврать и будучи даже таким циничным уебком как я, нельзя разрушить этот прекрасный мир из воздушных замков, который он себе построил. Задумываюсь над его вопросом и перевожу взгляд в белый потолок с облупившейся краской. Такой же старый, как и все в этом городке. — Помогает мне не забыть. — Что? Лениво перевожу взгляд на него, а он все смотрит на меня этим своим взглядом. Смотрит и практически не моргает. Ему бы в следователи. — О том, сколько на самом деле тараканов в моей голове. — А почему ты не можешь рассказать о них своему Рею? Хмыкаю. — А не много ли ты вопросов задаешь? — Я собираюсь стать журналистом, — и в голосе столько гордости, что хочется потягать его за щеку. Ух ты, мальчик, а когда его камеру сломают о коленку, он будет также гореть этим или все же очнется? — тем более, тебе все равно ничего не стоит это рассказать, завтра же ты все равно исчезнешь. — Мне вот интересно, — перевожу на него взгляд и, последний раз затянувшись, тушу сигарету о прикроватную тумбочку, — ты же, вроде как, не шлюха, что же ты со мной переспал? — Из-за твоего взгляда? — Киса, я, конечно, совратитель, но не до такой степени. — Нет. Ты сидел в том кафе, в углу. И выглядел... одиноко? Закусывает губу и отводит взгляд. — Все люди выглядят одиноко, дружок. — Нет. Такое ощущение, что ты вселенски одинок и никак не можешь залатать рану в своей душе. Будто ты потерян. На секунду задерживаю дыхание, но он этого не замечает. Пялится куда-то в стенку и думает о своем. А потом, в свойственной ему детской манере, улыбается и опять резко переводит тему. Будто бы и не было этой драматичной паузы и какой-то маленький человечек щелкнул тумблер в его пустой головушке: — Так почему ты ему не расскажешь? — Потому что он и так это все знает. Просто мне нужно иногда это… напоминать. Сковыривать корку от старой раны, чтобы она не затянулась до конца и не остался уродливый рубец. — Ты странный, Линдберг. — Да… — задумчиво смотрю куда-то в пространство, перебирая его вьющиеся волосы, после чего встряхиваю голову и смотрю на него, — ну что, готов ко второму заходу? Резко переворачиваю его, что кровать противно скрипит, а он вытягивает руки, упираясь мне в грудь. — Стой. Последний вопрос. — Ну? — Ты был когда-нибудь влюблен? По-настоящему? — Да. — Что случилось? — Ты говорил, что это последний вопрос, маленький лгун. — Fan! * Гортанно смеюсь. Потому что даже сейчас, ругаясь и обхватывая ногами мои бедра, он выглядит до невозможного мило. Невинно. Глупо? Может, я когда-то был таким же? — Он умер, — сам поражаюсь, как легко мне это далось. Когда-то я не мог просто связать эти два слова в предложение. Не мог произносить его имя. Не мог сказать, что будет завтра и как я смогу жить без него. Не мог представить своей жизни, например, через полтора года. Но вот он я. Сплю с очередным мальчишкой, едва ли зная его имя, и думаю, как бы проехать в город, название которого в Швеции скорее миф, нежели что-то, имеющее точку на карте в браузере. — Когда-нибудь ты найдешь свою любовь, Лео, — со свойственным юношам романтизмом говорит он, когда я уже наклоняюсь, чтобы поцеловать его. Улыбаюсь и последнее, что я произношу, чтобы не разрушить его маленький наивный мир — это: — Вряд ли, малыш. Это очень вряд ли. — Лео, блять, ты там сдох что ли? — Каллисто рычит, выкидывая свою очередную ментоловую сигарету прямо на проезжую часть, под колеса какого-то гонщика на мотоцикле, а я отвисаю. Надо же, не думал, что один взгляд в ясно-голубые глаза прохожего пробудит во мне такие воспоминания. На такого, вроде бы, ничем не примечательного мальчика-маггла из комнаты с облупившимся потолком. Наверное, и правда схожу с ума, какая досада. Смотрю на куртку, этого парня, на которой красуется маленькое пятно от моего кофе и виновато улыбаюсь: — Ursäkt. ** — Inget att oroa sig för. *** Он тоже мне улыбается и обходит, спеша куда-то в сторону станции порталов, чуть не попадая под машину. Рей кидает очередную шутку про то, что мне бы уже найти постоянного любовника, да за это получает лишь подзатыльник и даже не от меня. От той же Каллисто, которая возмущается, что если мы не успеет на корабль — придется плыть, а вода холодная, хотя она будет очень не против, если мы как-нибудь внезапно потеряемся и никто нас не найдет. Вульф фыркает и бурчит, что она очень добра. Никс строит ему рожу: "а ты вообще заткнись", пока Виндзор травит очередную тупейшую шутку. Смеюсь и догоняю их, на ходу отвечая очередной колкостью и предлагая и правда поторопиться. Рей строит рожу, а я отвечаю ему средним пальцем. В прочем, привет. Fan! * — черт! (шведское ругательство) Ursäkt. ** — прошу прощения (швед.) Inget att oroa sig för. *** — не о чем беспокоится (швед.)