Клуб 7

      Это люди умирают, упав в пустоту или возносясь к собственным вспоминанием. Вампиры умирают иначе. Тем более такие — как он. Каждая кровь, каждая жертва огненным клеймом отпечатывается на его коже, вызывая дикую боль, намного сильнее чародейского огня. Возьмите всю боль, что чувствовали за свою жизнь — от обожжённых рук, от игл, от сломанных конечностей, потянутых сухожилий и слепите воедино.       Именно такую боль чувствует Регис в предсмертной агонии. И даже вспомнить за что и почему — не мог.       Не мог вспомнить, что, когда ему было всего ничего он, впервые напившись до потери рассудка, впервые занялся любовью с такой же хмельной вампиркой. Прямо там, не отходя далеко от выпитых бутылок — двоих молодожёнов, которых они осушили в ночи, не дав им до конца объявить о своём желании вступить в брак.       Не мог вспомнить, как на спор с лучшим другом осушил семь деревень за одну ночь и чуть не умер с перепоя. Видано ли — умереть вампиру с перепоя! Видано ли.       Не мог вспомнить, как на двести семнадцатый год своей жизни он решил завязать, а на двести двадцать седьмой — заняться полезным делом для этих слабых и маленьких существ, которые раньше были для него лишь поставщиками живительной влаги. За эти годы у него накопилось много опыта и этот опыт он мог применить на практике. Словно отчищая себя.       Не вспомнить, с каким призрением на него смотрела бывшая пассия, когда Регис оскалил клыки и рыкнул бывшим друзьям торговый обоз не трогать. «Почему это пойло стало тебе любимцами, Эмиель?»       А ему и самому не понять. Тем более, когда до смерти — окончательной, которая ждёт каждого, даже такого вампира как Эмиель Регис — осталось каких-то жалких секунд агонии. Семь. Так мало, чтобы прогнать в памяти всё и раскаяться. Так много, чтобы стерпеть ожигающий, убивающий жар.       Будь более подходящее время и место — Регис бы подивился иронии этого нумерологического числа. Но больше подходящего времени и места у него не будет. Жаль? Немного. Чуть-чуть.       Вампир кричит, застывая стеклянной статуей. Прожить двести шестьдесят семь лет, чтобы так погибнуть…       Может и есть тут какая-то ирония или очарование, но Регис этого не видит. Он цепляется за утекающее сознание и сдавленно хрипит остекленевшими лёгкими. Если повезёт, его мозг умрёт до того, как тело окончательно окаменеет, принося невыносимую болезненную пытку.       Двести шестьдесят семь лет. Прилично для ошибок и разочарований, для радостей и искуплений.       Седьмое мгновение истекает.       Повезло.