Клуб 7

      Вспоротая вена на бедре — отличный повод вспомнить, в каком ты дерьме. Ангулема не забывала, поняла это сразу же, лишь отмахиваясь от попыток себе помочь. Как только курвин сын вспорол ногу и боль прошила тело — она всё прекрасно поняла. Поняла, что осталось ей минут… семь? Семнадцать? А так уж это важно?       Какая ирония! Дядечка ведьмак вытащил её из петли, вцепился железной хваткой и вытянул с эшафота. Благодаря ему её голова сейчас — на её любимых и родных плечах. Ненадолго. А теперь, отдавая долг Геральту, её предназначение и судьба — помереть.       Перед глазами начинают плясать цветные мушки, а ноги подкашиваются при каждом шаге. Дышать становится тяжелее и Ангулема трясущимися руками вцепляется в воротник ведущей её девушки. Пожалуй, семнадцати минут у неё не будет, а вот семнадцать секунд — самое оно. Самое оно, чтобы понять, что всё в этой говняной жизни тебе возвращается. Зачата непонятно как и умрёт также. Как дерьмово жизнь прожила, так дерьмово с ней и расстанется. Есть в этом какая-то справедливость. Правда справедливость эта ей не нравится, но кто ж её спрашивает?       Ангулеме было семнадцать, когда она осела на каменный пол, со стоном чувствуя, как с бьющей из-под пальцев кровью уходит из её худого и слабого тела жизнь. Жизнь перед глазами не проносится, может потому что ей нечего вспоминать? Может потому, что не было у неё этой жизни-то?       В семь лет она последний раз видела свою мать, которая, поджав губы в отвратительную тонкую ниточку, бросила на неё презрительно-жалостливый взгляд и поспешила уйти, больше никогда не видеть её. Ангулема стёрла грязь со щеки кулаком и подумала тогда, что лучше не иметь матери, чем иметь в матерях такую противную курицу. Но даже это воспоминание для неё — неважная шелуха.       Важно то, что в свои семнадцать у неё были планы и надежды на то, что вот теперь-то она действительно заживёт. Что дядечка ведьмак за помощь ему поможет ей. Она наконец-то станет чем-то большим, чем просто Светлой из банды Соловья.       Не всем мечтам дано сбыться, а её имя вряд ли кто-то будет помнить после её смерти. Слишком мало она сделала для своих семнадцати. Слишком много она сделала для своих семнадцати. Пять. Шесть. Семь.       — Курва, я знала, что это станет самым прибыльным делом…