ты заебал публично

В Ульяновске тепло. В Ульяновске время идёт на один час быстрее и это не влияет на и так сбитый режим. Юлик чувствует себя как в родной тарелке, вдыхает воздух полной грудью, ловит такси и затаскивает в него немного охуевшего Руслана. А вот Тушенцов хочет узнать, какого хуя он вообще забыл в этом городе. И когда он успел оказаться на поезде Питер-Ульяновск. И почему они не остались в Москве во время остановки. И когда его успели так жёстко наебать. Все эти мысли посещали Крейзи уже последние полчаса, как они вышли из душного Сапсана после двадцати с лишним часов езды, от которой хотелось уже блевать. Что за привычка у Юлика предупреждать обо всём на свете за пару минут до. У Руслана трясутся колени, сердце колотит будто при бесконечной беготне, а нервы сдают, что кажется сейчас и у него прядка окрасится в серебристый оттенок. Вот оно — знакомство с мамой твоей «подружки». Очень странное чувство, когда эта самая мама даже не подозревает об ориентации своего сучего сынка, которому в радость смотреть на вспотевшего Руслана, но не в этой опере уж точно. В более интимной, впрочем, в ближайшие три дня ему этого не светит. А вот Тушенцов уже подумывает на счёт месячного бойкота. Вот дверь, вот открывающая её рука Юлика, вот невероятно радостное лицо женщины средних лет с аккуратной прической, в фартуке и с очень сильными руками, которые готовы были задушить своими объятиями обоих парней, пусть одного из них она видит впервые. С затуманенным взглядом от шока Руслан подарил женщине букет хризантем с машинальным «Здравствуйте. Меня зовут Руслан. Я друг вашего сына.», что немного забеспокоило мать Онешко. С кивком на вопрос всё ли с другом нормально, скетчер тут же спросил про еду, и мама сразу же начала глаголить меню с таким лицом, будто они были в каком-то ресторане, проводя ребят на кухню, при этом заставив помыть руки. — Это что такое было? — скептично глядя на Руслана, спросил Юлик, мыля руки обоим, потому что, увы, Крейзи всё еще отходил от шока. — Я не знаю! — воскликнул Тушенцов, тут же прикрыв рот мыльной рукой, приделывая себе пузырчатые усы. — Бля… — прошипел он. Почувствовав, что его парень не может успокоиться, Юлий взял дело в свои губы, смешно и громко чмокая того, умудряясь не кривиться от горького мыла. Дверь приоткрылась, заставляя обоих отскочить. Одного — к раковине, другого — к крючку с полотенцем для рук. Онешко-старшая, мило улыбнувшись такой картине, показала на свой подбородок, пытаясь донести своему сыну, что надо бы научиться лучше скрывать «улики».